О стратегическом партнерстве Ирана и Китая

Решение Ирана и Китая вступить в 25-летнее стратегическое партнерство, вызвало шквал анализа и спекуляций по всему миру. Соглашение, которое еще не было официально оформлено, должно изменить внешнеполитические перспективы Ирана, вызвав его движение на Восток. На протяжении более чем столетия иранские стратеги и специалисты по внешней политике обращались к Западу – и к Европе в частности – за поддержкой и долгосрочным партнерством. Соглашение с Китаем имеет потенциал если не изменить эту тенденцию кардинально, то самым серьезным образом ее поколебать. Это соглашение важно для Китая, поскольку оно укрепляет его инициативу «Пояс и путь», обеспечивая его западноазиатский фланг. Оно также обеспечивает Китаю плацдарм в Персидском заливе и на более широком Ближнем Востоке, несмотря на отрицание обеими сторонами того, что соглашение имеет изменяющую игру военную составляющую. Если совсем грубо, то таким образом Пекин обозначает перспективу для Вашингтона в случае продолжения им жестко антикитайской политики. И сам это факт, по нашей оценке, делает такой пакт очень зависимым от общего характера китайско-американских отношений. В более широком смысле китайско-иранское стратегическое партнерство имеет далеко идущие последствия для всего азиатского континента и мировой политики. Это плохая новость для США, поскольку она резко подчеркивает провал перспективы изоляции Ирана. В западных академических кругах существует единодушное мнение, что пакт также является «плохой новостью» для Запада в целом. В первую очередь в рамках попытки создать новые экономические реалии и структуры безопасности в Азии.

С точки зрения Ирана, более тесное сближение с Китаем имеет стратегический смысл, особенно в контексте недавних дипломатических и политических неудач. Выход США из эпохального ядерного соглашения в мае 2018 года и неминуемый крах Совместного всеобъемлющего плана действий 2015 года, о чем свидетельствует попытка США «откатить» санкции в Совете Безопасности ООН, ужесточили отношение Ирана к Западу. Однако эта история имеет более структурный и принципиальный смысл для Ирана, потому что с момента победы Исламской революции в Иране в 1979 году конкурирующие группировки местной элиты практически всегда жестко дискутировали по вопросу стратегического направления внешней политики страны. В то время как в иранских внешнеполитических кругах продолжают бушевать разногласия по поводу степени отношений с Западом – и в частности с государствами – членами Европейского союза, — общий консенсус за последние 40 лет сосредоточился на последовательном взаимодействии с ЕС, Великобританией и, в гораздо меньшей степени, даже с Соединенными Штатами. Однако неспособность ключевых европейских держав (Великобритании, Германии и Франции) спасти ядерную сделку вкупе с их общей невнятной часто позицией на мировой арене заставила Иран переосмыслить полезность и желательность последовательного взаимодействия с Европой. Таким образом, решительный сдвиг в сторону Китая имеет стратегический, политический и экономический смысл. На большом стратегическом уровне долгосрочное партнерство с Китаем придаст Ирану уверенности на мировой арене и поможет ему преодолеть вызовы в рамках кампании «максимального давления» администрации Трампа. На региональном уровне Иран также может продолжать наращивать свое влияние на Ближнем Востоке с целью более решительного противостояния американскому присутствию. В то время как некоторые региональные державы – особенно Турция и Индия – обеспокоены более тесным китайско-иранским взаимодействием, реальность такова, что пакт не изменит позицию и политику Ирана фундаментально. Это лишь усилит стремление Тегерана использовать свой основной политико-идеологический инструмент – так называемую ось сопротивления — для усиления и укрепления своей региональной роли.
В США, и в меньшей степени в Европе, в дискуссии о пакте доминировало мнение аналитиков о том, что это соглашение означает для интересов США на Ближнем и Дальнем Востоке. Большинство аналитиков сходятся во мнении, что это серьезная неудача для США, поскольку она подрывает интересы и позиции Америки на обоих концах азиатского континента. Как красноречиво выразился журнал Time, пакт способен «резко углубить» отношения между «главным глобальным соперником» Америки (Китаем) и ее «долгосрочным антагонистом на Ближнем Востоке» (Ираном), тем самым подрывая попытки США изолировать Иран на мировой арене». По американской оценке, для Китая пакт имеет широкий спектр преимуществ, выходящих за рамки коммерческой и экономической выгоды. Более глубокое взаимодействие с такой стойкой исламской страной, как Иран, является большим стимулом для связей Пекина с мусульманской общественностью, который подвергается все большему давлению из-за предполагаемого жестокого обращения с уйгурами в Синьцзян-Уйурском автономном районе. В то время как большинство мусульманских стран в основном молчат по поводу этих обвинений, Китай все еще надеется, что более глубокие отношения с исламским Ираном помогут ему в еще большей степени артикулировать в положительном ключе свою позицию в более широком мусульманском контексте.
Наконец, надо отметить, что обе страны сознательно преуменьшили военное измерение своего пакта. В любом случае, сообщения о том, что Китай может создать военные базы в Иране или арендовать иранские острова в Персидском заливе для военных целей, являются изначально ложными. По целому ряду исторических, политических и идеологических причин Иран не позволит ни одной иностранной державе разместить войска на своей территории. Но это не отменяет факта китайско-иранского военное сотрудничества, который в любом случае не является чем-то новым, поскольку оно началось в 1980-х годах — в разгар ирано-иракской войны — и активизировалось в последние годы. Маловероятно, что пакт значительно интенсифицирует это хорошо налаженное военное сотрудничество, по крайней мере на его ранних этапах. Однако в долгосрочной перспективе, и в случае превращения пакта в формальный союз, то не исключено, что более тесное китайско-иранское военное партнерство станет нормой. Вопрос о формальном военном союзе является весьма спорным, по крайней мере, для Ирана, учитывая жесткую приверженность принципу политической независимости Исламской Республики и вытекающую из этого сложную внешнюю политику. На сегодняшний день постреволюционный Иран заключил только один формальный военный союз — с Сирией еще в начале 1980-х гг. и устойчивость этого союза свидетельствует о неизменности идеологических составляющих иранской внешней политики. Официальный военный союз с Китаем потребовал бы серьезного изменения концептуальных основ иранской внешней политики – и особенно перестановки идеологических и прагматических соображений, — а это маловероятно в обозримом будущем.

53.18MB | MySQL:103 | 0,633sec