Об афганском движении «Талибан» написано много. Однако большинство работ не охватывают его начальный период и отношения с движением моджахедов, «Аль-Каидой» (запрещена в России) и пакистанской Межведомственной разведкой (МВР)
Мулла Омар, 1989 год, Сангисар[1]
Прежде чем перейти к его истории хотелось бы отметить, что Талибан это национальное движение северных пакистанских и южных афганских пуштунов, живущих в афганских провинциях Гильменд, Кандагар, Забуль, Газни и Пактика и пакистанском Балочистане.
Отвлекаясь от идеологической составляющей движения, оно берет свое начало в междоусобных конфликтах, возникших после падения правительства президента Демократической Республики Афганистан Наджибуллы весной 1992 года.
После падения центрального правительства страна погрузилась в хаос. В провинциях правили отмороженные бандиты. Уровень жизни резко упал, особенно сильно это почувствовали дехкане населяющие Южный Афганистан. Соперничающие банды перегораживали каждую дорогу вокруг Кандагара цепями. Они останавливали движение и налагали дань на каждого водителя за проезд через такой «цепной» КПП. Стоимость проезда колебалась от 20 до 2000 долларов в зависимости от груза и размера транспортного средства. Крестьянам стало невыгодно, а местами и опасно привозить товар на рынки Кандагара.
В основном бандитами командовали бывшие командиры моджахедов низшего звена, доходы которых резко упали после взятия силами Ахмад Шаха Масуда Кабула и концом союза различных группировок моджахедов. Сохранившиеся и ставшие автономными ячейки моджахедов были оставлены на самопрокорм. В этой неразберихе эти отрады соперничали с традиционными бандитами много лет зарабатывавшими поборами за проезд по контролируемому ими участку дороги.
К весне 1994 года международные транспортные компании использовавшие дорогу А1 пересекающую Афганистан с востока на запад также стали испытывать проблемы с перевозкой своих грузов. Помимо уплаты мзды за «поднятие цепи», участились случаи пропажи и грабежа фур. Только на 100-километровом участке дороги между Кандагаром и пакистанской границей было около 50 «цепных» КПП. Водители фур жаловались что общий размер платежей дорожным бандитам к моменту пересечения пакистанской границы часто превышал стоимость транспортируемого товара. Бандиты часто убивали непонравившихся им водителей даже если они полностью уплатили мзду.
Ситуация в Кандагаре весной 1994 года была немногим лучше. За власть в городе боролись группировки Устада Абдуллы Халима, Хаджи Ахмада и муллы Накиба. Эти командиры отличались особой жестокостью еще в период войны с армией ДРА. После падения центральной власти, их группировки постоянно боролись за контроль над городом и отдельными его районами. Одна из перестрелок в городе длилась 6 дней. Улицы были полны трупов, много магазинов было разграблено и сожжено. Иностранцы находившиеся в те дни в городе были вынуждены отсиживаться в зиндане местного полицейского управления. На 6-ой день боев местное население вышло на массовый протест. Демонстрация была остановлена на площади Дерваза бандой полевого командира Бару, который разогнал демонстрацию выстрелом из захваченного им танка убив и ранив несколько десятков человек[2].
Этот эпизод был кульминацией «топакияян» — периода в истории Афганистана известного как «время мужчин с оружием».
Всеобщий беспредел продолжаться долго не мог. За восстановление порядка взялись сразу несколько полевых командиров, одним из которых был воевавший с 1983 года, 27-летний мулла Абдул Салам Заеф, один из самых опытных и опасных полевых командиров. Заеф присоединился к моджахедам в 1983 году будучи студентом (учеником) в одном из многочисленных деобандийских медресе в Кандагаре. После вывода советских войск из ДРА в 1989 году он окончил медресе и получил место имама в маленькой деревенской мечети. После того как одного из его прихожан ограбили и избили средь бела дня на дороге недалеко от мечети Заефа, терпение имама закончилось. Он, вместе с проверенными полевыми командирами, Абдулом Кудусом и Недой Мохаммадом, приступил к созданию полуподпольной сети боевых ячеек опираясь вначале на проверенных бойцов «Хизб-е-Ислами». Заеф постепенно расширял свою сеть как за пределы своего географического региона так и за пределы контроля «Хизб-е-Ислами». Большинство привлеченных бойцов исповедовали деобандийский ислам, ставший основой формирующегося движения. Рекрутами в основном были либо выпускники медресе не нашедшие работу имамами или их помощниками или учащиеся старших курсов религиозных школ. На пуштунском языке они называются «талиб-ул-илм», что в буквальном переводе означает «тот который ищет знаний». По выпуску из медресе они как правило прибивались к известному доктору ислама и составляли ядро его последователей. Они также составляли основу преступной среды занимавшейся кражами и мелким разбоем для того чтобы обеспечить своего кумира и его мечеть. Во время войны 1979-1992 гг. большинство было ассимилировано в танзимы, однако некоторые сформировали свои небольшие подразделения которые уже тогда назывались талибаном. Их можно было легко узнать по черным или снежно белым тюрбанам как знак уважения спустившимся на землю ангелам, которые спасли Пророка Мухаммеда во время одной из битв за Мекку и Медину. Они отличались особой изобретательностью и нестандартными подходами к выполнению боевых заданий.
Однако выступление против недавних союзников, например, Салеха, Бару и Халима требовало не только хорошо организованной силы но и поддержки бывших полевых командиров сохранивших авторитет в этой среде. Заеф обратился к мулле Мохаммаду Омару вместе с которым воевал в 1980-е годы. Они вместе базировались в Сангисаре. Заеф спас Омара во время бомбардировки советской авиации в конце 1988 года, в результате которой мулла Омар потерял зрение в одном глазу.
В период Гражданской войны 1979-1990 гг. он был слишком консервативен и слишком религиозен чтобы выдвинутся на руководящие позиции в движении моджахедов. После окончания войны Мулла Омар вернулся на базу моджахедов в Сангисаре и превратил ее в деобандийский медресе.
Вместе с собой в последний день Рамадана 1994 года[3] Заеф привез к мулле Омару несколько друзей – полевых командиров. Мулла Омар ставший за день до этого отцом[4], собрал у себя дома местных имамов. Проведя Рамадан вместе с Заефом и его друзьями собравшиеся предложили Мулле Омару возглавить местную талибскую милицию, первоначальная цель которой была очень проста: разоружение бандитов и наведение порядка в Мейванде и Панжвайи — двух районах провинции Кандагар и «восстановление» там верховенства шариата как завещал Пророк Мухаммед.
Заеф предложил Мулле Омару возглавить реализацию плана по наведению порядка и восстановлению шариатского правопорядка. Очевидцы рассказывали, что Мулла Омар согласился не сразу но к утру следующего дня его согласие было получено.
Через шесть недель участники этого совещания собрались вновь вместе с приобретенными союзниками в маленькой полузаброшенной мечети в Сангисаре известной как «Белая Мечеть», чтобы обсудить создание «Талибана». На этом собрании Мулла Омар получил связанную присягу (бейят) от всех присутствующих. Никаких документов не подписывалось, поскольку никто не видел в этом необходимости. Название движения также не обсуждалось поскольку все присутствующие уже были талибами (самому младшему было чуть больше 20 лет).
«Талибан» начал с традиционного для Афганистана способа привлечения средств – на дороге возле местечка Хаз-и-Мидат был оборудован первый вполне профессиональный блокпост. Заеф много лет спустя вспоминал, что у них была «пара паршивых китайских Калашниковых» и 10000 афгани (стоимость ужина небольшой кампании в приличном кабульском ресторане тех лет). Единственным средством передвижения был советский мотоцикл «Урал» с коляской прозванный «танком ислама». Подразделение «Талибана» на этом блокпосту отличалось от остальных хорошими отношениями с местным населением[5], уважительным отношением к водителям проезжавшим через блокпост и вполне умеренным размером мзды. Именно соблюдение шариата, уважительное отношение к населению и разумное обращение с проезжающими через блокпост позволило привлечь в ряды «Талибана» более 400 новых бойцов всего за несколько дней. Это позволило в кратчайшие сроки захватить контроль над ближайшими блокпостами которые принадлежали бывшему полевому командиру моджахедов Дару Хану. Банды Пир Мухаммеда и Якут Бисмиллы убежали с дороги без боя. Банда Салеха, терроризировавшая всю провинцию была разгромлена в нескольких боях, сам Салех пойман и казнен. «Талибан» не особо церемонился с пойманными бандитами. Некоторых линчевали, некоторых вешали вдоль дороги с запиханными в рот деньгами.
Установив контроль над Майвандом и Панжвайи, 12 октября 1994 года 200 талибов ворвались в центр Спин Болдака на границе с Пакистаном. Им потребовалось около получаса чтобы взять этот стратегический город и таможенный пункт под свой контроль, отбив у их муллы Ахтара Яна, командовавшего гарнизоном «Хизб-и-Ислами», контролировавшего Спин Болдак. Это стало крайне неприятным сюрпризом для командования «Хизб-и-Ислами» и ее лидера Гульбеддина Хекматияра недавно ставшего премьер-министром. Массовый переход боевиков «Хизб-и-Ислами» в «Талибан» послужило сигналом лидерам группировок, контролировавших различные населённые пункты, дороги и районы провинции Кандагар. С середины 1980-х годов они научились считывать ранние признаки смены власти и присоединяться к побеждающей стороне. После того как мулла Накиб, вождь влиятельного племени Аликозай, присоединился к Мулле Омару и отдал в распоряжение «Талибана» свою базу и склады тяжелого вооружения (в том числе около 200 Т-54 разных модификаций и технического состояния) в Хинду Котай, вопрос о контроле над городом и провинцией Кандагар решился 5 ноября 1994 года после 4 дней боев средней интенсивности в которых погибло 50 человек с обеих сторон.
Захват «Талибаном» провинции Кандагар привлек внимание не только всего Афганистана, но и пуштунов в Пакистане и, что важно МВР. В конце ноября 1994 года Заеф, Мулла Омар, мулла Накиб и еще три командира «Талибана» провели ряд встреч с генералом Насраллой Бабаром, генералом Хамидом Гюлем, бригадиром Амиром Султаном Тараром (позывной «полковник Имам») в Пешаваре. Были достигнуты принципиальные договорённости о сотрудничестве МВР и афганского «Талибана». Первым результатом договоренностей стал трёхтысячный отряд пуштунов сформированный МВР из афганских беженцев, живших в нескольких лагерях расположенных вокруг Пешавара и вошедший в Кандагар 1 января 1994 года в сопровождении колонны грузовиков с запасом боеприпасов, топлива и запчастей для «Талибана».
В начале зимы 1995 года представительство «Талибана» открылось в Пешаваре. Вначале оно располагалось в неприметном здании на улице Old Bara Road. Основной задачей представительства была связь с МВР, чем обуславливался и выбор места для представительства – на границе аэропорта Бача Хан, что позволяло практически незаметно перемещать людей и технику между самолетами и перевалочным пунктом «Талибана» оборудованном в лесополосе вдоль той же улицы. Перемещение происходило через ворота дороги по периметру аэропорта возле торца полосы с курса 350. До 1997 года представительство возглавлял Амруддин Куб, один из ближайших соратников Муллы Омара и выпускник его медресе.
Поддержка афганского «Талибана» решала две проблемы стоявшие перед МВР.
Во-первых, это позволило решить проблему афганских беженцев, ставшими источником роста преступности вокруг Пешавара. 1,4 млн афганских беженцев стали головной болью всей правоохранительной системы Пакистана. Переподчинение их афганскому «Талибану» с его строгой дисциплиной позволило сбить волну преступности, значительно уменьшить финансовую и логистическую нагрузку на власти провинции и создать резерв боевиков «Талибана», который уйдет сражаться за пределы Пакистана и таким образом уменьшить боевой потенциал пакистанского «Талибана», основной задачей которого было уничтожение правящего режима.
Во-вторых, приведение к власти в Кабуле дружественной Пакистану силы позволило бы уменьшить индийское влияние на Афганистан и избежать окружения Индией спорных территорий в Джамму и Кашмире. Страх окружения этих территорий был не безосновательным – Индия тратила около 700 млн на программы помощи (в том числе военной) правительству президента Бурхануддина Раббани. Если в Кабуле появится консервативное деобандийское правительство возможность появления индийских формирований на западной границе спорных территорий будет исключена. В случае наличия дружественного правительства в Кабуле у Пакистана появляется «стратегическая глубина», дающая, в крайнем случае, пакистанским силам возможность развернуть партизанское движение против индийских сил.
По крайней мере на первом этапе поддержки «Талибана» (1995-1999 гг.), руководству МВР казалось, что эти две цели достигнуты. В начале операции по поддержке кампании «Талибана» по захвату власти в Афганистане МВР не могла предполагать ни союза «Талибана» с «Аль-Каидой», ни развала американо-пакистанских отношений, ни второй ни третьей волн беженцев в 2004-2005 и в 2021-2022 гг., ни распространения идеологии «Талибана» через дырявую «Линию Дюранда», ни резкого усиления пакистанского «Талибана» и возникновения нескольких радикальных групп и движений (например «Азиатских тигров» похитивших в 2010 году бригадира Султан Тарара или «Техрик-е-Талибан Пакистан»).
К лету 1996 года «Талибан» контролировал большинство южных провинций Афганистана от Гильменда на западе до Пактии и Хоста на востоке. В Американском клубе в Пешаваре все разговоры крутились вокруг шансов войск Муллы Омара захватить Кабул. Было удивительно наблюдать, как либеральная, политически правильная община иностранных специалистов заточенная на гендерное равенство не только не осуждала возмутительное отношение «Талибана» к женщинам и девочкам, отменившего всякое обучение женщин в конце 1995 года, так ошарашившее Детский Фонд ООН, но и искренне восхищавшаяся способностью «Талибана» быстро и эффективно навести порядок на подконтрольных территориях. У заезжей делегации специалистов-нефтяников занятой в переговорах по строительству газопровода TAPI[6] сложилось устойчивое впечатление о том, что разношерстная западная община консультантов, НКО, журналистов, представителей нескольких международных организаций и лиц неопределенного рода занятий коих всегда достаточно в международных клубах в любой развивающейся стране считали хиджаб и паранджу новыми символами свободы и демократии. Очень популярным стало мнение о том, что «Талибан» это новая страница в отношениях Запада и Афганистана способная создать в стране современное прогрессивное демократическое государство. Нельзя сказать что это были беспочвенные фантазии. Обстановка в приграничных районах стабилизировалась, «Талибан» открыл движение по дорогам, оживилась торговля, а работа различных благотворительных организаций стала более безопасной и легкой. Жесткое обращение с женщинами западная община в Пешаваре списывала на местные пуштунские обычаи и традиции.
Идеологическую основу «Талибана» составляет смесь кодекса пуштунов «Пуштунвали» и деобандийской школы суннитского ислама. Это хорошо заметно в отношении «Талибана» к музыке. «Талибан» считал (и видимо считает до сих пор), что музыка под которую танцуют женщины греховна. В тоже время музыка под которую танцуют мальчики разрешена. В этом проявляется симбиоз «Пуштунвали» и деобандизма. История особой роли мальчиков в афганских войнах гораздо старше ислама. Мальчики до достижения половой зрелости выполняют самые разнообразные функции при талибах от сексуального удовлетворения бойцов до чистки оружия, приготовления пищи и иного обслуживания боевиков в полевых условиях.
Этой традиции около 800 лет. Она родилась когда пуштунские бойцы в XIII веке начали объединятся в отряды и оставляли жен на длительное время в кишлаках. Пуштунские отряды поставили за пять веков под свой контроль большую часть Северной Индии, но объединились в единое государство только в XVIII веке, когда кандагарская династия Хотаки после небольшой но успешной войны с персами, завоевали афганский трон на 300 лет. Все правители Афганистана были пуштунами. Остальное население считалось пуштунами незваными гостями, а значит людьми второго сорта. Таджики (27% населения современного Афганистана) навсегда остались в сознании пуштунов союзниками персов. Наибольшей дискриминации подвергались хазарейцы (9%), считавшиеся потомками монголов и побежденными завоевателями. Пуштуны к узбекам (около 18%) относились как к северным примитивным кочевникам осевшим на границах исконно пуштунских земель. Даже современное название страны (появившееся в 1919 году) происходит от персидского искажения названия одного из пуштунских племён — «афгани» («ашвака» на пуштунском).
Пуштуны являясь самой большой этнической группой (42%) сохранили племенную организацию с более чем 400 кланами и племенами. Они гордятся тем, что они самое большое племенное общество в мире. Это очень важно для понимания корней и происхождения «Талибана» и пуштунов в целом. Консервативная школа ислама деобандизм имеющая в основе разновидность религиозного вождизма хорошо наложились и на племенную организацию пуштунского общества с его строгим отношением к семье и внебрачным отношениям, обязанностью защищать племенные «зар, зан и замиин» (золото, женщин и землю) и на «Пуштунвали», где слово вождя и/или командира (также как слово муллы есть выражение воли божьей в деобандизме) считается абсолютным законом.
Исходя из пуштунского отношения к Афганистану и идеологии «Талибана» поход на Кабул после установления контроля над южными провинциями было для Муллы Омара обязательной следующей задачей. Падение 11 сентября 1996 года Джелалабада открыло ворота на Кабул. Бывший губернатор и крупный наркодилер Хаджи Абдул Кадир сбежал в Пакистан, а немногочисленный гарнизон сдался без боя. Таджикские формирования Ахмад Шах Масуда сумели занять позиции на дороге в Кабул в 50 километрах к востоку от города на границе небольшого торгового города (или большого кишлака) Сароби. Мулла Бор Ян командовавший бригадой талибов набрал шахидов, которые на джипах врывались один за одним на минное поле взрывались на нём, тем самым расчищая проход. Пуштунская легенда гласит что на этих джипах было до 30 бойцов спешивших в рай и распевавших молитвы и религиозные гимны по дороге[7]. Такого не видел даже привыкший ко всему Афганистан. У моджахедов не было традиции самопожертвования даже в разгар войны с Советским Союзом. С чисто военной точки зрения массовый самоподрыв у Сароби не имел смысла и был чрезмерным расходом личного состава.
Однако эта самоубийственная тактика сработала – Кабул пал через две недели. Даже самые опытные и закаленные бойцы «Хизб-и-Ислами» не смогли справиться с этим уровнем религиозного фанатизма и полного отсутствия даже минимального инстинкта самосохранения у бойцов «Талибана». 26 сентября 1996 года «Талибан» взяв Кабул распространил свою власть на всю страну, за исключением нескольких северных провинций. Надежды завсегдатаев Американского клуба в Пешавара на то, что «Талибан» откроет новую, светлую эру в истории Афганистана, были убиты 27 сентября 1996 года. В этот день отряд «Талибана» нарушив все нормы и обычаи дипломатии и межгосударственного общения ворвался на территорию представительства ООН, захватил скрывавшегося там с 1992 года Мохаммада Наджибуллу и после жесточайших пыток и издевательств повесил его труп на фонарном столбе засунув его гениталии ему в рот. Эта зверская казнь не только показала истинное лицо движения основного на благородной идее восстановления порядка и благосостояния, но и вызвала первую волну массовой эмиграции.
Жестокость талибов объясняется также тем, что большинство бойцов «Талибана» принадлежало к поколению выросшему в период Гражданской войны 1979-1992 года. Как собственно Гражданская так и война с ограниченным контингентом советских войск отличалась крайней жестокостью. Все мужчины которым было меньше 21 года в 1996 году выросли на войне и ничего кроме неё не знали. Для них нищета, жестокость, ранняя насильственная смерть, отсутствие постоянного места жительства стали извращенной нормальной реальностью. Кроме того, в рядах «Талибана» воевало много сирот. В исламе сироты занимают отдельное почетное место, поскольку пророк Мухаммед был сиротой. От командиров «Талибана» можно было часто слышать шутку о том, что первым талибом был воспитавший пророка его дядя Абу Талиб. Большое количество мальчиков-сирот, оказавшихся в лагерях беженцев в Пакистане было отдано на воспитание и обучение в деобандийские медресе, оказавшимися единственными учреждениями хоть отчасти способными заменить им семью. Именно эти медресе стали инкубатором бойцов «Талибана». Заучивание Корана на оригинальном староарабском языке приучает к внутренней дисциплине, позволяющей наставникам медресе жестко регулировать все аспекты жизни учеников. Обучение и воспитание учеников начинается в деобандийских медресе с 4 лет. В наиболее консервативных медресе младшие ученики пристегиваются к партам небольшой цепью позволяющей ученику выйти к доске от своей парты. С 1900 по 1994 год приверженцы деобандизма издали почти четверть миллиона фетв, регулирующих каждый аспект жизни верующего. Это больше, чем у любой другой школы ислама. Эти фетвы или просто цитаты Корана или основаны на признанных деобандистами хадисах и также считаются прямым выражением воли Аллаха. Если ученик нарушает любую фетву его ожидает либо наказание палками либо лишение пансиона и возвращение на улицу где он должен искать прокормление себе сам.
К началу 1990-х эти мальчики стали жестокими и дисциплинированными бойцами преданными своим командирам и не умеющим ничего кроме как воевать. Они хорошо знают Коран, живут по его заповедям и очень подозрительно относятся ко всему что за стенами их родных медресе. На тренировочной базе возле Пешаварского аэропорта в период активной подготовки бойцов для захвата Кабула нередко вспыхивали стычки между выпускниками разных медресе. Предметом спора нередко было различия в толковании разных фетв учителями разных медресе.
Особенно подозрительно эти подросшие мальчики относились к женщинам. Некоторые из них до вступления в боевые отряды «Талибана» женщин не видели вообще. Воспитываясь без балансирующего влияния женщин и вне семьи и обычной для каждого ребенка среды обитания, они получали очень однобокое, упрощенное мировоззрение в котором все мирское рассматривается не более как необходимое зло для обслуживание потребностей учителей и учеников. Неудивительно, что эти подросшие мальчики воевали как роботы. Можно с уверенностью утверждать, что первый (1993-2003 гг.) Талибан был первой в мире армией сирот. Яркой иллюстрацией этого является закрытие гигантской мечети и медресе Дар-у-Улоом Хаггания в Пешаваре ее имамом Сами-уль-Хаггом и отсылка всех 8000 учеников в качестве подкрепления мулле Заефу сражавшемуся с Северным альянсом в Пандшере.
Вообще медресе занимают особое место в истории становления, успехов и борьбы «Талибана» за контроль над Афганистаном. Если в 1947 году в Пакистане было всего 137 медресе, в Афганистане – 22, из которых не более 10 принадлежали к деобандийской школе, то к 2000 году в Пакистане количество медресе превысило 10000[8], в Афганистане – 4310[9]. Более 80% пакистанских медресе проповедуют деобандизм. В Афганистане едва ли остались медресе других школ ислама. К середине 80-х годов ХХ века в деобандийстких медресе Пакистана училось почти 600 тысяч мальчиков, более половины из них были пуштунами. Эти мальчики стали «мобилизационным потенциалом» афганского «Талибана», что в два раза превышает размер афганской армии при президенте Гани. Роль деобандийских медресе в подготовке исламских радикалов стала настолько очевидной, что в 2013 году одно из самых больших пакистанских деобандийских медресе – Ганж в Пешаваре была признано террористической организацией в США[10].
Несмотря на отличную организацию и фанатизм, после захвата Кабула, «Талибан» не смог сразу установить контроль над всей страной. Силы Северного альянса (таджики, узбеки и хазарейцы) продолжали удерживать ряд северных провинций с неофициальной столицей в Мазари-Шарифе. Взятие Мазари-Шарифа с его «Голубой мечетью» и усыпальницей зятя Пророка имело большое как практическое так и символическое значение для сил Муллы Омара.
Однако прежде чем организовать наступление на Северный альянс, «Талибану» пришлось решать неожиданную для себя проблему.
«Талибан», кроме всего прочего, начинался как глубоко ортодоксальное движение сельских пуштунов. Их образ жизни в начале 90-х годов ХХ века мало изменился по сравнению с тем каким он был последние 300 с чем-то лет. Талибы до 1994 года редко выходили за границы обитания своих общин и племен и практически не контактировали с другими этносами населяющими Афганистан. Сохранение этнической чистоты (хевад) и защита пуштунской культуры (дод-пасбани) являются важными составляющими частями «пуштунвали».
Войдя в Кабул «Талибан» столкнулся с абсолютно чуждым ему и «Пуштунвали» мировоззрением, культурой и обществом. Музыка, телевидение, положение женщин, изображение людей на рекламных баннерах, манекены в витринах и прочие проявления немусульманской культуры расценивались «Талибаном» как опасность для хевада и дод-пасбани. Одного этого было достаточно, чтобы Мулла Омар издал указ о запрете телевидения, изъятии телевизоров, запрете музыки, запрете изображений людей и строгом соблюдении норм шариата регулирующих положение женщин. Новый губернатор Кабула в служебном рвении приказал водрузить разбитые телевизоры обмотанные магнитофонными пленками на въезде в Кабул рядом с эмблемой города. Это впрочем неудивительно – самыми популярными телевизионными программами в Афганистане в то время были самые разнообразные индийские фильмы и сериалы в которых полуобнаженные женщины исполняли, с точки зрения пуштунов, абсолютно неприемлемые танцы. Это был самый откровенный и наглый вызов устоям пуштунского общества и грубейшее нарушение «Пуштунвали». Этот вызов необходимо было устранить немедленно.
К тому же, как и США в 2002 г. в ходе подготовки вторжения в Ирак, «Талибан» не имел ни представления о том как управлять государством ни каких либо планов по устройству Афганистана после захвата власти. Первоначально, по признанию нескольких видных деятелей движения[11] они не собирались формировать правительство. Изначально «Талибан» намеревался путём переговоров привести к власти правительство, которое обеспечит строгое соблюдение норм шариата в толковании деобандизма, а талибы удалятся в Кандагар и будут оттуда наблюдать за «поведением правительства» (د حکومت چلند).
Руководство «Талибана» до 1997 года ни разу не посещало Кабул, который к началу 1990-х годов превратился в быстрорастущий, самый прогрессивный мультинациональный, мультикультурный и самый толерантный город в стране[12].
Население Кабула было преимущественно таджикским. Пуштуны составляли около четверти жителей столицы. Город медленно вестернизировался с 20-х годов ХХ века, когда реформатор, шах Аманулла, не только завез в столицу первые автомобили, но и ввел смешанные школы, принял конституцию закрепившую равные права женщин и мужчин и создал первое подобие системы здравоохранения. Он также сделал ношение паранджы необязательным и обязал мужчин одеваться в Кабуле по-европейски, включая европейские шляпы и кепки.
Для «Талибана» образ жизни кабульцев, их любовь к музыке и цветам стало проклятием и ересью, которую необходимо выкорчевать любыми способами. Жестокость «армии мальчиков» и их пренебрежение к человеческой жизни привели к массовым казням, резне и публичным наказаниям кабульцев замеченных талибскими патрулями в малейшем отступлении от норм Корана и декретов Муллы Омара, ставшего не только верховным предводителем талибов но и их духовным лидером и наставником.
Мулла Омар не любил Кабул и посетил его только дважды. После взятия столицы, он удалился в Кандагар создав 27 сентября 1995 года совет из 6 человек под руководством муллы Мохаммада Раббани, ставшего «по совместительству» президентом Исламского Государства Афганистан[13]. Раббани был опытным командиром моджахедов, имевшим хороший боевой опыт еще в войне против СССР. Он командовал одним из подразделений атаковавших Спин Болдак и быстро продвинулся в иерархии быстрорастущего «Талибана», став одним из ближайших последователей и союзников Муллы Омара. В личном общении Раббани был уважителен к собеседнику немногословен, внимателен и стремился вникнуть в детали и понять суть обсуждаемого вопроса. Он считался экспертом по хадисам и был уважаем улемом. Возглавив «совет 6-ти», Раббани сохранил контроль над столицей за собой. Он очень боялся потерять Кабул, контроль над которым показывал миру, помимо всего прочего, кто хозяин в стране.
28 сентября 1996 Мулла Раббани создает печально известную полицию нравов (Департамент защиты добродетели и искоренения греха) и назначает ее руководителем Рафиллу Муаззина прославившегося не только своей запредельной жестокостью но и приказами вошедшими в фольклор абсурда. Так 29 сентября были запрещены «британские и американские прически», танцы на свадьбах и игра на барабанах. Это в дополнение и во исполнение указов Муллы Омара об обязательном ношении паранджы, раздельном проживании мужчин и женщин дома и запрете на обучение девочек. 30 сентября Муаззин запретил шахматы, игру в карты и петушиные бои, объявив все это азартными играми отвлекающими население от молитв, изучения Корана и посещения мечетей. Одновременно портным было запрещено снимать мерки с женщин. 1 октября женщинам было запрещено работать, стирать одежду в реках протекающих через Кабул, заниматься спортом, использовать лак для ногтей и носить «скрипящие туфли».
Для контроля за соблюдением своих приказов и указов Муллы Омара Муаззин не только использовал радио (кабульская станция «Радио шариат»), но и создал религиозную инспекцию поставив садиста маулави Балиха в ее главе. Несмотря на титул «маулави» (старший мулла) Иньятулла Балих был карьерным бюрократом, карьера которого в кабульской городской администрации началась еще при президенте Наджибулле. На встречах с иностранными специалистами работавшими по проекту TAРI и сотрудниками иностранных и международных агентств в середине октября 1996 гола Балих заявил, что с пойманными на нарушениями указов Муллы Омара и Муаззина он и его люди могут делать все что угодно, вплоть до убийства или лишения конечностей.
Испекция Балиха производила проверки на улицах измеряя длину бород, чистоту тела (поскольку чистота это признак истинного мусульманина) в том числе от волос в том числе в интимных местах – ведь Пророк завещал брить все лобковые волосы. Инспекция не обращала внимания даже на национальность задержанных и настаивала на проверке даже иностранцев остававшихся в Кабуле. Одним из наиболее возмутительных случаев стала попытка проверки делегации Комиссара ООН по правам человека г-жи Бонино при попытке посетить детскую клинику имени Индиры Ганди в Кабуле. При отказе подчиниться вся делегация и сопровождавшие ее западные корреспонденты была арестована. Только личное вмешательство муллы Раббани убедило Балиха отпустить делегацию.
Массовый террор в Кабуле был, в том числе признаком неуверенности «Талибана» в своих силах и способности победить Северный альянс. Раббани не был уверен ни в квалификации ни в верности бойцов которые присоединились к «Талибану» в первые 7-8 месяцев 1996 года. Поэтому кабульский террор был, в том числе, и наглядной демонстрацией «армии мальчиков» что их ждет в случае неповиновения. Для реорганизации и дообучения сил и подготовки наступления на Мазари-Шариф Раббани нужна была передышка. Поэтому он предложил начать мирные переговоры с Северным альянсом при посредничестве ООН. Он согласился на прекращение огня, отвел тяжелые вооружения от столицы, и по всем признакам был готов к заключению мира, cозыву большой джирги (Верховного собрания), и созданию конституционного совета для подготовки конституции закрепившей бы верховенство Корана как единственного источника права в Афганистане. Мулла Омар счел эти предложения капитуляцией и отказал мулле Раббани в благословении на переговоры с ООН и Северным альянсом.
Никто не может сказать по чьему приказу был сделан ракетный залп по Мазари-Шарифу в ночь с 4 на 5 октября 1996 года. Этот залп не только означал начало наступления «Талибана» на силы Северного альянса по всей линии боевого соприкосновения, но и фактически превратил «Талибан» из реформаторов и освободителей от хаоса и безвластия в одну из группировок воюющих за власть и ресурсы страны.
[1] Фотография сделана Кловис Мит-Бейкером, сотрудником МИ-6, в конце 1989 года, когда Омар (Мохаммад Омар еще не был муллой) вышел из госпиталя. Впоследствии она попала в публичный доступ. Кроме этого фото существует еще одна фотография Муллы Омара сделанная в конце 1995 года во время торжественной церемонии возложения на него сана Амира аль-Муминина, главнокомандующего верующими и возложения на него робы Пророка Муххамеда. Роба Пророка считается является одной из самых почитаемых святынь мусульманского мира и храниться в одной из центральных мечетей в Кандагаре.
[2] Личные наблюдения автора – точное количество жертв до сих пор не установлено
[3] 10 апреля 1994 года
[4] Его сын, на дату подготовки этого материала мулла Якуб является одним из высших руководителем Афганистана
[5] Талибы делились с местными жителями деньгами в обмен на снабжение продовольствием, всем необходимым, охрану и уважительное отношение
[6] Проект начался в 1995 году и предполагал строительство двух ниток газопровода из Туркменистана в Индию через Афганистан и Пакистан
[7] Судя по публично доступной информации, похожую тактику применяют ВСУ для преодоления первой линии обороны ВС РФ в текущем конфликте на Украине.
[8] Масуда Бано,, Beyond Politics: The Reality of a Deobandi Madrasa in Pakistan, Journal of Islamic Studies, Vol. 18, No. 1 (January 2007), pp. 43-68 (26 pages), Oxford University Press,
[9] Gardezi, H.N., Jihadi Islam: The last straw on the Camel of Pakistan’s national unity, a paper presented at a conference organised by the World Sindhi Institute, Washington DC, 20 May 2000. После свержения «Талибана» в 2003 году, правительство президента Хамида Карзая начало перерегистрацию медресе чтобы закрыть наиболее радикальные из них. К 2007 году только 337 медресе прошли перерегистрацию. Остальные или ушли в полуподполье или переместились в Пакистан.
[10] https://www.ft.com/content/d807f15a-7db0-11e5-98fb-5a6d4728f74e В этой статье есть более поздняя оценка количества деобандийских медресе в Пакистане – более 24000.
[11] Некоторые из которых до сих пор занимают руководящие посты в нынешней администрации «Талибана». Имена автору известны но по соображениям личной безопасности в статье не упоминаются.
[12] Кабул, уличная фотография 1991 года
[13] Название Афганистана с апреля 1992 года по декабрь 2001 года.