Министр иностранных дел России Сергей Лавров обсудил на полях XXIII Петербургского международного экономического форума (ПМЭФ) с главой МИД Катара Мухаммедом бен Абдель Рахманом Аль Тани ситуацию на Ближнем Востоке и в Северной Африке с акцентом на политическое урегулирование сохраняющихся там конфликтов. Об этом говорится в сообщении МИД РФ по итогам встречи. «Были затронуты ключевые аспекты складывающейся ситуации на Ближнем Востоке и в Северной Африке с акцентом на задачи скорейшего разрешения сохраняющихся в этой части мира кризисов и конфликтов политическими методами, на основе конструктивного диалога всех вовлеченных сторон, в полном соответствии с фундаментальными принципами международного права и положениями Устава ООН», — отметили в дипведомстве. В ходе беседы главы внешнеполитических ведомств провели сверку часов по актуальным вопросам дальнейшего наращивания многопланового российско-катарского взаимодействия, указывается в сообщении. «При этом была подтверждена важность поддержания регулярного доверительного политического диалога, поступательного развития торгово-экономической и инвестиционной кооперации, расширения культурно-гуманитарных связей», — подчеркнули в министерстве. В этой связи отметим, что за этими расплывчатыми дипломатическими формулировками стоят в общем-то очень практические вопросы преодоления противоречий и определения каких-то правел игры в рамках действий двух стран на африканском континенте. Нельзя сказать, что интересы Катара и России в Африке каким-то образом конкурируют в жесткой степени. Доху больше в этом контексте волнуют действия ее «заклятых друзей» в лице ОАЭ и КСА, которые пока могут праздновать очередную локальную победу, если мы имеем ввиду практически полное вытеснение катарцев из Судана. Что же касается Москвы, то в данном случае «о какой-то разности в оценках происходящего» можно говорить уверенно только применительно к Ливии, где Катар безусловно поддерживает правительство Ф.Сараджа в Триполи, а вот Россия (пусть и не так артикулировано, как та же Франция) ставит в этой гонке все-таки на Х.Хафтара. Точно такие же разногласия имеются у стран и в отношении сотрудничества с Каиром. Поэтому видимо есть смысл кратко остановится на нынешних целях российской экспансии в Африке, которая безусловно учитывает наличие своих ограниченных ресурсов в рамках своей нынешней африканской стратегии. И в этой связи Москва четко отдает себе отчет в том, что она сможет выиграть на этом направлении только при сочетании ряда факторов: от своей способности использовать озабоченность африканских лидеров по поводу своего сотрудничества с Западом или Китаем до игры на противоречиях на континенте между двумя региональными антагонистами в лице Катара-Турции и КСА-ОАЭ. Поэтому Россия будет продолжать осуществлять свою стратегию дипломатии широкого спектра в Африке, используя как политические взаимодействия, так и экономические, военные и дипломатические обязательства с целом рядом международных игроков на Ближнем Востоке для обеспечения альянсов на том или ином направлении.
С тех пор, как в 2018 году в Центральноафриканской Республике (ЦАР) начали появляться российские частные военные подрядчики, стратегические амбиции России в Африке только росли. Долгое время после окончания «холодной войны» Африка была относительно неважна для внешней политики России. Но когда Россия начала играть новую международную роль в течение последних пяти лет, Африка вернулась на видное место во внешней политике Москвы из-за ее значения для целей России в глобальной конкуренции великих держав. И хотя у России меньше ресурсов, чем у конкурентов, для укрепления связей с африканскими странами, она активно использует гибкую политику в сочетании с отказом от каких-то идеологических привязанностей. Изменение глобальной динамики изменило некоторые элементы российской африканской стратегии, которая больше не вращается вокруг передового развертывания ядерных стратегических бомбардировщиков или распространения марксистских экономик. Но Россия активно использует сейчас идеологическую концепцию африканского национализма и панафриканизма для создания глубоких связей между африканскими постколониальными лидерами и интернационалистской повесткой дня. Сегодня, вместо того, чтобы работать с революционными движениями, Россия увидела потенциал для идеологического выравнивания с африканскими государствами, особенно когда речь идет о противодействии демократии и правозащитным инициативам и вмешательству Запада. Подобно России, многие африканские правители испытывают давление Запада на такие темы, как переход власти, демократические ценности, права человека и экономическая либерализация. Россия таким образом играет на этом чувстве африканского национализма среди этих правителей, поощряя независимый курс африканских государств или, по крайней мере, курс, независимый от Запада. Эти цели созвучны прагматическим интересам России. Во-первых, более напористые внешнеполитические стратегии России, как правило, включали в себя нежелание допустить крах авторитарных режимов. Эту приверженность поддержания глобальной стабильности в Москве вполне справедливо связывают с хаотичными последствиями событий «арабской весны» и интервенции НАТО в Ливию. В Африке это сотрудничество осуществляется во многих формах, но обычно оно связано с такими экономическими возможностями, как доступ на рынки, сделки с природными ресурсами, продажа оружия и дипломатическое согласование в Организации Объединенных Наций или других международных организациях. В отличие от России, обладающей правом вето в качестве постоянного члена СБ ООН, африканские государства не занимают ключевых позиций в этой организации. Но вместе 54 африканских члена ООН составляют почти треть от общего числа голосов в Генеральной Ассамблее. Способы, которыми Россия пытается расширить свое влияние в Африке, довольно амбициозны по своим масштабам, тем более что они даже фокусируются на военных или частных военных действиях с африканскими государствами, которые особенно важны для продолжающейся конкуренции великих держав. Россия направила в Центральноафриканскую Республику частных военных подрядчиков для доставки оружия, подготовки правительственных войск и обеспечения личной защиты президента. Аналогичные действия она предприняла в Ливии, развивая связи с различными сторонами продолжающегося конфликта, и в Судане, где российские советники поддерживали президента Омара аль-Башира, а теперь военную хунту. В мае Россия объявила о планах направить в Республику Конго технических экспертов для подготовки местных сил к использованию российской военной техники. Другие части африканской стратегии России более тонкие. На всем континенте Россия занимается информационными операциями, поддержкой развития, экономическими отношениями, продажей оружия и многим другим. Все эти мероприятия координируются в целях установления прочных и надежных связей с африканскими лидерами и удержания их у власти. И что самое главное в этой стратегии — это использование для этих целей ЧВК в сочетании с бизнес-экспансией. Именно таким образом Россия может обеспечить гарантии безопасности своего бизнеса, оказывать влияние на местные СМИ и неправительственные организации, а также напрямую консультировать африканских лидеров. Неофициальная структура предлагает большую гибкость, которую не позволила бы открытая государственная деятельность.
Примерно такой же инструмент воздействия на ситуацию в своих интересах осуществляет и Катар, но с одним большим отличием. Доха во главу угла ставит прежде всего деньги и подарки в виде дешевой военной техники и вооружения, как главный стимул склонения тех или иных африканских лидеров в орбиту своего влияния. Если мы не берем сейчас Ливию (там у катарцев были и остаются четко очерченные прежде всего экономические интересы), то лейтмотивом действий Дохи на иных направлениях обеспечения своего присутствия в Африке прежде всего является противостояние аналогичным усилиям со сторон КСА, ОАЭ и АРЕ. В качестве одного из алгоритмов действий в этой связи Дохи является развитие сектора ВТС с рядом африканских стран. Эмир Катара шейх Тамим бен Хамад Аль Тани пытается сейчас дистанцировать Мали, Буркина-Фасо и Сомали от сферы влияния в этой области от Саудовской Аравии, поставляя их армиям бронетехнику производства катарской компании Stark Motors, которая принадлежит его шурину Абдулхади Мана аль-Хаджри. В попытке противостоять своим саудовским и эмиратским соперникам, которые предоставляют финансирование и оборудование для панафриканских контртеррористических сил G5 в Сахеле, эмир Катара шейх Тамим бен Хамад Аль Тани в последние месяцы предпринимает усилия по предоставлению военной техники за свой счет странам зоны Сахеля. И ключевой фигурой в этом становится его шурин и советник по африканскому досье Абдулхади Мана аль-Хаджри. Этот очень непубличный миллиардер контролирует компанию Stark Motors, которая производит в том числе бронетранспортеры (24 таких бронетранспортера были подарены Катаром Буркина-Фасо 8 мая). Это пожертвование последовало за поставкой 24 идентичных транспортных средств в Мали в декабре 2018 года и 68 в Сомали в январе 2019 года. Более того, в скором времени такие бронемашины начнут поставляться в Чад в рамках общей программы поставок, которые выводят Stark Motors на ведущую роль в дипломатическом и военном движении Катара в Африке. Stark Motors, похоже, была создана специально для удовлетворения усилий Катара по военному сотрудничеству в Африке. Фирма была создана в спешке в 2017 году после того, как Катар оказался исключенным из числа спонсоров G5 главой французского государства Эммануэлем Макроном, который был мотивирован на это позицией Саудовской Аравией и ОАЭ с учетом надежд на то, эти страны станут основными финансовыми спонсорами этой инициативы Парижа. Базирующаяся в скромном ангаре в промышленной зоне Аль-Райян, к юго-западу от Дохи, компания выбрала именно простору схем своего функционирования как главного инструмента начала быстрейшего производства своей продукции. В этой мастерской площадью 3000 кв. м компания преобразует пикапы Toyota Land Cruiser 79 в легкие десантные машины с пространством до 10 человек. Эти бронированные штурмовые машины оснащены турелями, способными разместить пулеметы или 40-мм пушки. Несмотря на их явно непритязательный внешний вид, эти автомобили модернизированы исключительно для африканских условий. Все они имеют полный привод, а броня категории CEN/B6 защищает их только от боеприпасов малого калибра; они не оборудованы для того, чтобы противостоять атакам из ракетных установок, мин и других самодельных взрывных устройств (СВУ). Что касается их турбодизельных двигателей V8, они такие же, как и на пикапах Hilux, которые ценятся джихадистскими группами, хотя автомобили  Toyota, переоборудованные катарцами, весят, по крайней мере, на тонну больше. Эти недостатки объясняют, почему эти машины никогда не являлись предметами коммерческих переговоров. Но они задумывались и создавались не для этого: они должны были использоваться исключительно только как «подарки» от Катара своим африканским союзникам. В своем каталоге Stark Motors сейчас указывает две гораздо более амбициозные модели: противоминные (MRAP) бронетранспортеры с целевым шасси, которым были даны имена Nomad и Thunder. Пока, однако, они также не привлекли покупателей. Тем не менее, катарская компания намерена серьезно модернизировать свой технический потенциал. Она уже переманила значительное количество иностранных инженеров из фирм своих прямых конкурентов. В частности из эмиратской компании NIMR Automotive, которая уже хорошо зарекомендовала себя на рынке.
Stark Motors является дочерней компанией Eshhar Holding, которая контролируется Абдулхади Мана аль-Хаджри. 39-летний бизнесмен больше известен своими роскошными тратами, чем коммерческими успехами своих компаний. Он владеет конюшней, в которой содержатся чистокровные лошади, выигравшие несколько престижных скачек в Катаре, а также имеет ярко выраженное стремление к приобретению роскошной недвижимости. В 2015 году он потратил более  100 млн долларов  на приобретение самого дорогого дома в Стамбуле (Турция является одним из союзников Катара). Он также владеет виллой стоимостью 50 млн долларов в Майами и частной резиденцией в Нью-Йорке. При всем этом он является членом ближайшего окружения эмира Катара. Он брат второй жены эмира шейхи Ануд и один из его специальных советников, отвечающих за определенные дипломатические контакты. Он был принят, например, премьер-министром Пакистана Имраном Ханом в сентябре 2018 года, всего через месяц после вступления последнего в должность. В 2015 году вместе с соотечественником Мешаалом Махмудом, который является его партнером по консалтинговой компании Global Advisory Co, Абдулхади Мана аль-Хаджи посетил тогда президента Казахстана Нурсултана Назарбаева, а год спустя-его президента Татарстана Рустама Минниханова. Global Advisory — компания, выступавшая посредником между Катаром и французской ESL & Network по Парижскому лоббистскому контракту стоимостью в несколько миллионов евро. Это сложное субподрядное соглашение предназначалось для того, чтобы позволить возглавляемой Александром Медведовским ESL & Network работать в Дохе, не вызывая при этом сопутствующих рисков в рамках активности этой компании в ОАЭ.
Все деловые отношения Абдулхади Мана аль-Хаджи основаны на его тесных отношениях с правящей семьей Катара. Одна из его компаний Eshhar Security Services поставляет катарскому Министерству внутренних дел радары и системы управления движением, произведенные европейскими производителями, такими как RadarLux, Ekin и Safran. Оно также поставляет сирены и проблесковые маяки группы Whelen США для использования на кораблях катарской полиции и аварийной службы. Среди генеральных целей Абдулхади Мана аль-Хаджри — это переход от позиции фактически дистрибьютора западного оборудования для обеспечения безопасности к самостоятельному производству военной техники. Его компании Eshhar Holding и Stark Motors были среди ведущих спонсоров торговой ярмарки Milipol, которая состоялась в Дохе в октябре 2018 года и в которой тесно участвуют Вооруженные силы Катара. Несколько африканских делегаций были приглашены в Доху на это мероприятие министром иностранных дел Катара Мухаммедом бен Абдель Рахманом Аль Тани. Малийскую делегацию возглавил генерал Мустафа Драбо, отвечающий за оснащение малийской армии. Тот же генерал Драбо принял 22 декабря прошлого года поставку бронетехники, отправленной Stark Motors в Бамако. Доставку непосредственно контролировал его катарский коллега, генерал Ахмед Мохамед аль-Гаффари. 24 машины были перевезены из Дохи на борту трех самолетов катарских ВВС Boeing C-17. Передача была тщательно организована Катаром. Некоторые из транспортных средств были немедленно переданы пехотному подразделению малийских Вооруженных сил, развернутому в районе Мопти. 12 марта один из автомобилей Stark подорвался на мине в Диалубе на севере Мали во время патрулирования, в результате чего погибло трое малийских солдат. Эта атака, в результате которой машина была полностью уничтожена, вызвала в Сахеле негативную реакцию среди французских военных советников по поводу качества катарской техники. Тем не менее, Бамако ведет в настоящее время переговоры с катарцами о новых партиях этих машин, которые в принципе оптимальны для действий и патрулирования в пустынной области на севере страны. Ожидается также, что отправленные в Буркина-Фасо транспортные средства, которые были переданы министру обороны Шерифу Си, будут развернуты на севере страны, где вооруженные силы этой страны постоянно подвергаются нападениям со стороны вооруженных групп джихадистов. Эти две поставки со стороны Катара были не случайны: таким образом Доха отблагодарила Мали и Буркина-Фасо за то, что они не заняли враждебную позицию во время дипломатического кризиса с Саудовской Аравией в июне 2017 года.
Эти поставки военной техники, даже если они являются относительно мелкомасштабными, тем не менее знаменуют собой реальный поворотный момент в стратегии Катара в Сахеле. Доха получила очень негативный опыт прямого военного участия во время свержения М.Каддафи, когда она поддержала французское вмешательство. Как итог Катар с тех пор избегает прямого участия в африканских конфликтах. Пределы этого сдерживающего подхода были четко продемонстрированы активностью его главного регионального соперника в лице Саудовской Аравии. Когда Саудовская Аравия внесла взнос в размере 100 млн. евро в Сахельскую «группу пяти», Катар был вынужден пересмотреть свою стратегию и вновь активизировать свое присутствие в регионе. Прежде чем принять решение о поставке своей бронетехники африканским союзникам, Катар первоначально пытался принять участие в военном альянсе G5 Sahel, созданном в 2014 году Мавританией, Мали, Буркина-Фасо, Чадом и Нигером под эгидой Парижа. В конце 2017 года Катар вел на эту тему переговоры с Францией, которая является главным спонсором этой инициативы. Посол Катара во Франции Халид бен Рашид аль-Мансури тогда несколько раз посещал МИД Франции, чтобы обозначить заинтересованность Дохи в рамках участия в этой коалиции. Однако эти предложения катарцев встретили очень сложную реакцию в Париже. Франция имеет прочные связи в области безопасности с Катаром, но в Сахеле она выбрала партнерство с Саудовской Аравией. Наследный принц Саудовской Аравии Мухаммед бен Сальман привел особенно убедительный аргумент, чтобы заручиться поддержкой Франции. Вклад Саудовской Аравии в совместные силы G5 Sahel в размере 100 млн евро будет использоваться исключительно для закупки французского оборудования, в основном легких бронированных автомобилей Bastion производства французской группы Arquus (ранее Renault Trucks Defense). Этот коммерческий дивиденд привел к тому, что Франция сделала выбор в пользу Саудовской Аравии и, тем самым, закрыла двери G5 для Катара. При этом отметим, что спустя полтора года после обещания Саудовской Аравии контракт на французскую бронетехнику все еще не подписан, а это означает, что оплаченные Саудовской Аравией броневики не достигнут Сахеля, как минимум, до второго квартала 2020 года. В этой связи Катар пошел «ва-банк» на пути создания собственных программ для расширения своего влияния в Африке. Благодаря экспресс-доставке своих военизированных автомобилей «под ключ» Катар смог опередить своего саудовского конкурента на этом направлении, в том числе подспудно создав у африканских лидеров негативный шлейф в отношении излишней медлительности Саудовской Аравии и ОАЭ в рамках оказания реальной материально-технической поддержки обеспечения функционирования вооруженных сил группы G5. Эта новая стратегия Катара согласуется с его желанием открыть ряд новых дипломатических точек в Сахеле. В Мали и Чаде Доха в настоящее время ищет площадки для строительства комплекса новых посольств.
Аналогичным образом поставка 68 бронетранспортеров Stark в январе с.г. в Сомали была направлена на укрепление и без того прочных отношений между Катаром и президентом Мохаммедом Абдуллахи Мохаммедом Формаджо. Сомали, единственная африканская страна, которая открыто выступает на стороне Катара в рамках его противостояния с «арабской четверкой» (КСА, ОАЭ, Бахрейн и АРЕ) и является в этой связи приоритетным союзником Дохи. В Чаде, где в последние месяцы отношения с Катаром были омрачены фактом продолжения поддержки Дохой ряда групп чадской оппозиции, также ведутся переговоры о поставке осенью бронетехники Stark. Махамат бен Ахмад Абдалла Али аль-Муснат, советник Катара по национальной безопасности и посланник эмира Тамима бен Хамада Аль Тани, в последние месяцы несколько раз посещал Нджамену, чтобы обсудить этот вопрос с властями Чада. Но осторожный и двойственный подход Катара продолжает вызывать крайнее раздражение во Франции и у президента Чада. Действительно, в начале марта Идрис Деби совершил поездку в Турцию, которая является ближайшей союзницей Катара в регионе только для того, чтобы передать свои претензии в отношении одного из лидеров чадской оппозиции Т.Эрдими (продолжает проживать в Катаре и руководить оттуда действиями своих групп на севере Чада) Дохе через президента Реджепа Тайипа Эрдогана. Ликвидация тыловой базы Тимана Эрдими в Чаде и Катаре является абсолютной необходимостью для чадского президента, который не может полагаться на свою собственную армию для уничтожения этой группы. С момента прихода к власти в 1990 году Деби создал военную иерархию, состоящую почти исключительно из членов его собственного клана загава, хотя он составляет менее 10% населения страны. Эрдими, который был начальником штаба Деби, прежде чем стать его главным противником, также является загава. Излишне говорить о том, что костяк движения UFR составляют выходцы из той же этнической группы. По этой причине чадская армия, которая состоит сейчас из загава, не склонна воевать со своими «соплеменниками» и «братьями». Действительно, в течение многих месяцев на местах не было зафиксировано никаких боевых действий между чадскими солдатами и группами Эрдими. Эта ситуация ставит президента Чада в полную зависимость от французской армии, при этом многие влиятельные фигуры из племенной верхушки загава крайне недоволен вмешательством Франции в этот внутриплеменной конфликт  в то время, когда страна погружается в экономический кризис. В настоящее время Париж предпочитает активно финансировать Деби и поддерживать его путем прямого военного вмешательства из страха потенциальных последствий того, что власть попадет в руки Эрдими. Но до тех пор, пока лидер повстанцев будет иметь убежище в Катаре, он будет продолжать стимулировать подконтрольные себе группы оппозиции для нападения на Нджамену, заставляя Париж вмешиваться. Для Деби и Франции, таким образом, нивелирование фактора Эрдими в Катаре является жизненно важным делом с точки зрения сохранения устойчивости режима в Нджамене и соответственно сохранения хоть какого-то боевого потенциала антитеррористической группы G5, в которой именно чадцы играют ведущую роль. На сегодня эту ситуацию можно охарактеризовать, как дипломатический тупик. Чтобы ограничить деятельность лидера повстанцев, Нджамена уже несколько раз безуспешно пыталась оказать давление на Доху. В июне 2017 года она оказала явную дипломатическую поддержку Саудовской Аравии и Объединенным Арабским Эмиратам, когда они ввели экономическую блокаду Катара. В то время Деби отозвал своего посла в Катаре и вместе со своим мавританским коллегой Мухаммедом ульд Абдель Азизом сыграл большую роль в том, чтобы заставить несколько стран региона Сахеля, прежде всего Нигер, присоединиться к антикатарскому лагерю. В августе 2017 года после боев между чадской армией и контрабандистами на севере Чада, во время которых погибло несколько десятков чадских солдат, Нджамена полностью разорвала дипломатические отношения с Дохой и закрыла там свое посольство. Министр иностранных дел Махамат Зене Шериф объяснил это тем, что контрабандисты были связаны с группой Эрдими. Но ухудшение финансового положения Чада вынудило его изменить свою позицию и занять более гибкую позицию по отношению к Катару. После того, как ее экономика ослабла из-за падения цен на нефть после 2014 года, страна оказалась не в состоянии возместить аванс в размере 1,4 млрд долларов от торговой группы Glencore для оплаты 25% акций Chevron в бассейне Доба. При этом ведущим акционером Glencore является не кто иной, как Катарский суверенный фонд (Qatar Investment Authority (QIA)). В этой связи Катар оказал нужное давление на Glencore в рамках ужесточения позиции по возврату долга, что вынудило И.Деби тут же пойти на формальнее сближение с Дохой. Условия погашения займа были пересмотрены, и в обмен на эту финансовую помощь Нджамена согласилась восстановить дипломатические отношения с Катаром. 20 февраля 2018 года, за день до рефинансирования кредита от Glencore, Махамат Зене Шериф прибыл в Доху, чтобы подписать соглашение, предусматривающее возобновление работы посольства Чада в Дохе. В сентябре 2018 года Чад направил генерала Хасана Салеха Альгадама Альджинеди в Доху в качестве своего посла. Это назначение было ясным сигналом не только для катарских властей, но и для самого Т.Эрдими. Новый посол является бывшим мятежником, который был правой рукой их командующего Эрдими, прежде чем он перешел на сторону И.Деби после подписания мирного соглашения в 2009 году. Однако возобновление дипломатических отношений не обошлось без заминок. После того как Катар не смог найти высокопоставленного дипломата для назначения в свое посольство в Чаде, он назначил послом своего бывшего «номер три» в служебной иерархии своего посольства в Судане. Назначение состоялось через несколько месяцев после того, как двусторонние отношения были восстановлены, но чадцы остались при этом крайне недовольными. С конца января посол Чада в Дохе вернулся на родину после того, как его отозвали для проведения консультаций. И до сих пор этот кризис не преодолен окончательно, несмотря на все посреднические усилия Парижа. В этой связи отметим, как катарцы четко используют многоверкторный подход к африканскому досье, поддерживая с одной стороны внутреннюю оппозицию и, тем самым ставя того же И.Деби и стоящих за ним французов в позиции просящих. И эта политика безусловно направлено на то, чтобы убедить Париж в ошибочности его позиции по недоучку Дохи в «группу пяти».
Таким образом, надо констатировать, что Доха в зоне Сахеля сейчас проводит крайне прагматичную политику и работает в настоящее время больше в кредит, раздавая подарки в виде дешевой военной техники направо и налево. В данном случае надо иметь ввиду и контекст региональной конкуренции Катара с КСА и ОАЭ, и, конечно, близость этого региона к Ливии и соответствующее его влияние на развитие ситуации в этой стране, которая рассматривается Дохой как одна из главных точек приложения своего присутствия и влияния на континенте.