Отсылка к исторической и культурной общности во внешнеполитическом дискурсе Узбекистана подкрепляет прагматический интерес руководства страны к взаимодействию с движением «Талибан» (запрещено в РФ). Большое значение придается мусульманским правовым традициям и основным религиозным убеждениям, которые являются общими для мусульман-суннитов Центральной Азии и подавляющего большинства талибов. Фактически, рассматриваемые правовые традиции восходят к ветви Матуридия ханафитского мазхаба. Это направление зародилось в Самарканде (на территории современного Узбекистана) в X веке и оказало решающее влияние на религиозную науку Центральной Азии. В целом, религиозный пуризм «Талибана» не чужд местному мусульманскому истеблишменту: некоторые реформистские течения ислама закрепились в Центральной Азии еще в советское время. Позже они способствовали распространению неосалафитских учений. Однако продвигаемые «Талибаном» радикальные идеи не возобладали в Центральной Азии ввиду того, что большая часть местного мусульманского духовенства культивирует принципы умеренности и терпимости. Несмотря на консолидированный секуляризм государственных элит Центральной Азии, отношения с «Талибаном» не вызывают сильных противоречий ввиду религиозных и культурных общностей. Предоставляя политикам аргументы в пользу признания режима талибов, местное духовенство также ссылается на историко-культурные связи. Речи авторитетных религиозных деятелей нередко демонстрируют, что они не считают свою роль второстепенной по отношению к государству. На самом деле, они нередко выходят за рамки того, что транслируется в официальных заявлениях об отношении к «Талибану». Популярные узбекские проповедники сравнивают талибов с басмачами – мусульманскими партизанами, сражавшимися против большевиков после их завоевания Средней Азии. В целом религиозные лекции следуют знакомому сюжету: как и басмачи, талибы превыше всего хотели одного – освободить страну от оккупационных держав. Афганский народ встал на сторону «Талибана» потому, что ненавидел поддерживаемое Западом коррумпированное правительство. Со слов проповедников, в отличие от террористической организации «Исламское государство» (ИГ, запрещено в РФ) талибы стремились к установлению порядка на подконтрольных им территориях и уважали территориальную целостность соседних государств. Поэтому приход к власти в Афганистане «Талибана», с их точки зрения, следует приветствовать безоговорочно. Ряд других влиятельных религиозных деятелей придерживаются аналогичной точки зрения. Позитивная оценка «Талибана» внешнеполитическими элитами и положительный имидж группировки, создаваемый религиозными властями Узбекистана, находят свое отражение в социальных сетях. В комментариях и дискуссионных постах позитивный образ талибов порой даже усиливается. Политика реформ в Узбекистане позволила открыть медиа-пространство и создать относительно свободную дискуссионную площадку. Например, анализ комментариев к статьям и видеороликам на популярных новостных каналах с мая 2021 года по январь 2023 года демонстрирует, что многие узбекские интернет-пользователи не только приветствуют приход к власти талибов, но даже видят в них образец для подражания. Нередко в дискуссиях на просторах социальных сетей прослеживается лейтмотив о борьбе Запада (особенно США) с мусульманами, популярный не только в исламистских кругах. Согласно подобным суждениям, целью Запада является усиление раскола между мусульманами и, как следствие, ослабление ислама. В этих суждениях, связанных с эсхатолого-апокалиптическими традициями ислама, захват власти талибами выглядит важной победой. Их сравнение с басмачами также неоднократно приводится в комментариях в социальных сетях, а их борьба против советской власти интерпретируется как часть всеобщего противостояния мусульман и немусульман. Еще одна повторяющаяся тема в социальных сетях – законы шариата. Здесь пользователи обсуждают строгий дресс-код для женщин, введенный «Талибаном», запрет на употребление наркотиков и других стимуляторов, запрет музыки и танцев, а также телесные наказания за нарушение установленных талибами правовых норм. Хотя закрытие женского тела в основном пропагандируют пользователи-мужчины и, как правило, подвергаются критике со стороны женщин, такая предвзятость не проявляется в комментариях, касающихся других законов «Талибана». Многие интернет-пользователи считают драконовские наказания и публичную демонстрацию смертной казни эффективными инструментами в борьбе с преступностью и коррупцией, которые следует применять и в Узбекистане. Комментарии таджикских интернет-пользователей по поводу внутренней политики талибов также свидетельствуют об одобрении их курса. Данная тенденция особенно примечательна, поскольку руководство Таджикистана заняло конфронтационную позицию по отношению к «Талибану», которая активно распространяется государственными СМИ. В них пуштунские моджахеды стереотипно описываются как враги таджиков, в отношении  которых требуется максимальная бдительность. Несмотря на то, что многие комментаторы данную идею поддерживают, «исламофобия» режима президента Рахмона подвергается широкой критике, а негативные репортажи о движении талибов воспринимаются как пропаганда «неверных». Подобные оценки указывают на разрыв между настроениями в правительстве и среди населения. Это приводит к осторожному выводу о том, что число сторонников исламизма может быть больше, чем предполагают проанализированные комментарии в социальных сетях.