Турецкая Республика приняла на вооружение новую военно-морскую стратегию возвращения в мировой океан. Частью этой стратегии является уже известная в отечественном информационном пространстве идея о «Синей родине» — спорном пространстве Восточного Средиземного моря, за которое развернулась борьба между Грецией и Республикой Кипр с одной стороны и Турцией и Турецкой Республикой Северного Кипра (частично признанное государство – И.С.) – с другой стороны.
В свежем выпуске журнала Insight Turkey, который публикуется Фондом политических, экономических и социальных исследований Турции (SETAV) вышла знаковая статья, посвященная эволюции и современному состоянию турецкой военно-морской мысли. Статья вышла под заголовком: «От геополитической тревоги к напористой позиции: историческая конструкция и трансформация военно-морской стратегии Турции».
Под заголовком статьи значится:
«В этой статье прослеживается эволюция военно-морской стратегии Турции от оборонительной прибрежной концепции к напористой в более широкой геополитической перспективе. Сдвиг начался во время кипрского кризиса 1960-х годов и стал возможен благодаря желанию ВМФ вернуться в море. Стратегия «К открытому морю» 1990-х годов и развитие турецкой оборонной промышленности в 2000-х годах под руководством правительства ПСР (Партии справедливости и развития – И.С.) еще больше способствовали этому сдвигу. К 2015 году ВМФ стал более активным и был мобилизован в рамках комплексной стратегической переориентации, отражающей его расширившуюся роль за пределами береговой обороны. Здесь (в материале – И.С.) рассматриваются различные контекстуальные факторы, которые повлияли на трансформацию военно-морских сил Турции, включая внутри институциональный контекст турецких вооруженных сил, дискурсивный контекст доминирующих геополитических нарративов и геостратегический контекст, касающийся реализации турецкой военно-морской стратегии. Основная цель статьи — внести свой вклад в существующую литературу по военно-морской стратегии Турции, опираясь на первоисточники, которые еще не были полностью изучены».
Заметим, что вопрос развития турецкой военно-морской мысли имеет большую значимость для России, которая ведет с Турцией конкуренцию за доминирующее положение в Черном море и стремится закрепиться в Восточном Средиземном море. С этой точки зрения, полезно ознакомиться с материалом и прокомментировать его максимально полно.
Введение материала:
«Историческая трансформация военно-морской стратегии и военно-морских сил Турции представляет собой важнейший аспект развития и геополитического позиционирования страны, который часто недостаточно представлен в академических исследованиях.
В то время как исследования внешней политики привлекли значительное внимание при анализе глобальных взаимодействий и дипломатических маневров Турции с исторической точки зрения, роль и эволюция ВМС Турции дают уникальное представление о стратегической культуре и динамике безопасности страны. Сложная ткань военно-морской истории Турции запутанно переплетена с элементами стратегической культуры, институционального развития и геополитическими сдвигами в стратегическом ландшафте Турции на протяжении истории.
От первых встреч с Византийской империей в 11 веке до ее современной роли в качестве значительной военно-морской державы, путешествие Турции по морям было убедительным повествованием об адаптации, трансформации и стратегической переориентации.
В центре этого повествования стоит Чака-бей, дальновидный основатель турецкого флота, чья встреча с Византийской империей в 1081 году ознаменовала начало морского наследия, которое сохраняется и по сей день. Эта историческая справка служит острым напоминанием о непреходящей приверженности Турции морской мощи, создавая глубокое чувство исторической преемственности.
Стратегическая и институциональная культура была далеко не простой. Любопытно, что связи между сельджуками и османами, двумя ключевыми главами в военно-морской истории Турции, демонстрируют определенную хрупкость. Только после завоевания Османской империей полуострова Галлиполи в 1354 году были инициированы согласованные усилия по разработке военно-морской стратегии с преобладающим упором на море. Географические императивы, развивающиеся геополитические видения и необходимость пересечь море между Анатолией и Европой заложили краеугольный камень в создании грозного военно-морского флота.
Стратегическая культура военно-морского флота Османской эпохи имеет первостепенное значение.
В эту эпоху Османская Империя отважилась выйти на морскую территорию, отличную от своих сухопутных войск, создав уникальную дихотомию без иерархического превосходства султана или между двумя силами. Ключевые должности, такие как адмирал (Дерья Бейи), главный адмирал (Каптан-и Дерья) и первый лорд Адмиралтейства (Бахрие Назири), олицетворяли морское руководство в различные периоды, в отличие от военного министра, ориентированного на сухопутные дела (Харбие Назири).
Эти неиерархические отношения между военно-морскими и сухопутными силами сохранялись до основания Турецкой Республики. Однако в первые годы существования республики возникли проблемы с интеграцией военно-морского флота во вновь сформированные вооруженные силы.
Сухопутные войска, поддерживаемые генералами-героями Войны за независимость, придерживались стратегической позиции, сосредоточенной на целостности границ и защите Родины. Военно-воздушные силы стали вторым по важности компонентом, в то время как ограниченные экономические возможности препятствовали значительным инвестициям в военно-морской флот. Следовательно, во время Войны за независимость участие военно-морских сил было ограничено, и в этот период в Анатолии служило всего 234 военно-морских офицера. Это сдерживало интеграцию ВМФ в структуру вооруженных сил.
Травма территориальных потерь в позднюю османскую эпоху бросила длинную тень на основателей республики, сформировав их будущие стратегические взгляды. Эта геополитическая травма, выходящая за рамки психологического воздействия, глубоко повлияла на стратегическую культуру республики.
Территориальная целостность и защита границ стали иметь первостепенное значение, отодвигая на второй план военно-морской флот, поскольку приоритет отдавался сухопутной военной стратегии.
Эта перспектива нашла отражение во внешней политике: ранние республиканские лидеры делали упор на пограничные соглашения и территориальную целостность. Впоследствии роль турецкого военно-морского флота ограничилась сдерживающей и оборонительной доктриной, уделяя особое внимание главным образом береговой обороне.
Однако, кипрский кризис 1960-х годов ознаменовал поворотный сдвиг, приведший Турцию от оборонительной к агрессивной военно-морской стратегии. Военно-морские силы, сыгравшие важную роль в Кипрской миротворческой операции в 1974 году, сигнализировали о возвращении Турции в море. Стратегия «К открытым морям» 1990-х годов воплотила это стремление, а 2000-е годы стали свидетелями активного присутствия военно-морского флота в отдаленных водах, что соответствовало агрессивной внешней политике Турции и развитию турецкой оборонной промышленности.
В 2015 году военно-морской флот Турции возродился, что соответствовало более всеобъемлющему стратегическому видению: «Чтобы быть в безопасности на родине, быть сильным на море, иметь голос в мире, присутствовать на всех морях». Эта трансформация расширилась за рамки береговой обороны, отражая более широкую геополитическую перспективу.
Эта статья начинает исторический путь, проливая свет на эволюцию военно-морской стратегии в Турции от зарождения республики до настоящего времени. В нем эта трансформация рассматривается через три различных объектива: внутристратегический дискурс, междискурсивная конкуренция между институциональными структурами Вооруженных сил Турции и сдвиги в стратегическом дискурсе в ответ на развивающийся геополитический ландшафт Турции.
Повествование разворачивается в трех исторических эпохах. Во-первых, с 1923 по 1949 год военно-морская стратегия Турции была сосредоточена на береговой обороне для защиты территориальных завоеваний и целостности. Во-вторых, период с 1949 по 1991 год ознаменовал эпоху стратегического пробуждения, подчеркивающую роль военно-морского флота в открытии доступа к Черному и Средиземному морям при сохранении береговой обороны. Третий этап, с 1991 года по настоящее время, стал свидетелем глубокой трансформации в сторону комплексной военно-морской стратегии, характеризующейся напористой позицией и возможностями проецирования силы.
Это исследование не только предлагает свежий взгляд на геополитическую историю Турции, но также устраняет два ключевых недостатка в традиционном подходе к пониманию турецкой военно-морской стратегии. Он освещает первоисточники и аналитические рамки, обогащая наше понимание институциональных дебатов и исторической трансформации военно-морской стратегии Турции. Тем самым он устраняет пробелы в турецких стратегических исследованиях и литературе по стратегической культуре, способствуя более полному пониманию морской эволюции Турции».
Итак, на что обращает себя внимание введение к материалу? Перечислим основные моменты, связанные с ним:
- Статья подчеркивает эволюционную, а не революционную трансформацию турецкого государства. В рамках этого подхода, Турецкая Республика предстает логическим продолжением Османской Империи и наследует от империи в том числе и травмы от территориальных потерь. Непрерывность взгляда на свою историю, без разрывов, отличает подход действующей в Турции власти под руководством Р.Т. Эрдогана.
- Республиканский период в материале характеризуется в качестве эпохи, когда на первый план вышла защита границ страны, причем границ сухопутных. Этому способствовала и ограниченность турецких экономических возможностей, которые сдерживали возвращение Турции на морские просторы.
- Кипрский кризис стал переломной точкой, когда Турция ушла от оборонительной политики и стала проводить, по словам издания, «агрессивную военно-морскую стратегию». Это была точка возвращения Турции в море.
- Мы сейчас являемся свидетелями третьего этапа (в классификации авторов издания), на котором турецкое государство стремится вернуться «во все моря» и начинает проводить политику, которая характеризуется как «более напористая». При этом, неслучайно, в качестве поворотной точки выбран 1991 год – год распада СССР, когда не просто возникли стратегические пустоты, образовалась громадная стратегическая пустота, которую Турция могла бы заполнить сразу. Заметим, что есть принципиальная разница между тем, чтобы раздвигать границы своего присутствия, преодолевая сопротивления противоположной стороны или соседа, и заполнять тот вакуум, который оставляет за собой отступающий противник или сосед. 1991-й год, в этом смысле, стал годом выхода Турции из «стратегической тени», когда страна получила широкий спектр возможностей буквально по всем направлениям.
- Отметим, что два ключевых морских бассейна, которые, естественным образом, упоминаются в материале – это Черное и Средиземное море. Заметим, что возвращение Крыма в состав Российской Федерации в 2014 году было воспринято и, до сих пор, воспринимается в Турции исключительно болезненно: 1) по причине упомянутой изданием «травмы от территориальных потерь», 2) по причине того, что ЧМ флот России, арендующий военно-морскую базу у Украины, то что называется «на птичьих правах», — по определению, не мог считаться соперником флоту турецкому. Турция шла к своему доминированию в Черном море, однако, 2014 год ситуацию скорректировал. Коррекция происходит и сейчас с учетом военных действий между Россией и Украиной, наносящих российской стороне определенный ущерб, как материально-технических, так и психологический, так и имиджевый.
Воздержимся от полного цитирования первых двух периодов республиканского развития турецких ВМС. Приведем лишь краткие их характеристики.
Этап первый — с 1919 по 1949 год – этап, когда турецкие ВМС выполняли, в первую очередь, функцию береговой охраны. Цитируем:
«Эта эпоха в истории турецкой военно-морской стратегии отражает геополитические опасения по поводу территориальной целостности и консолидации послевоенных геополитических завоеваний. Доминирующим стратегическим подходом было сохранение выживания государства, обеспечиваемое сухопутными вооруженными силами, и адаптация к изменениям международной системы. Вследствие преобладающего подхода сухопутных сил, основанного на принципе «изоляции и безопасности без амбиций территориальной экспансии», турецкая военно-морская стратегия в основном ограничивалась аспектами береговой обороны. За адаптацией и реализацией оборонительной военно-морской стратегии стояли три движущих фактора.
Во-первых, что касается внутриинституциональных дебатов о роли ВМС Турции в организационной структуре Вооруженных сил Турции (ВСТ), особенно важными были два аргумента. В то время как основатели ВСТ выступали за то, чтобы сухопутные войска стали ее центральным элементом, сторонники стратегического превосходства военно-воздушных сил утверждали, что военно-воздушные силы должны быть стратегическим компонентом военной мощи Турции.
Во-вторых, доминирующий стратегический нарратив «родины» сформировал стратегию защиты границ. Военно-морской флот не смог закрепить за собой положение основной силы и стратегического инструмента защиты территорий Родины; следовательно, он действовал как инструмент защиты прибрежных регионов от противников Турции и внешнего военного вмешательства. Эта наземная оборонительная военная концепция подорвала роль военно-морских сил. Фактически, между 1919 и 1949 годами восприятие угрозы Турцией в отношении событий в соседних регионах привело к принятию стратегической ориентации, основанной на защите территориальной целостности Турции.
Третьим движущим фактором было усиление геополитической тревоги, вызванной тем, что такие страны, как Греция и Италия, проводили экспансионистскую политику в отношении окружающих морей Турции».
Пропуская историческую справку об отношениях Турции и Греции с Италией, цитируем далее:
«Рост военно-воздушных сил еще больше отодвинул военно-морской флот на второй план. Руководство ВВС, которое является первым письменным документом о роли ВВС в военной доктрине, было опубликовано Генеральным штабом в 1926 году. Согласно написанному, основной силой является армия. В приведенном выше руководстве также сравнивались ВВС и ВМФ, которые считались вспомогательными силами. Подчеркивается, что, поскольку ВМФ ограничен побережьем, он не может продвигаться в глубь страны для несения своего долга; однако ВВС могут действовать как на море, так и на суше. Руководство пришло к выводу, что ВВС важнее ВМФ. Еще одним фактором, повлиявшим на выполнение ВВС основной вспомогательной роли, было успешное использование авиации в полевых условиях. Беспорядки, которые материализовались в первые годы существования Республики, сделали приоритетом безопасность восточных границ. В этот период эффективность ВВС в подавлении восстаний привлекла внимание лидеров Республики. Они рассматривали использование авиации как потенциально полезный стратегический элемент для подавления восстаний против Республики».
Показательна в этом смысле та иллюстрация расходов на ВМС, ВВС, жандармерию и Сухопутные войска (как в подписи к графику, слева направо) в период с 1929 по 1942 год, в турецких лирах:
Следует обратить внимание по какому, явно остаточному принципу, происходило финансирование всех родов войск Турецкой Республики, кроме войск сухопутных.