К числу наиболее важных особенностей нынешнего развития системы международных отношений, сложившейся после окончания «холодной войны», распада СССР и ликвидации биполярного мира, следует, несомненно, отнести происходящие на международной арене серьезные изменения в характере и источниках угроз международной безопасности. В период широкомасштабного военно-политического противостояния двух социально-экономических блоков такие основные угрозы были обусловлены либо непосредственно потенциальным возникновением вооруженного конфликта между самими сверхдержавами и их ближайшими союзниками, либо развязыванием или поощрением сверхдержавами региональных конфликтов в «третьем мире» как формы периферийного противоборства этих держав. В современных условиях здесь сталкиваются политические, экономические, межнациональные, межрелигиозные и иные интересы различных стран и групп, вызывая конфликты и столкновения между ними и тем самым дестабилизируя всю международную обстановку.
В этом плане особо выделяется Южно-Азиатский регион, к характеристикам которого прежде всего относится продолжающееся наличие конфликтного потенциала между двумя крупнейшими странами региона – Индией и Пакистаном. Это в свою очередь приводит к тому, что в непосредственной близости от южных границ России и СНГ в результате тесного переплетения интересов Китая, являющегося признанным членом «ядерного клуба», и двух де-факто ядерных держав — Индии и Пакистана, складывается зона ядерной нестабильности, оказывающая негативное воздействие на состояние международной безопасности в целом и на обеспечение российских национальных интересов, в частности.
При этом на субрегиональном уровне в рамках традиционного соперничества между Индией и Пакистаном не спадающая и временами принимающая форму острой напряженность между конфликтующими сторонами усиливает ускоренную милитаризацию обеих стран, содействует дальнейшему наращиванию ими своего заявленного ракетно-ядерного потенциала. Пакистан при этом стремится противодействовать усилению влияния в субрегионе Индии, получая определенную политическую поддержку со стороны некоторых южно-азиатских стран, а также продолжает осуществлять тесное военно-политическое и экономико-техническое сотрудничество с КНР. После событий 11 сентября 2001 года Пакистан пользуется привилегией со стороны США в качестве «самого союзнического государства для Вашингтона после стран НАТО» и выступает на переднем крае борьбы США против международного терроризма, в том числе осуществляя координацию с США в их военной операции против режима талибов и остатков «Аль-Каиды» в Афганистане. Это новоприобретенное качество Исламабад также пытается использовать в своем геополитическом соперничестве с Индией.
Индия с приобретением ядерного оружия стала новым центром и фактически региональным гегемоном. Это признают США, которые пошли на подписание беспрецедентной ядерной сделки в области мирного использования ядерной энергии с Нью-Дели в июле 2005 года, фактически признав ядерный статус Индии. Индия же реально бросает вызов Китаю в том, что касается его военно-политических интересов в регионе, претендуя на активное участие в глобальных мировых делах и обретение статуса новой глобальной военно-политической и экономической державы в XXI веке.
Китай, молчаливо признавая доминирующую роль Индии в Южно-Азиатском регионе, пытается, как еще одна азиатская глобальная держава XXI века, противодействовать глобальным амбициям Индии, несмотря на объявленные ими «отношения стратегического партнерства» с Нью-Дели в 2006 году в ходе визита высшего руководителя КНР в Индию. При этом лейтмотивом «стратегического сближения» Вашингтона и Нью-Дели является противодействие США глобальному усилению КНР и Индии, которой, по всей видимости, придается роль ключевого, но младшего партнера, т.е. та роль, которой Индия стремится по возможности избежать.
Что же касается ядерной проблемы в индийско-пакистанских отношениях, то она служит рычагом воздействия каждой из сторон (Индии и Пакистана) на проведение внешнеполитического курса в отношении другой стороны, т.е. своеобразным регулятором взаимоотношений, а также фиксирует сложившееся определенное статус-кво в военно-политической и ядерной областях. Пакистан, став де-факто ядерной державой, стремится соперничать с Индией за гегемонию в Южной Азии, т.е. на региональном уровне, несмотря на все увеличивающееся отставание от Индии в экономическом и военно-техническом плане, что приводит пакистано-индийские отношения к периодическим кризисам, наподобие Каргильского вооруженного конфликта в мае-июле 1999 года в Кашмире и крупного военно-политического противостояния в 2001-2002 годах, причем оба эти кризиса имели ядерное измерение. Индия же, как уже было отмечено, стремится к глобальному статусу и больше не рассматривает Пакистан как соперника в борьбе за региональное доминирование, а в ходе вышеуказанных военно-политических кризисов все больше проявляет стремление к жесткому военно-силовому решению проблем в индийско-пакистанских отношениях, в, частности, по проблеме Кашмира.
В целом, характеризуя нынешнее состояние индийско-пакистанских отношений, можно выделить четыре ключевых момента.
После крупного военно-политического противостояния 2001-2002 годов наблюдается заметное потепление индийско-пакистанских отношений, запущен переговорный процесс на уровне МИДов двух стран по ключевым проблемам взаимоотношений, прежде всего по проблеме Кашмира. Однако настоящих прорывов в разрешении конфликтных и кризисных проблем нет, чему, несмотря на существенные внешнеполитические уступки Пакистана (которые, впрочем, имеют свои пределы для правящего в Пакистане режима генерала Мушаррафа), способствует напористая и все больше принимающая характер давления на Исламабад позиция Индии.
В индийско-пакистанских отношениях в настоящее время на первый план выходит проблема продолжающегося терроризма в Кашмире и опасность прихода к власти в Пакистане режима радикальных исламистов. Эта ситуация подогревается все большей поддержкой режимом Мушаррафа войны США с международным терроризмом и, как следствие этого, усилением террористических актов в самом Пакистане (события вокруг Красной мечети и последующие теракты исламистов против официальных властей этой страны). В итоге в Индии всерьез опасаются дезинтеграции Пакистана в результате падения режима Первеза Мушаррафа (прежде всего, в результате успешной попытки покушения на него), а также Нью-Дели высказывает опасения (наряду с США) судьбой пакистанского ядерного арсенала.
В проведении своей внешнеполитической линии в отношении Индии Пакистан по-прежнему пытается апеллировать к третьим странам – прежде всего, США, ведущих курс на всемерное сближение с Индией, а также к России. При этом Пакистан, как считают многие аналитики, начал проигрывать военно-стратегическое соперничество Индии, и его последней козырной картой в попытке уравнять военно-политический баланс является его ядерный арсенал.
Индия же, как было отмечено выше, начала оказывать на Пакистан в силу того, что он проигрывает указанное соперничество, мощное политическое давление, которое, однако, не переходит в открытую новую конфронтацию между двумя странами. При этом Индия исходит из своего статуса регионального гегемона и все увеличивающегося военно-технического и экономического отрыва от Пакистана.
В сложившейся в настоящее время военно-политической и экономической обстановке в Южной Азии, связанной прежде всего с курсом Индии на сближение с США и попытками Исламабада в качестве противовеса этому процессу и в поиске новых партнеров для военно-технического и экономического сотрудничества, помимо КНР, сблизиться с Россией, проведение Москвой своего внешнеполитического курса в регионе, учитывающего эту обстановку и опасности, исходящие от террористических структур (прежде всего, в Пакистане), приобретает острую актуальность. При этом:
в отношении Индии: Россия должна исходить из тех своих национальных интересов, что для Москвы Индия и в советские, и в постсоветские времена всегда была приоритетным государством с учетом веса Индии на международной арене в целом и в регионе Южной Азии, в частности. При этом важность отношений с ней не вызывала никаких сомнений, несмотря на то, что в начале 90-х годов в результате кризиса в РФ отношения Москвы с Нью-Дели резко ухудшились, что сказалось как на уровне торговли, так и на уровне политического доверия (Индия в это время вступила в период либерализации своей экономики и реформ и попыталась в отсутствие военно-политической и экономической, а также военно-технической поддержки СССР, который распался, диверсифицировать свои внешнеполитические и внешнеторговые связи). В начале деятельности в России новой администрации президента В.В. Путина Россия и Индия стали искать новые идеи и интересы, объединяющие две страны. Начался процесс постепенного восстановления позиций России в Индии. В 2000 году в результате визита президента В.В. Путина в Индию была подписана Декларация о «стратегическом партнерстве» с тогда еще администрацией премьер-министра А.Б. Ваджпаи. Этот факт многие эксперты квалифицировали не как новый военно-политический союз, а как шаг в данном направлении. Кроме того, это предполагало, что для России представляет ценность сама возможность «дружить» на политическом и экономическом уровнях с набирающим силу азиатским гигантом, который, несмотря на наличие проблем в экономике и уровне жизни своего населения, сделал впечатляющий рывок в эффективном освоении высоких технологий, развитии армии и активном позиционировании себя в Южной Азии в качестве мощной региональной державы с глобальными амбициями. Далее, в ходе визита президента РФ В.В. Путина в Индию в декабре 2002 года российско-индийское сотрудничество можно было, по итогам визита, охарактеризовать как начало реализации новой концепции партнерства – концепции прагматизма.
Другой прагматический смысл российско-индийского сотрудничества — энергетические ресурсы, нехватка которых в Индии стала остро ощущаться в начале XXI века. Индия является крупным потребителем нефти и газа, и Россия естественным образом представляет для Нью-Дели потенциального поставщика этих ресурсов. Поэтому в настоящее время участие индийских нефтяных компаний в освоении российских месторождений нефти и газа (проекты «Сахалин-1» и «Сахалин-2») соответствует национальным интересам России, которая могла бы стать одним из крупнейших поставщиков углеводородного сырья в Индию.
Конечно, приоритетные направления российско-индийского сотрудничества — это военно-техническое сотрудничество и сотрудничество в атомно-энергетической области. Здесь для российских национальных интересов в Южной Азии в целом, и для сотрудничества с Индией, в частности, важным является закрепление позиций России на очень перспективном индийском рынке вооружений и боевой техники для участия Москвы в модернизации вооруженных сил Индии, проводимых Нью-Дели. Кроме весьма ощутимой экономической составляющей в плане общих сумм контрактов в ВТС, это представляет собой еще и важную политическую составляющую в условиях, когда наблюдается «стратегическое сближение» Нью-Дели и Вашингтона и, как следствие, возможное потеснение позиций России на рынках вооружений и военной техники со стороны США. То же относится и к атомно-энергетическому сотрудничеству. Ядерная сделка Индия–США и последующие изменения в правилах ядерного экспорта Группы ядерных поставщиков дают России хороший шанс закрепиться на индийском атомном рынке в плане новых контрактов на строительство АЭС (как это имеет место в Кундакуламе) и на поставку ядерного топлива для уже существующих АЭС (как в случае с поставкой урана на Тарапурский атомный реактор), исходя из новых правил ГЯП. В этом случае Россия вступает в конкурентную борьбу с США и Францией, осваивающими этот рынок Индии.
В политическом плане национальные интересы России диктуют сближение позиций двух стран по концепции «многополюсного мира», что было подтверждено по итогам визита премьер-министра А.Б. Ваджпаи в Москву в ноябре 2003 года. Фактически в ходе этого визита Нью-Дели и Москва обозначили свое видение будущего мироустройства, основанного на принципе идеи многополярности, что созвучно принципам осуществления внешнеполитической линии РФ в глобальном масштабе. При этом, как уже отмечалось, в основе более активного позиционирования Индии в международных делах лежит рост политических амбиций Индии, претендующей на роль ведущей региональной (эта роль у нее была уже давно) и мировой великой державы. Чтобы подкрепить их и получить дополнительные ресурсы в мировом позиционировании, Индия заявила о себе в качестве претендента на роль постоянного члена СБ ООН, куда также стремятся Япония, ЮАР, Бразилия и Германия. Для России растущие индийские амбиции, как на региональном, так и на глобальном уровнях, не противоречат ее национальной безопасности. Индия в настоящее время не представляет для нее военной угрозы, являясь, пожалуй, самым безопасным партнером из всех крупных восточных стран дальнего зарубежья. Кроме того, как известно, Россия и Индия не имеют общих границ и всегда были на одном или близком идеологическом поле.
Что касается политических перспектив российско-индийских отношений на 2007-2008 гг., то можно привести следующие возможные сценарии.
1. Менее вероятный сценарий – углубление российско-индийского партнерства за счет ухудшения отношений Нью-Дели и Вашингтона. Несмотря на то, что позиция Индии по многим вопросам не совпадает с американской, в частности по Ираку, Афганистану и другим странам, союзнические отношения США и Индии полностью сохраняются. Этот базовый принцип служит объективным ограничителем и дальнейшего углубления российско-индийских политических отношений, и трехсторонних отношений в условной системе: Россия – Индия – Китай. Более того, Нью-Дели в том или ином виде мог бы инкорпорировать Вашингтон в трехсторонние отношения.
2. Более вероятный сценарий – укрепление отношений России и Индии за счет развития дополнительных экономических (военных, энергетических и технологических) составляющих. Политическое укрепление российско-индийских связей будет происходить в рамках углубления совместной борьбы Москвы и Нью-Дели с терроризмом и религиозным экстремизмом; расширения и поиска нового качества и новых форм посредничества в индийско-пакистанских разногласиях (к чему так призывает Исламабад и на что неохотно идет Нью-Дели) и повышения роли России в этом посредничестве (что уже давно назрело и находится, на самом деле, в национальных интересах России); насыщения треугольника Россия – Индия – Китай конкретными проектами; дальнейшей поддержки Россией Индии по продвижению ее в СБ ООН; углублению диалога региональных организаций, в которых Индия и Россия занимают ключевые позиции, например, диалог СААРК и ОДКБ (хотя Россия, в отличие от Японии и США, не была приглашена в СААРК на правах наблюдателя, при этом имея свои важные национальные интересы в регионе), СААРК – ЕврАзЭс, СААРК – ШОС. Нельзя исключать и трехсторонний диалог: СААРК – ШОС – АСЕАН. Что касается возможного столкновения интересов Индии и России в Центральной Азии, то, как представляется, в ближайшей и среднесрочной перспективе оно вряд ли возможно, хотя нельзя его полностью исключить в более отдаленной перспективе, в особенности после вступления Индии в ШОС на правах полного члена.
3. Исходя из варианта углубления российско-индийского сотрудничества, просматривается как часть общего и более специальный энергетический сценарий. «Газпром» и другие энергетические российские компании, очевидно, и дальше будут наращивать свое присутствие в Индии как на рынках добычи энергоносителей, так и на индийском рынке атомной энергетики. Отмена ограничений, как отмечалось выше, введенных ГЯП для Индии на поставки ядерных технологий и топлива, усилит конкуренцию для России со стороны США и ряда других стран. В данном случае задача России по характеру более локальна – сохранить отдельные элементы этого огромного и крайне перспективного рынка за российским компаниями. Одновременно скорее всего произойдет и качественное изменение индийской инвестиционной стратегии в отношении российского ТЭК и других перспективных для индийского крупного бизнеса отраслях. Эта эволюция будет связана с процессом перехода от разовых акций (уже упоминавшееся участие в проектах «Сахалин 1, 3») к системной инвестиционной политике в России, которая будет охватывать уже не только ТЭК, но и смежные области, выйдет на внутренние российские регионы. В целом, такой сценарий соответствует национальным интересам РФ и способствует политике укрепления безопасности в регионе.
4. США, учитывая сделанные промахи по недооценке возможностей России и Китая на индийском направлении, в 2008 году (особенно после президентских выборов) могут пойти на активизацию своей политики в Индии, попытавшись создать более высокое экономическое и политическое качество индийско-американского партнерства в противовес индийско-российскому и быстро формирующемуся индийско-китайскому партнерству. Причем, если первый вектор (Индия – Россия) в Вашингтоне воспринимается без особых волнений (за исключением аспектов российско-индийского сотрудничества на военном рынке и рынке мирного атома Индии), то второй (Индия – Китай) явно беспокоит американцев. Сближение Пекина и Нью-Дели создает дополнительные проблемы и общий политический дискомфорт для США. Одновременно это сближение выгодно для национальных интересов РФ не только в плане укрепления трехсторонних отношений (Россия – Индия – Китай), но и в плане повышения шансов Москвы в скрытом российско-американском соперничестве за Индию, которое неформально сохранится. Данный тренд – углубление индийско-американских отношений на фоне противоречивого российско-американского сотрудничества в Индии — будет явно нарастать в ближайшее время и в среднесрочной перспективе.
В отношении Пакистана:
Российское участие в усилиях по предотвращению кризиса южно-азиатской подсистемы международных отношений (имеется в виду возможность банкротства экономики Пакистана, и/или распад страны «по советскому образцу» с трудно предсказуемыми последствиями, или «талибанизация» Пакистана, которые не могут быть выгодны никому из ведущих стран мира, включая Индию, учитывая опасения за судьбу ядерного арсенала страны и рост радикальных исламистских движений в результате такого распада и его крайне негативное влияние на сопредельные регионы, включая Центральную Азию и российский Северный Кавказ) представлялось бы вполне логичным и соответствовало бы российским национальным интересам в регионе. Сохранение стратегического баланса и силового равновесия в Южной Азии, где, как уже отмечалось выше, у России остаются важные экономические, политические и стратегические интересы, было бы для Москвы крайне важным. В этой связи тревоги Индии в связи с возможностью «внесения дисбаланса» в соотношение сил Дели и Исламабада являются едва ли обоснованными: индийский военный потенциал растет такими темпами, что даже самое крупномасштабное иностранное военное содействие Пакистану приведет максимум к удержанию прежнего соотношения сил между двумя конфликтующими сторонами.
На современном этапе российско-пакистанских отношений их эволюция в сторону заметного улучшения (после фактически замороженных отношений периода присутствия советских войск в Афганистане и правления в этой стране режима «Талибан», созданного при непосредственном участии Пакистана и на его территории) началась после событий 11 сентября 2001 года и прекращения поддержки Исламабадом движения «Талибан», хотя подозрения Москвы в поддержке Исламабадом чеченских сепаратистов и радикальных исламистов на территории Северного Кавказа сохранялись. Визит пакистанского лидера президента П. Мушаррафа в Москву в феврале 2003 года послужил новым толчком для улучшения российско-пакистанских отношений. До встречи в Москве президент В.В. Путин в июне 2002 года пытался выступить посредником между Пакистаном и Индией в Астане на саммите СВМДА в период наивысшей напряженности между Нью-Дели и Исламабадом в ходе военного противостояния 2001-2002 годов. Объективно такое посредничество соответствовало национальным интересам России (попытка повторить успех ташкентской встречи лидеров двух стран в 1966 году, где СССР сыграл успешную роль посредника в конфликте между обеими странами). Однако в новых геополитических условиях распада биполярного мира такую роль посредника успешно сыграл Вашингтон, что укрепило его позиции в регионе.
В Москве в феврале 2003 года была впервые апробирована на практике новая концепция двусторонних отношений Россия – Пакистан, которая базировалась на следующих ключевых моментах:
— на возможности более активной посреднической роли Москвы в пакистано-индийских отношениях, что объективно соответствует национальным интересам России;
— на желании Пакистана в том или ином качестве вступить в ШОС и таким образом интегрироваться в шестистороннее сотрудничество в рамках этой организации. Пакистан считал и считает для себя это чрезвычайно важным в силу не только желания опередить Индию и первым вступить в этот проект, но и в силу намерения усилить через ШОС свою роль в регионе Центральной Азии; дополнительно укрепить традиционно сильные пакистано-китайские отношения; частично решить за счет ШОС проблемы борьбы с исламским радикализмом, и, наконец, сыграть роль «проводника» политики своего ближайшего союзника – США во внедрении последнего в организацию (для самих США, как известно, ШОС пока остается закрытой как на уровне участия в качестве наблюдателя, так и на уровне участия в качестве постоянного члена). Объективно вступление Пакистана в ШОС, в том числе на правах постоянного члена (наряду, конечно, с Индией), как представляется, не противоречит национальным интересам РФ;
— на идее использования пакистанского ресурса в борьбе против терроризма и исламского экстремизма, включая чеченских и других боевиков, базирующихся на территории Северного Кавказа. Это полностью соответствует национальным интересам РФ в силу возможности использования П. Мушаррафа в контексте внутрироссийских интересов безопасности. Похоже, что Исламабад готов ко тому, чтобы сыграть такую роль для России;
— на использовании возможных транспортных коридоров — речь идет о реализации выхода России к Индийскому океану через Пакистан (что постоянно подчеркивает официальный Исламабад, приглашая Россию к «теплым морям»);
— на осуществлении военно-технического сотрудничества (ВТС), включающего поставки российских систем ПВО; современных истребителей и противокорабельных сверхзвуковых ракет; боевых вертолетов, БМП и российских новейших танков. В этой связи заключение с Пакистаном контрактов в военной области было бы для России весьма выгодно со многих точек зрения. Для российской военной промышленности на данном этапе был бы востребован еще один крупный покупатель, испытывающий острую потребность в современных вооружениях и технологиях и готовый к масштабным приобретениям практически всех видов техники.
Сдерживающим моментом здесь является то обстоятельство, что пока Пакистан в общественном мнении России – как и многих других стран – ассоциируется с идеями воинствующего исламского радикализма. Однако следует сказать, что фундаменталистские настроения в Пакистане всегда четко соответствовали политической конъюнктуре. Так, сокращение американского содействия немедленно порождало всплеск исламистских настроений, что наблюдается в настоящий момент, когда США, недовольные тем, как Пакистан ведет борьбу с международным терроризмом на своих границах с Афганистаном, подумывает о сокращении военно-экономической и финансовой помощи Исламабаду. Поэтому, если Пакистан начнет импортировать российскую военную продукцию и тем более приступит к развитию совместных проектов в экономической области (речь о совместных проектах в области обороны идти не может по объективным причинам), то с учетом того, что правящая пакистанская элита всегда располагала достаточно мощными рычагами воздействия на радикальные исламские круги, фундаменталистские или антироссийские настроения внутри страны резко понизятся. В этом контексте важным представляется то, что Россия в случае наращивания отношений с Пакистаном будет на многих направлениях в весьма выгодном положении, оставаясь вне конкуренции со стороны других держав (что также подчеркивают во всех выступлениях пакистанские официальные лица);
— на энергетическом компоненте сотрудничества, предполагающем активное проникновение российских компаний («Газпром») на пакистанский рынок (в октябре 2005 года), «Газпром» и пакистанское Министерство нефти и природных ресурсов подписали Меморандум о взаимопонимании, предусматривающий строительство и эксплуатацию транснациональных газопроводов, подземных хранилищ газа, освоение газовых месторождений, перевод автомобильного и железнодорожного транспорта с дизельного топлива на сжатый газ, участие российского капитала в приватизации нефтегазовых компаний, подготовку кадров для ТЭК Пакистана. Одновременно данный компонент в настоящее время получает свое развитие и в связи с участием «Газпрома» в строительстве газопровода, связывающего Иран и Индию, через территорию Пакистана;
— на атомно-энергетическом компоненте российско-пакистанского сотрудничества. Здесь необходимо отметить, что в данной области существует возможность поиска путей налаживания контактов, несмотря на то, что в настоящее время такое сотрудничество с этой страной невозможно, так как, по существующим международным обязательствам, Россия не может поставлять ядерную продукцию государствам, не имеющим соглашения с МАГАТЭ о полноохватных гарантиях. Такой принцип существует в Руководящих принципах ГЯП, заложен он и в российское внутреннее экспортно-контрольное законодательство. Однако, как отмечалось выше, Вашингтон, пойдя на заключение ядерной сделки с Индией в июле 2005 года, поставил перед ГЯП вопрос о пересмотре правил этой организации в виде исключения для Индии, тогда как Индия разграничила военную и гражданскую ядерные программы и обязалась принять полноохватные гарантии МАГАТЭ ко всей своей гражданской ядерной деятельности (По мнению США, Индию можно рассматривать как исключение, так как она, в отличие от Пакистана, не была источником утечек опасных материалов и технологий — подпольная сеть пакистанского ядерщика А.К. Хана нелегально поставляла ядерные материалы и ноу-хау в Ливию, Иран и Северную Корею).
Однако, если мотивировка американцев при налаживании сотрудничества с Нью-Дели – это необходимость «подтягивания» Индии к режиму нераспространения, то в отношении Пакистана это становится, если иметь в виду «сеть распространения», еще более актуальным, В рамках работы по вовлечению Пакистана в режим ядерного нераспространения вполне рациональным было бы подумать об аналогичных послаблениях и для Пакистана при выполнении им тех же условий, что США предъявляют к Индии. При этом, конечно, налаживание сотрудничества следует обусловить полной ликвидацией в Пакистане оставшихся элементов «сети распространения» и прояснением всех аспектов ее деятельности в прошлом. Пакистанское руководство, имея столь заманчивый «пряник», как получение международного содействия в атомной энергетике, несомненно, примет все меры по исправлению своих прегрешений.
Таким образом, для России будет открыт не только индийский, но и пакистанский атомно-энергетический рынок, что соответствует естественным интересам нашей страны в данном регионе. При этом в отношении Пакистана следует учесть, что Россия будет конкурировать за пакистанский ядерный рынок с Китаем, который уже строил и осуществляет строительство АЭС в этой стране. Главная же выгода, которую может получить Россия, налаживая сотрудничество в военной области и сфере безопасности сразу с двумя крупнейшими государствами в Южной Азии, — это получение исключительно удобного инструмента воздействия на политический процесс в этом важнейшем для РФ регионе.
В целом, что касается возможностей успешного российско-пакистанского сотрудничества и продвижения интересов РФ в данном регионе, следует сказать следующее.
Существуют разные представления в российском руководстве по поводу места и роли Пакистана в южно-азиатской долговременной стратегии России. Более того, возможно, что продуманная российская стратегия в отношении Пакистана пока еще не сложилась, а есть «текущая реакция» ключевых российских министерств и ведомств на те или иные российско-пакистанские инициативы. По всей видимости, задачу определения стратегии в отношении Пакистана уже придется решать новому российскому руководству во главе с новым президентом РФ. С другой стороны, очевидно, что принцип параллелизма уже стал определять специфику позиции России в отношениях с Индией и Пакистаном.
Что касается официальной позиции российского МИДа на пакистано-индийский конфликт, то она хорошо известна. На сегодняшний день в ней просматриваются, по крайней мере, четыре основных момента:
1. Россия последовательно выступает за нормализацию обстановки в Южной Азии.
2. Россия поддерживает все шаги Дели и Исламабада по отводу войск от сухопутной границы и части боевых кораблей от морских границ, открытию воздушного пространства дл транзитных пролетов гражданских самолетов.
3. Россия поддерживает действия Пакистана по осуществлению антитеррористических мероприятий на своей территории.
4. Россия считает, что Исламабад «должен в полной мере выполнить взятые на себя обязательства по пресечению проникновения кашмирских боевиков-террористов через линию контроля в индийский штат Джамму и Кашмир, а также по ликвидации всей террористической инфраструктуры на подконтрольной Пакистану территории».
Со своей стороны, Пакистан продолжает настаивать на том, чтобы именно Россия более активно, а возможно, и официально выступила в качестве посредника в конфликте по кашмирской проблеме, что встречает прохладное отношение к этой идее Индии, по-прежнему считающей разрешение спора о Кашмире проблемой двусторонних отношений между Индией и Пакистаном. Однако принятие в 2005 году Индии и Пакистана в ШОС в качестве наблюдателей не только объективно улучшило климат для нормализации отношений между Дели и Исламабадом, но и стало новым политическим ресурсом для усиления неофициального коллективного посредничества ШОС в отношениях двух стран. Возможно, что ресурс ШОС на данном направлении еще далеко не использован, хотя страны — полные члены ШОС осознают, что Индия, например, не хотела бы посредничества со стороны ШОС в урегулировании индийско-пакистанского конфликта по Кашмиру, в то время как Пакистан не возражает, а даже приветствует такое посредничество. В целом, как представляется, возможные посреднические усилия России в данном вопросе в рамках ШОС или отдельно объективно повышают значимость РФ для региона и дают возможность реально влиять на политические процессы в Южной Азии, что соответствует национальным интересам РФ в данном регионе.
Возможные сценарии развития российско-пакистанских отношений в 2007-2008 гг.
1. Сценарий (менее вероятный, но теоретически существующий) резкого ухудшения отношений между Россией и Пакистаном. Может быть реализован в случае смены лидера Пакистана П. Мушаррафа и его команды на радикальных исламских политиков (что также оказалось бы неблагоприятно для США и повысило бы опасения Вашингтона и ключевых мировых держав за судьбу пакистанского атомного арсенала и за перспективы его участия в борьбе против международного терроризма и остатков движения «Талибан» и «Аль-Каиды» в Афганистане). В этой связи нельзя исключать и возможности новых внутренних обострений в Пакистане, связанных с желанием части исламских групп сместить президента и общим ростом антиамериканских настроений в пакистанском обществе. Конфликтный потенциал так или иначе будет проецироваться на изменение (радикализацию) внешней политики: усиление антиамериканизма и даже разрыв отношений с США; новое обострение в пакистано-индийских отношениях по Джамму и Кашмиру; свертывание российско-пакистанских связей, возобновление экспорта исламистских боевых групп на российский Северный Кавказ (Чечня, Ингушетия). Одновременно данный сценарий может быть связан с вариантом афганской дестабилизации с последующим негативным влиянием на российско-пакистанские отношения. На фоне неустойчивого положения администрации Х. Карзая и неспособности американцев и их союзников по «антиталибской коалиции» сохранять статус-кво в Афганистане, не исключена реанимация радикальных исламских групп (талибов и других, усиление террористической деятельности «Аль-Каиды») в зонах афгано-пакистанских пуштунских компактных владений. Новый виток внутриафганского конфликта в какой-то степени делает российско-пакистанские отношения заложниками ситуации.
2. Сценарий (также менее вероятный) улучшения отношений Россия – Пакистан за счет резкого ухудшения российско-индийских связей. Сложившийся политический баланс в треугольнике Россия – Пакистан – Индия имеет объективные основы и в нем (при условии сохранения режима П. Мушаррафа) будут на среднесрочную перспективу заинтересованы все три стороны. Со своей стороны, Москва вряд ли пойдет на сознательное изменение сложившегося паритета. В экономическом плане пакистанский вектор в любом случае не компенсирует России потери, которые она может понести в условиях разрушения или значительного ослабления своего индийского направления. В целом, как представляется, резкое ухудшение российско-индийских отношений может иметь место только при приходе к власти в Индии националистического правительства, полностью ориентирующегося на союз и укрепление связей по всем направлениям с США за счет отказа индийской стороны от традиционного сотрудничества с Россией.
3. Сценарий (более вероятный) сохранения статус-кво как в российско-пакистанских, так и в трехсторонних российско-пакистано-индийских отношениях. Данный вариант не исключает и постепенного усиления российско-пакистанских отношений без изменения баланса в треугольнике в среднесрочной перспективе. Объективная основа данного сценария – рост заинтересованности России в сохранении пакистанских гарантий и установок на борьбу с терроризмом и экстремизмом по российскому (северокавказскому) направлению. Очевидно, что рост военно-технического сотрудничества между Россией и Пакистаном негласно будет ограничиваться индийским фактором. На данный сценарий также работают возможности более активного позиционирования России в качестве неофициального или официального посредника в индийско-пакистанском конфликте. Активное посредничество России при этом больше работает на укрепление российско-пакистанских, чем российско-индийских отношений в силу уже упомянутой известной позиции Индии по отношению к посредничеству третьих сторон в индийско-пакистанских отношениях.
В целом, как представляется, в настоящий момент, несмотря на определенные проблемы в российско-пакистанских и российско-индийских отношениях, реализация интересов РФ в Южной Азии идет по поступательному пути, связанному с активизацией усилий российского руководства по обеспечению национальных интересов страны в регионе вне зависимости от динамики индийско-пакистанских отношений. Представляется также, что Россия еще не задействовала в полной мере «окно возможностей» в своих отношениях с Пакистаном и на многостороннем уровне (сотрудничество СААРК – ШОС). Однако в конкретных случаях при продвижении своих интересов в регионе Россия стакивалась и в среднесрочной перспективе будет сталкиваться с возрастающей конкуренцией со стороны США и/или Китая в том, что касается политического и экономического вектора отношений с Индией и Пакистаном, а также с другими странами (Израиль, Франция, Великобритания и др.), а также в том, что касается вектора ВТС, прежде всего с Индией, и возможно, в отсутствие положительных сдвигов в развитии ВТС, и с Пакистаном. Реализация отношений в треугольнике Индия – Россия – КНР применительно к региону, как представляется, в среднесрочной перспективе, не претерпит серьезных подвижек, а формирование антиамериканского и антизападного блока Россия – КНР – Индия в обозримом будущем нереально. Южная Азия, таким образом, по-прежнему остается регионом, имеющим приоритетную значимость для российских внешнеполитических интересов.