Гуманитарные организации ООН не ожидают значительного притока сирийских беженцев в страны региона в следующем году. Такой вывод позволяет сделать доклад ООН о гуманитарных потребностях на 2018 год, в рамках которого бюджет региональной гуманитарной операции по содействию сирийским беженцам будет сокращён на 10% по сравнению с текущим годом — с 4.63 до 4.16 млрд долларов. При этом охват получателей помощи останется неизменным по сравнению с 2017 — 5.2 млн человек в Турции, Иордании, Ливане, Ираке и Египте. Это важный индикатор высоких ожиданий от мирного политического процесса и нормализации внутренней ситуации в стране. Уже в этом году, миграционные потоки сирийских беженцев в страны региона практически сошли на нет. Из зарегистрированных в 2017 году новых 455 тысяч беженцев, большую часть составили сирийцы, уже давно находящиеся на территории Турции и решившие узаконить своё пребывание для получения дополнительных социальных льгот и преференций. Реальных перемещений мигрантов из Сирии было зафиксировано на порядок меньше.
При этом, гуманитарные организации продолжают озвучивать тезисы о сохраняющихся масштабах гуманитарного кризиса. О потребностях сирийских беженцев в соседних странах может служить итоговая выкладка за 2017 год: больше всего было распределено продовольственной помощи (2.5 млн человек) и денежных переводов (1.9 млн человек). Кроме того, 1.2 млн человек получили помощь в плане доступа к водным ресурсам, и 2.1 млн человек медицинское обслуживание. Наконец, более 1 млн детей удалось подключить к системе школьного образования, как на уровне официального зачисления в школы, так и неофициального, домашнего образования.
Складывается впечатление, что сокращение бюджета операции, скорее тактический шаг, чтобы показать донорам свою эффективность — мол, готовы за меньший бюджет помогать тому же количеству беженцев, что и в текущем году. Тем более, что мобилизовать ресурсы в стопроцентном объеме все равно будет нереально: в 2017 эта операция была профинансирована донорами лишь на 47%. Очевидно, что в этом решении, наверняка согласованном заранее с ведущими донорами, содержится и неприкрытый сигнал правительствам принимающих стран брать на себя больше ответственности, в том числе финансовой, и серьезно планировать полноценную интеграцию сирийцев в местный социум и сферы жизнедеятельности. Рефреном в этом контексте звучала мысль со стороны различных экспертов, что фактор массового пребывания сирийских беженцев в соседних странах может служить важным политическим козырем для оппозиционных официальному Дамаску сирийских сил в предстоящем переговорном процессе. Все-таки, не следует игнорировать тот факт, что большая их часть настроена к режиму Б.Асада как минимум нейтрально, а есть и одиозные оппозиционные группы, особенно в Турции и Иордании. Турция эту игру готова вести и дальше, поскольку понимает важность сохранения лояльности этой многочисленной и влиятельной категории сирийцев (более 3 млн человек), в том числе в контексте противостояния с курдами. Недавно, турецкое правительство отчиталось о выделении 30 млрд долларов США по двусторонним каналам на содействие сирийцам в Турции с начала конфликта в 2011 году. Формы и модальности помощи при этом не конкретизируются, однако объемы говорят сами за себя — более 4 млрд долларов в год, что вполне сопоставимо с помощью по линии ООН всем пяти странам региона, приютившим сирийцев. При этом, заключённая в марте 2016 года и широко анонсируемая политическая сделка между Турцией и Евросоюзом по сирийским беженцам фактически провалилась. Брюссель обязался тогда выделить Турции 7 млрд евро на сдерживание нерегулируемой миграции сирийцев в Европу через Турцию по каналу Эгейского моря. В итоге, Евросоюз пообещал выделить первый транш в 3 млрд евро, однако в реальности Турция получила лишь около 800 млн долларов. Сделка ещё и не сработала по политическим причинам, в силу непоследовательной политической линии, а местами откровенно антизападной риторики президента Р.Т.Эрдогана. Кроме того, миграционные потоки сирийцев все-таки продолжали поступать в Европу, но не в таких, конечно объемах, как до сделки. Сегодня в Европе находится около 1 млн сирийских беженцев, большая часть которых сконцентрирована в Германии (400 000 человек) и Швеции (100 000 человек).
Иорданская миграционная политика сложнее и запутаннее, в силу как внутренних экономических проблем, так и разнородности сирийских групп населения, осевших в стране. Первый фактор особенно важен: лишенная стратегических сырьевых запасов и модернизированной, развитой экономики, Иордания сама находилась на грани экономического коллапса и регулярно «подпитывалась» донорами извне, во главе с США и Великобританией. Сирийцы увеличили резко нагрузку на социальные сферы и национальный бюджет, что усилило зависимость от донорской помощи. В то время, в долгосрочной перспективе рассчитывать на регулярную помощь от доноров, пусть даже выступая в роли политического союзника и сателлита США в регионе, бесконечно не получится. Что касается разнородности сирийцев в Иордании: тут есть и зажиточный сирийский класс, бежавший на волне антиправительственных выступлений в самом начале социальных потрясений в Сирии. В то же время, из Сирии переметнулось большое число сельского населения из провинции Дераа, для которого фермерское хозяйство являлось основным источником дохода. В Иордании их возможности и права в этом секторе очень сильно ограничены, прежде всего чтобы избежать трений с местными общинами. Не будем также забывать и о внутриполитической чувствительности этого вопроса в целом: в немногочисленной 6-миллионной Иордании сирийцы на сегодня составляют 20-25% населения.
Но главную опасность для подрыва иорданской стабильности представляет течение салафитов, которое по сути открыто действует в Иордании, снабжая террористические группы на юге Сирии и непосредственно участвуя в боевых действиях против Дамаска. По мере ослабления позиций террористических групп в южных регионах Сирии, эта масса может вернуться обратно в Иорданию, в том числе под прикрытием беженцев. Кроме того, по прогнозам экспертов, Иордания может стать одной из новых площадок для развёртывания террористической деятельности «Исламского государства» (ИГ, запрещено в России) после отхода из Сирии и Ирака. Таким образом, сирийский фактор в Иордании может стать миной замедленного действия, и политика Аммана на этом векторе чрезвычайно аккуратная.
Таким образом, фактор сирийских беженцев в регионе продолжит оставаться важным индикатором динамичных политических процессов в 2018 году, и параметры финансирования этой гуманитарной программы будут ещё корректироваться по мере происходящих изменений.