Как указывают американские эксперты в области безопасности, правительства все чаще признают необходимость репатриации своих женщин и несовершеннолетних граждан из лагерей временного содержания в Сирии. На сегодняшний день в лагерях на северо-востоке Сирии содержится около 45 000 человек, из которых, по оценкам, 9 000 являются иностранцами. По оценкам, в крупнейшем лагере для военнопленных Сирии Аль-Холь 93% заключенных составляют женщины и дети. Красный Крест назвал условия в аль-Холе «апокалиптическими», где дети регулярно умирают от недоедания и переохлаждения. В лагере Родж десять содержащихся там француженок объявили голодовку, чтобы привлечь внимание международного сообщества к невыносимым условиям, в которых они жили. Вариантов получения образования, медицинского обслуживания или консультаций по травмам в обоих лагерях немного, если вообще есть. Более того, спящие ячейки «Исламского государства» (ИГ, запрещено в России) нацелены на вербовку молодежи в лагерях. Поскольку ИГ видит возможность подготовить следующее поколение боевиков и сочувствующих, идеологическая обработка становится очень активной. Более того, это проблема не только среди мужчин и мальчиков; некоторые из женщин, содержащихся в лагерях Аль-Холь и Родж, остаются довольно радикальными и служат проводниками пропаганды ИГ как среди своих собственных детей, так и среди тех, с кем они взаимодействуют. Страны по-разному подходят к репатриации. По мере того, как условия в Аль-Холе и Родже и угроза, исходящая от идеологической обработки детей ИГ в этих лагерях, стали более широко известны, многие страны, которые изначально выражали сопротивление репатриации, начали рассматривать этот вопрос более предметно. Большинство стран, занявших активную позицию, сосредоточили свои усилия по репатриации на детях, особенно несопровождаемых несовершеннолетних, а также женщинах, у которых, по их мнению, меньше шансов запятнать руки кровью. По данным Бюро по борьбе с терроризмом Государственного департамента, Казахстан, Косово, Ирак, Барбадос, Северная Македония, Кыргызстан, Албания и Судан добились значительных успехов в репатриации. Правительства некоторых западных стран также заняли более активную позицию. Например, в 2022 году Франция репатриировала около 16 женщин, связанных с ИГ, а также 35 детей, а Нидерланды репатриировали 12 женщин и 28 детей. К середине 2024 года Соединенные Штаты репатриировали около 51 своего гражданина, 12 из которых были возвращены домой только в этом году.
В Юго-Восточной Азии также наблюдается прогресс в вопросе репатриации, особенно в Малайзии и Индонезии. По оценкам, 122 малазийца отправились в Сирию, чтобы присоединиться к ИГ. Из них, по данным Международного центра политического насилия и терроризма, 48 были убиты в Сирии. 8 вернулись по собственному желанию. Еще 16 человек были репатриированы после рассмотрения заявлений и проверки, большинство из которых были либо женщинами, либо детьми. По меньшей мере 50 малазийцев остаются в Сирии; по оценкам на 2022 год, 27 содержаться в лагере Аль-Холь, еще 9 находятся в лагере Родж. По данным полиции Малайзии, еще 26 числятся пропавшими без вести. Малайзия применяет комплексный подход к реинтеграции, в котором безопасность сочетается с реабилитацией. По возвращении каждого человека задерживают и оценивают его идеологические взгляды, психологические потребности и угрозу, которую он представляет для национальной безопасности. Если будет установлено, что они совершили преступные действия, они будут привлечены к ответственности соответствующим образом. В противном случае их отправляют на месячный курс, который сочетает консультирование и профессиональную подготовку с дерадикализацией. После освобождения Малазийское специальное отделение продолжает следить за ними. В случае и с Малайзией, и Индонезией важен контекст внутренних политических процессов в этих странах После президентских выборов 2019 года, в результате которых победил действующий президент Индонезии Джоко Видодо (Джокови), индонезийские группировки, поддерживающие «Аль-Каиду» (запрещена в России), продолжили участвовать в демократическом процессе посредством исламистских митингов. Тем временем группы, поддерживающие «Исламское государство», продолжают планировать нападения. Ключевой идеологией групп, поддерживающих ИГ, в Индонезии является таухид (Единство Бога), который основан на фундаментальном принципе, что все законы должны исходить от Бога. Демократия рассматривается как созданная человеком система с созданными человеком законами. Таким образом, они заклеймили правительство и его аппарат, а также членов парламента, которые формулируют и исполняют законы, и тех, кто участвует в демократии (посредством выборов, митингов и т.д.), как отступников и неверующих, молчаливо делая их законной целью нападений. Это было изложено самым видным индонезийским идеологом ИГ Аманом Абдуррахманом, который в настоящее время находится в камере смертников, куда попал за несколько лет до того, как ИГ появилось. Статьи Амана, в которых утверждается, что мусульмане отвергают демократию, были распространены в интернете индонезийскими сторонниками ИГ. Сообщество сторонников ИГ в целом осуждает участие в любом политическом митинге, приравнивая его к акту соответствия демократии. Группы, выступающие за «Аль-Каиду», состоят из тех, кто поддерживает ее и отказывается признавать легитимность «халифата» ИГ. Ключевой группировкой является «Джамаа Исламия» (JI), ставящая своей целью создание исламского государства в Индонезии, которое превратилась в разные и обособленные группировки. Последнее было частично сосредоточено на решении тогдашнего лидера JI Абу Бакара Баасиира создать в 2000 году Majelis Mujahidin Indonesia (MMI). Затем Баасиир ушел из MMI и основал «Джамаат Аншарут Таухид» (JAT) в 2008 году. Впоследствии JAT разделилась на «Джамаат Аншаруси Шария» (JAS) в 2014 году. На сегодня JI сегодня отошла от своего организационного руководства, известного как PUPJI, которое обязывало ее быть танзим сирри (секретной организацией). JI, MMI и JAS сейчас превратились в ненасильственные политические исламистские организации, участвуя в политической системе, которую они идеологически презирают, – демократии. JI обратилась к теме трансформации в политическую партию в рамках стратегии группировки по созданию исламского государства. MMI и JAS продолжают стремиться к созданию «НКРИ Берсьярии» (Унитарного государства Республики Индонезия, принимающего законы шариата) посредством «конституционного джихада» — аналогично другим индонезийским исламистским группам. Это тактика описывается как «осуществление джихада демократическими средствами» с целью внедрения шариата в политическую и правовую систему путем участия в выборах, мобилизации людей на митинги, а также лоббирования правительства и парламента. Для групп, поддерживающих «Аль-Каиду», демократия может привести не только к теократии, но и к «джихадократии», термин, введенный американским экспертом по терроризму Нелли Лахуд. При этом у обоих лагерей есть одна общая черта: они отправили боевиков в Сирию. Например, группировка «Джамаа Аншаруд Даула» (JAD), выступающая за ИГ, отправила боевиков сражаться бок о бок с ИГ. JI, MMI и JAS направили бойцов в тамошние повстанческие группировки, не связанные с ИГ, включая филиал «Аль-Каиды», «Джабхат ан-Нусру», в настоящее время известную как «Хайат Тахрир аш-Шам» (ХТШ, запрещена в России). Базовые военные навыки, боевой опыт и международные связи вернувшихся боевиков будут представлять угрозу безопасности, особенно когда они передадут свои навыки и знания другим джихадистам, охваченным желанием свергнуть демократию в Индонезии. Несмотря на то, что группы, выступающие за «Аль-Каиду», в последнее время не участвовали в нападениях в Индонезии, JI, например, тайно готовила своих членов к проведению нападений и хаосу, которые могут быть использованы во время митингов. По этой причине с 2020 года Индонезия подходит к репатриации с некоторой неохотой, в значительной степени из-за опасений, что возвращенцы из ИГ начнут террористические атаки у себя дома. За последние два десятилетия индонезийским властям и гражданам приходилось сталкиваться с повторяющимися террористическими атаками, сначала со стороны «Джамаа Исламия» и ее филиалов, а совсем недавно — со стороны ячеек ИГ. Таким образом, власти оценили риск репатриации своих граждан как более высокий по сравнению с их малайзийскими коллегами. У них также было гораздо большее граждан для репатриации. Общее число индонезийцев, которые отправилось в Сирию, чтобы присоединиться к Исламскому государству, больше, чем во всех других странах Юго-Восточной Азии вместе взятых. По оценкам, 1250 индонезийцев отправились в Сирию, чтобы присоединиться к так называемому халифату ИГ, 40% из которых были женщинами и детьми. Из них 576 были возвращены на турецкой границе или ранее в ходе своих поездок и депортированы обратно в Индонезию. Из тех, кто пережил это, 127 погибли в Сирии и 182 вернулись из Ирака и Сирии по собственной воле до 2020 года. С 2020 года Индонезия репатриировала четырех детей матерей, находящихся в заключении, из Ирака, а также две семьи, которые бежали из Сирии и прибыли в посольство Индонезии в Турции, но на сегодняшний день ни одной из самой Сирии. По оценкам властей, в Сирии остается от 493 до 545 индонезийцев. После того, как Индонезия заявила, что репатриирует из Ирака и Сирии в 2020 году только своих сирот в возрасте до десяти лет, оставив всех остальных граждан на месте, турецкие, сирийские и иракские власти воспротивились такому подходу. Управление Верховного комиссара ООН по делам беженцев (УВКБ ООН) обратилось к правительству Индонезии с призывом пересмотреть свое решение. Однако возникли реальные проблемы. Примечательно, что многие индонезийские члены ИГ либо сожгли свои документы, удостоверяющие личность, либо они были конфискованы ИГ по прибытии в Сирию. Таким образом, проверка личности была сложной задачей. В августе 2023 года власти Индонезии создали межведомственную целевую группу для проверки личностей тех, кто все еще находится в Сирии, оценки степени, в которой они представляют угрозу, и оценки шансов на возвращение в общество. Сейчас проводятся оценки, и усилия по реинтеграции, вероятно, начнутся в начале 2025 года. Однако многое зависит от решений нового правительства Прабово Субианто относительно продолжения программы и надлежащего укомплектования ее персоналом и финансирования для обеспечения ее успеха.
Исследование Дэвида Малета и Рэйчел Хейс показало, что риск возвращения иностранных боевиков, совершающих террористические атаки на своей родной земле, наиболее высок в первые пять месяцев после прибытия домой. Именно в этот момент программы реинтеграции и мониторинг являются наиболее необходимыми и могут оказать наиболее заметное воздействие. Это может указывать на то, что месячных программ реинтеграции может оказаться недостаточно, и могут потребоваться среднесрочные комплексные усилия, сочетающие консультирование по травмам, профессиональное развитие и усилия по дерадикализации. Программы должны разрабатываться с учетом гибкости, чтобы структуру программы можно было адаптировать к конкретным эмоциональным и психологическим потребностям отдельных возвращенцев. Также необходимы практические компоненты, такие как программы профессионального развития для женщин с оценкой потребностей и навыков в самом начале. Дерадикализация должна быть частью такой программы, но гораздо больше шансов на успех, когда практикующие и репатрианты установят взаимопонимание, основанное на доверии. Последующий уход и постоянный мониторинг также будут необходимы.
Основные выводы
На северо-востоке Сирии в лагерях для содержания под стражей остаются 45 000 человек, в том числе около 570 выходцев из Юго-Восточной Азии.
Условия в лагерях для содержания под стражей на северо-востоке Сирии ужасны, а недоедание, вспышки болезней и идеологическая обработка «Исламским государством» носят повсеместный характер.
Все чаще страны признают необходимость репатриации своих женщин и несовершеннолетних граждан; однако все страны особенно неохотно репатриируют мужчин, присоединившихся к «Исламскому государству».
Частью успешной репатриации из лагерей для содержания под стражей будут средне- и долгосрочные инвестиции в реинтеграцию и реабилитацию, включая консультирование по травмам, профессиональное развитие и дерадикализацию.