За последнее время наблюдается повышенная активность и проявление интереса к российскому мусульманскому сообществу со стороны ряда мусульманских государств. Это прежде всего Турция, Иран и Индонезия. Обращает на себя внимание и то, что составляет их общность по данному вопросу и определяет те обстоятельства, которые склонили их к сближению с российской уммой. Названные страны представляют собой значительную часть исламской не арабской периферии, обладающей серьезным экономическим и политическим потенциалом. Этот фактор становится своего рода возбудителем спокойствия. Определенное несоответствие потенциальных возможностей с текущим положением дел, несправедливое на их взгляд местоположение в мировой иерархии, прежде всего в исламском мире, побуждает к поискам вариантов исправления, как им возможно представляется, исторической несправедливости. Более того, проведение подобного политического курса для руководства этих стран диктуется необходимостью удержания власти внутри страны посредством игры на националистических и религиозных чувствах основной массы населения. Религиозный фактор вопреки многим ожиданиям становится в значительной степени определяющим в принятии политических решений на мировом уровне. Это относится как к указанным странам, так и непосредственно к России. По этой причине российский ислам становится объектом пристального внимания и внешнеполитической деятельности. Относительно небольшая численность мусульман в России – порядка 25 млн – с лихвой компенсируется принадлежностью к российскому государству с его высоким политическим потенциалом на международной арене и той ролью, которую оно играет в решении вопросов, касающихся исламского мира. Есть основания полагать, что через российскую умму с учетом этого фактора отдельные страны надеются решать собственные внешнеполитические вопросы. Названные страны действуют под единым лозунгом продвижения в России гуманного и справедливого ислама, что само по себе вряд ли может вызвать осуждение. Но это понятие требует тщательного анализа и расхождения в его толковании, тем более исходящие из разных стран, не раз приводили в истории к трагическим результатам. При этом видимо ошибочно полагать, что отдельные арабские страны, также пропагандистски обосновавшиеся в ряде регионов России, будут спокойно сдавать позиции. У них также есть свои политические цели и задачи. Соперничество за присутствие и влияние на российскую умму нарастает. Что само посебе взрывоопасно. Международные отношения, политика, даже если они базируются на общности религии, первоочередно решают прагматические задачи. Главная из них – распространение влияния на чужом политическом поле с последующим вовлечением в орбиту собственных интересов. Этому способствует ситуация, присутствующая на текущий момент в российской умме. Как отметил первый заместитель председателя Духовного управления мусульман европейской части России ( ДУМЕР ) Дамир Мухетдинов, «отсутствие единства среди мусульман в регионах Приволжского округа уже давно стало проблемой как для самих мусульман, так и для представителей власти» (IslamRF 24.09.2012). Такое положение с определенным допущением можно констатировать по российской умме в целом. Именно эта ситуация дает возможность нахождения своего рода ниши для различных стран, преследующих собственные интересы. При внешне союзнических отношениях названные страны характеризуются единым стремлением достижения лидерства в исламском мире, что не может в итоге не привести к соперничеству и конкуренции. В определенной степени уже намечается раздел пространства российского мусульманского сообщества на сферы влияния. В этом в принципе заложен источник разрастания конфликта непосредственно внутри российской уммы при последующем развитии подобного рода событий. Такой вывод порой напрашивается при анализе складывающихся отношений отдельных муфтиятов с зарубежными партнерами. Все три страны пытаются проводить патронажную политику, спонсируя и финансируя различные программы, включая обучение и культурный обмен. В прошлые века странствующие проповедники и дервиши несли ислам в массы, зачастую распространяя упрощенные идеи среди малообразованной или даже практически неграмотной публики. Если рассматривать текущий обмен студентами и преподавателями как новую форму миссионерской деятельности, то в данном случае она проводится образованными людьми среди образованных людей, что соответственно повышает ее эффективность. Думается, что, проучившись в другой стране длительное время и вкусив другое понимание и восприятие действительности, наши молодые соотечественники в определенной степени становятся проводниками идей и взглядов, полученных извне. Скорее всего, и участники конференций и семинаров, проводимых мусульманским зарубежьем, в том числе наставники в исламском банкинге и других видах бизнеса тоже не случайные люди с точки зрения их религиозных воззрений. В данном случае воздействию пропагандистской деятельности подвергаются наиболее дееспособные, экономически самостоятельные и политически активные слои общества. Главное – продвижение в российской среде идей и интересов ислама в его понимании странами, активно внедряющимися в российское мусульманское сообщество, и утверждение факта присутствия их на российском политическом поле. Оказываются дорогостоящие гранты и пожертвования. Подобный курс со стороны внешних партнеров подчас ставит россиян, входящих в отдельные муфтияты, в прямую зависимость от зарубежных благотворителей. . В таком раскладе российская умма является скорее объектом, а не субъектом международных отношений. Ситуация объективно нуждается в корректировке. Следует отметить, что необходимость выборочного подхода к распространению зарубежного влияния на развитие и состояние российской уммы прослеживается и ранее — до начала его активизации в связи с «арабской весной». Но именно «арабская весна» придала новый импульс попыткам воздействия влиятельных зарубежных мусульманских сил на российское мусульманское сообщество. Очевидно, из этого вытекает и более востребованная, чем ранее необходимость корректировки ситуации. Безусловно, что это лишь одна сторона исторически объективного и закономерного процесса взаимодействия с уммами других стран и более полного интегрирования в мировое мусульманское сообщество. У автора нет и ни малейшего намерения наложить тень на достижения «арабской весны». Это лишь стремление разобраться в сложных и противоречивых процессах, происходящих во всемирной умме.
Особенность религиозного возрождения ислама в постсоветской России заключается в воздействии на него зарубежных сил. Эти силы под декларированием гуманитарно-просветительских целей и отчасти их реализацией , решают конкретные политические задачи. Со стороны государственных органов практически препятствия этому долгое время не было. Более того, некоторые представители республиканских властей в частности в Татарстане в 1990-е гг. рассматривали активное миссионерскую деятельность иностранных просветителей как сближение с мусульманским миром, что находилось в фарватере интересов местной правящей элиты, взявший курс на построение «суверенного государства». Такой курс нередко вступал в противоречие с подлинно гуманными устоями традиционного российского толкования этой религии. Российский исследователь Раис Сулейменов отмечает, что традиция татарского дореволюционного богословия, сумевшего за столетия российского самодержавия обосновать необходимость мирного сосуществования в многоконфессиональном обществе, не смогла должным образом получить своего развития в 1990-е гг. Это было вызвано агрессивным натиском духовной экспансии зарубежных мусульманских стран, обладавших значительными материальными ресурсами для ведения широкой по охвату пропаганды от финансирования строительства мечетей до образовательной деятельности в разных сферах: тиражирование религиозной литературы иностранных проповедников, открытие сети образовательных учреждений как религиозных, так и светских, пользовавшихся большой популярностью и воспринимавшихся в качестве элитных населением, создание сети мусульманских летних лагерей и организации зарубежного обучения. Носители традиционного для татар ислама ханафитского мазхаба (по имени основателя религиозно-правовой школы суннитского ислама Абу Ханифы (699-767), которой придерживается большая часть российских мусульманских народов) проигрывали конкуренцию с зарубежными миссионерами.
С развалом СССР распалась и единая система мусульманского религиозного образования. В Советском Союзе существовал единый для всех мусульман центр подготовки кадров – в Узбекистане, где учились на имама в медресе «Мир-Араб» в Бухаре и Исламском институте в Ташкенте. Такая организация официального мусульманского образования позволяла контролировать этот процесс, прививать его учащимся ориентацию, учитывающую интересы государства, что на тот период времени было свидетельством гражданского патриотизма мусульманского духовенства. Учиться в зарубежных странах могли только те, кто прошел обучение в Узбекистане, а за пределы СССР отправлялся на учебу только после тщательной проверки и не без соответствующего контроля. В постсоветский период российская умма стала объектом религиозного влияния разных стран зарубежного исламского мира. На текущий период отчетливо прослеживается влияние арабских стран (Саудовская Аравия, Египет, Кувейт), Турции, Ирана, Пакистана и стран Юго-Восточной Азии. Особенно наглядно это проявилось на примере Татарстана. Распад СССР и неопределенный статус самого Татарстана в составе России (в 1990 г. в республике была принята Декларация о государственном суверенитете, а в 1992 г. проведен референдум, по итогам котором Татарстан получил статус «суверенного государства, ассоциированного с Россией») в условиях слабости федерального центра и отсутствия должной вертикали власти породил у местной элиты желание начать активную международную политику. На этом фоне стремлением тюркских республик бывшего СССР было заручиться поддержкой Турции – этнически и религиозно «родственного» государства. Турция преследовала и свои интересы в «братских» тюркских республиках, выступая в роли «старшего брата». В 1990-е гг. в Татарстане было открыто 7 татаро-турецких лицеев, которые стали в Татарстане восприниматься в качестве элитных школ. Расчет, по всей вероятности, в перспективе на переориентацию в сторону Турции истеблишмента республики, состоящего через 15-20 лет из выпускников татаро-турецких лицеев.
Усиление влияния Ирана связано с открытием в 2007 г. в Казани Генерального консульства этого государства. Еще в период до появления диппредставительства со стороны иранцев звучали обращения как к Духовному управлению мусульман республики, так и к региональным властям с предложением позволить построить шиитскую мечеть в Казани. Шииты в Татарстане представлены преимущественно этническими азербайджанцами. Власти этому воспрепятствовали, опасаясь дополнительного очага конфликтов и противоречий. Иранцы не оставляли эту идею и попытались вернуться к ней уже после начала работы консульства в Казани . Иранские дипломаты в Татарстане активно лоббируют идею открытия отдельного шиитского класса в одной из школ Казани. Они также проявляют явную заинтересованность распространить в среде татар антиизраильские настроения, что связано с внешней политикой Тегерана, направленной на противостояние с Израилем. Воздействовать на татарское население тщетно пытались через местные СМИ. Антисемитские настроения в целом в республике поддержку не нашли.
В последнее время проявился беспрецедентный до этого интерес к российской умме со стороны влиятельнейших мусульманских кругов Индонезии. В феврале 2011 г. во время визита консула посольства Индонезии в России Аджи Сурия в Казань прозвучало предложение о готовности выделить 25 стипендий на обучение российских студентов в этой стране. Вслед за этим мае 2011 г. состоялся визит в Татарстан делегации исламского государственного университета в Джакарте «Шариф Хидаятулла» во главе с руководителем Субарното Абдул Хакимом. В июне 2012 г. в регион посетили представители высшего руководства индонезийской мусульманской организации «Нахдатул Улама» во главе с генеральным председателем этой организации Саидом Акил Сираджом. Число приверженцев этой организации по приблизительным подсчетам превышает 40 млн человек – размер более, чем среднего по численности государства. Вряд ли столь представительный состав не подготовил предварительно программу, соответствующую его политическим целям.
Все это не означает призыва к некоему «железному занавесу», призванному оградить спокойствие российской уммы ( которого нет ) от пагубного влияния конкурирующих сил внешнего воздействия. Последствия любого «железного занавеса» хорошо известны. Речь идет о том, как направить действия зарубежных носителей веры в русло, отвечающее интересам российской уммы и государства в целом. Очевидно, необходимо добиваться того, чтобы контакты с зарубежными партнерами не носили анклавный характер, а входили в конкретно выстроенную систему, исключающую местечковые интересы. Это, в свою очередь, ставит вопрос введения элементов централизации в структуру российской уммы, которые вряд ли достижимы без обретения единства. Проблемы единства, при всей многократности и зачастую тщетности призывов к нему, вновь заявляют о своей актуальности и на фоне внешнеполитических обстоятельств. Вряд ли правомерно говорить об их неразрешимости. Здесь, возможно, следует обратиться к традициям российского ислама, исходящим из досоветского периода. В том не столь далеком с исторической точки зрения прошлом российское понимание и толкование ислама было почитаемо во всем исламском мире. Российских единоверцев не воспринимали в качестве младших партнеров, не позволяли патронажных отношений и не пытались строить на этом реализацию своих интересов. Ныне в ряде регионов или же их отдельных участков налицо потребительское отношение к религии. Заслуживают осуждения те, кто осуществляют корыстный патронаж и те, кто ему подчиняются. Не есть ли это забвение божественных заповедей? Разрешить эту непростую ситуацию должны сами российские мусульмане. Такая постановка вопроса при всей ее справедливости и актуальности, сталкивается с определенными трудностями. Серьезным препятствием может стать большая раздробленность российского мусульманского сообщества, делающая шансы взаимопонимания и выработки единого или хотя бы преобладающего мнения порой весьма проблематичными. Возникает объективная необходимость консолидирующей силы, способной обеспечить магистраль для выработки конструктивных решений по возрождению российской уммы на основе отечественных традиций богословия. Задача состоит в том, чтобы ее высокий созидательный потенциал служил интересам общества и государства, а не был объектом зарубежных авантюр или же честолюбивых устремлений местных политических деятелей, скрывающих под чалмой свои истинные цели. Как представляется, подлинные правоверные мусульмане в создавшейся непростой ситуации нуждаются в определенной поддержке. На сегодняшний день единственной силой, способной выполнить такую функцию является вертикаль государственной власти. Это совсем не та государственная структура, что была в 90-е годы и иной раз проводила курс, именуемый «парадом суверенитетов», приведший к неисчислимым проблемам. Сегодня ее главная задача – сохранение целостности страны. Ситуация не простая. Традиционно в исламе в отличие от христианства отсутствует церковь в качестве иерархически и территориально структурированного духовенства, аккумулирующего в себе мистическое присутствие Бога и выступающего непременным посредником между Богом и верующими. Видимо отсюда и исходит в ряде случаев неприятие мусульманами вторжения в мир их самоидентификации и духовного сближения с Богом сторонних сил. Да, институт православной церкви с его иерархией, увенчанной непререкаемым авторитетом главы, подвергается небезосновательным упрекам в утверждении единомыслия и препятствия свободе мысли. Но это лишь одна сторона проблемы. Вместе с тем, подобная структура церкви ставит надежный заслон всевозможным злоупотреблениям со стороны тех, кто самозвано объявляет себя носителями, подчас единственными, подлинной религии. К чему это приводит, хорошо известно. Во имя своих чаще всего не более, чем декларированных идей они совершают злодеяния, которые по своему масштабу не соизмеримы с провозглашенными ими целями. Эти цели не отражают истинных намерений. Их намерения, по всей видимости, наполнены основным стремлением – захватом власти. На обширнейшем исламском бесконтрольном пространстве появляются такие по существу самозванцы, как Усама бен Ладен, Абу Бакар Башир и иже с ними. Они совершенно необоснованно наделили себя правом решать проблемы религии, распоряжаться судьбами миллионов людей, издавать фетвы. Вряд ли такие задачи по силам без помощников. Глядя на них, подобные фанатики на среднем и низовом уровне стремятся к слепому подражанию. Не избежала этой печальной участи и Россия. И нет ни кого, кто бы мог наложить запрет на их деяния, подрывающие устои религии, отлучить от церкви. Ислам организационно децентрализован и видимо из этого проистекают многие его проблемы. Известный мусульманский аналитик тунисского происхождения, писатель и общественный деятель Мустафа Тлили отметил, что арабский мусульманский мир тяжело болен, назвав болезнь политическим исламом. Но и теперь немало импульсов в понимании и толковании ислама исходит от арабских стран. Осознавая сложность и опасность ситуации, он указывает на то, что из нее необходимо искать выход и что «исламская исключительность», подразумевая прежде всего арабский ислам, не должна быть проблемой всего мира. Но и периферийный ислам также приходит в Россию решать прежде всего собственные интересы, далеко не всегда вписывающиеся в интересы России. Необходимы меры воздействия. Есть основания полагать, что в современных условиях российская умма подобно православию также нуждается в определенной субординации и вертикали влияния, препятствующих обострению противоречий на религиозной основе, в том числе происходящих из-за рубежа. Насколько становится известно, такие настроения разделяет определенная часть российских мусульман, хотя об их большинстве говорить пока не приходится. Многое неясно по причине отсутствия подобающего анализа, как и сложности его проведения. Этот исключительно тонкий вопрос приобретает особую актуальность, поскольку связан с проблемой консолидации всего российского общества. Было бы не правильно утверждать, что предполагаемый вариант изначально имеет шансы на успех. Предстоит преодолеть немало сложных и, очевидно, болезненных вопросов. В частности, говорится о правоверных мусульманах, о необходимости отстаивания их интересов в борьбе за подлинную религию. При этом предполагается некоторый отход от ее канонов. Одно, при этом далеко не единственное противоречие. Но жизнь не стоит на месте. Она требует компромиссов. Очевидно, государству потребуется немало сил на их реализацию. Судя по всему, игра того стоит.