Вопрос о присутствии «Исламского государства» (ИГ, запрещено в России) в Афганистане по-прежнему остается дискуссионным. Автор этих строк много писал по этой теме. Кроме того, многие эксперты в России, Афганистане, США и других странах много рассуждают об этой проблематике. Однако один аспект всегда оставался за пределами внимания многих специалистов. Речь идет о племенном быте абсолютного большинства афганцев. Особое место в жизни народов Афганистана, особенно его юго-востока, а также северо-запада Пакистана занимает племенной обычай, который определяет жизнь любого члена племени от рождения до смерти. Трайбализм и по сей день занимает важнейшую, если не центральную, роль в афганском социуме. Надо отметить, что ИГ уделяло большое внимание деятельности «Аль-Каиды» (запрещена в России) в афгано-пакистанском регионе, много анализировало и изучало ее. Так, в одном из выпусков пропагандистско-информационного журнала DABIQ, издаваемого данной террористической группировкой (по примеру «Аль-Каиды», которая издавала журнала Inspire), анализируется ситуация на афгано-пакистанском пограничье и в Зоне племен Пакистана. Вот что писал сторонник ИГ о своем пребывании в рядах «Аль-Каиды» в Зоне племен: «Я всегда думал, что Вазиристан – это абсолютно свободная зона, где можно путешествовать на юг, север, восток, и запад и при этом не встретить армию отступников (муртадов). Я думал, моджахеды здесь являются единственной силой, которая принимает решения и претворяет в жизнь «законы шариата». Но, увы, я обнаружил, что доминирующим здесь является племенной закон, а не шариат». «На земле мы обнаружили, что «Аль-Каида» не пользуется никакой популярностью в глазах масс. Мы ждали, что население этого района будет поддерживать «Аль-Каиду» в деле избавления от диктатора, установления «Божьего закона», но «на земле» все оказалось иначе. Более того, из-за пирамидальной структуры местных организаций, идущей снизу вверх, лидер окружен фильтром разведывательного аппарата, заявляющим о своем правильном манхадже (методология в исламе, ведущая к познанию правды и истины)». Действительно, зачастую в зоне расселения пуштунских племен действуют племенные обычаи и законы. Сложно сказать, что над чем превалирует: шариат над племенем или наоборот. По всей видимости, племенные законы и обычаи в ходе исторического процесса еще до прихода ислама на Средний Восток легли настолько глубоко в повседневную жизнь местного населения, что являются неотъемлемой ее частью. А ныне трайбализм и религия дополняют друг друга и идут рука об руку. Так, у пуштунов Афганистана и Пакистана есть национальный свод неписаных законов – пуштунвали, который с пушту переводится как «образ жизни» пуштунов. Исторически сложилось, что на окраинах многих империй Востока люди жили в составе племенных объединений. Так было в рамках Халифата и Османской Империи. География Афганистана, помимо всего прочего, стала одним из основных причин развития племени как основного социального института. Эта форма социальной организации людей по языковому, культурному, этническому и семейно-родовому происхождению в Афганистане приобрела особую конфигурацию и роль. Ее специфику вкратце можно описать афганским словом «каум», что означает «сообщество», «племя» (отсутствует прямой перевод). Особая же роль племени заключается в том, что государственность Афганистана создавалась ханами племен. Можно утверждать, что и по сей день племена являются держателями реальной власти в стране, в особенности «на земле», в каждой отдельной провинции. Особенно сильно влияние племен в сельской местности на юге и востоке страны. В условиях слабого центрального правительства в Кабуле и фрагментированного государства на данном этапе истории Афганистана лидеры племенных объединений становятся одними из главных лиц, принимающих решения. Более того, племена остаются вооруженными политико-социальными группами, что соответственно усиливает их роль в политической и экономической жизни страны. Итак, выгодно ли афганским племенам присутствие в их стране иностранной квазигосударственной структуры? Примут ли они организацию, подобную ИГ? Напрашивается и другой вопрос: как тогда понимать союз «Талибана» и «Аль-Каиды» во второй половине 1990-х гг. и начале 2000-х гг.? Дело в том, что, во-первых, «Аль-Каида» была и является сетевой структурой, и не претендует на квазигосударственные функции, в отличие от ИГ. Во-вторых, между талибами и «Аль-Каидой» возникали мелкие конфликты. Так, лидеры движения «Талибан» чувствовали некоторую скованность в связи с присутствием на подконтрольных им территориях харизматичного и богатого лидера «Аль-Каиды» Усамы бен Ладена. Последний, в свою очередь, не стеснялся проводить независимую политику, а со временем стал оказывать определенное влияние, что, в конечном счете, стало одним из факторов еще большей радикализации движения. Так, в 1998 году Усама бен Ладен, находясь в Афганистане и не спрашивая разрешения у руководства талибов, объявил о создании «Всемирного фронта борьбы с евреями и крестоносцами». Впоследствии лидер «Аль-Каиды», пользуясь отсутствием единства в рядах талибов и конфликтами, пытался привлечь на свою сторону членов Высшей исламской шуры в Кандагаре. Однако, несмотря на это, талибы не выдали своего «гостя», ссылаясь на неписаный свод законов – пуштунвали – и его принцип гостеприимства (мельмастия). Автор данной статьи уверен, что афганские племена не примут террористическую организацию ИГ в качестве союзной силы. Более того, они не подчинятся ей (на чем настаивают террористы) и не делегируют ей часть своих полномочий, не отдадут ей монополию «на земле». Но здесь необходимо отметить следующее: речь не идет о миграции членов ИГ из Сирии и Ирака в Афганистан. На сегодняшний день осуществить это в массовых масштабах практически невозможно. ИГ рассчитывает на то, что часть радикалов, которые присутствуют в Афганистане, перейдут на его сторону. Таким образом, афганский племенной обычай или попросту говоря классический восточный трайбализм является преградой для инфильтрации панисламских организаций.