В Исламской Республике Иран (ИРИ) с 16 сентября 2022 г. продолжаются многотысячные акции протеста с требованием смены режима, для которого, как видят ситуацию на Западе, начался обратный отсчет. Наблюдатели и эксперты во всем мире, особенно в Израиле, отслеживают ситуацию в стране, которая сорок лет находится под санкциями, развивает ядерную программу, обвиняется США и его региональными союзниками в дестабилизации Ближнего Востока, и столкнулась с вопросом преемственности власти после того, как уйдет 83-летний верховный лидер Али Хаменеи.
Израильские эксперты по случаю двух месяцев протестов в Иране попытались разобраться в причинах и перспективах того, что иранские власти называют «беспорядками».
Они задаются вопросом – почему на протесты уже не выходят миллионы?
Раз Зиммт, эксперт по Ирану из Института исследований национальной безопасности (INSS) и Центра иранских исследований «Альянс» Тель-Авивского университета, полагает, что «все еще существует страх перед гражданской войной, перед превращением Ирана в Сирию. Он никуда не делся, хотя есть солидарность и с курдами, и с белуджами».
По словам Тамар Элем Гиндин, эксперта по Ирану Центра изучения Ирана и стран Персидского залива им. Меира Эзри при Хайфском университете и руководителя онлайн-школы по персидскому языку, раньше она тоже считала, что отсутствие восстания связано с наличием страха перед расколом Ирана. Но теперь ситуация складывается таким образом, что «погибшая М.Амини была курдкой; согласно поступающим сообщениям, была изнасилована девушка белуджи; в Ардебиле убита девушка азербайджанка. Таким образом, протест получается не одной этнической группы», по ее мнению – «это очень важно».
По мнению Ури Голдберга, эксперта по изучению современного Ирана и революционных движений в шиитском мире из Университета Райхмана, «в целом отношение к Исламской Республике характеризуется отсутствием симпатии, а иногда и откровенной ненавистью, но и по отношению к меньшинствам есть чувство злости. Считается, что они поступают с иранцами так, как иранцы поступали с ними. То есть об Исламской Республике, какой бы коррумпированной и угнетающей народ она не была, ее нельзя назвать иностранным агентом». «Они [правящий режим] могут быть грязью, но они наша грязь. И это показательно», – считает эксперт. «В то же время, чем дольше будет продолжаться нынешняя ситуация, эта революция, тем скорее протест превратится в новую норму, и поэтому режиму будет труднее уйти — или действовать жестко до полного подавления». Он видит проблему в том, что четкие требования не выдвигаются, а режим со своей стороны не совсем понимает, как действовать в такой ситуации. Тем самым он попадает в ловушку, потому что протестующие играют на его поле, и никто не может сомневаться в их приверженности Ирану, в их патриотизме.
У.Голдберг не уверен, что «на данный момент миллионы людей на улицах — это то, что необходимо для осуществления перемен». На его взгляд, «иранское коллективное сознание не хочет присоединяться к революционному движению, оно хочет идти с тем, кто сумеет представить себя как вариант по умолчанию. С истечением времени протестующие будут приближаться к такому статусу. Чем больше проходит времени, тем больше будет понижаться статус Исламской республики, которая, как и всякая хорошая диктатура, стремится представить себя по умолчанию».
Р.Зиммт на это отметил, что «в конце концов, наступает определенный момент, когда необходимо создать альтернативу… Режим и КСИР не придут однажды утром и не скажут: «Ну, вы нас убедили, мы потеряли нашу легитимность»».
У.Голдберг допустил, что «если КСИР загнать в угол, они действительно отреагируют насилием», что можно будет отнести в разряд ошибок режима.
Э.Гиндин ко множеству таких ошибок относит «проникновение в университетские общежития или проведение превентивных арестов». По ее словам, «это относительно стабильная революция, но каждый раз возникает новая вспышка — например, когда убивают красивых девушек, которые были тиктокершами и пользователями Instagram. Это не черно-белые фотографии в газете, это девушки, у которых было много подписчиков. Поэтому власти выдумывают истории, которые только усугубляют проблему: у этой были проблемы с сердцем (сообщалось, что у М.Амини с 12 лет было больное сердце), а та упала с большой высоты, другая покончила жизнь самоубийством, а еще у одной был геморрой».
Израильские эксперты отмечают, что нынешние протестные акции, при всей их уникальности, во многом продолжают череду протестов, сотрясавших ИРИ в последнее десятилетие. Все чаще в последние пять лет триггерами волнений становятся то права женщин, то цены на продукты питания или топливо, то нехватка воды.
По словам Р.Зиммта, «иранское общество и режим развиваются в противоположных направлениях: с одной стороны, светские тенденции с требованием политической открытости и незначительным соблюдением исламского дресс-кода, а с другой — режим, который замыкается и становится все более и более авторитарным». Эксперт подметил, что «всегда смеялся над исследователями арабского мира, которые заранее знают кто в какой стране одержит победу. В иранских исследованиях такого не было. Однако на этот раз впервые было ясно, что победит [президент Эбрахим] Раиси. С другой стороны, иранский режим может попасть в ловушку – выполнив требования, он откроет лазейку для других».
У.Голдберг считает, что, несмотря на противоположные тенденции, у двух сторон есть четкий общий знаменатель – «они не противопоставляют светскость религиозности. Революция волнами — это модель 1978-1979 годов. Даже те, кто не был религиозен в то время — а большинство протестующих таковыми не были — говорили на религиозном языке протеста. Цикличность протеста — похороны и траур — по своей натуре религиозна».
Р.Зиммт на это возражает, отмечая, что «по сравнению с 2009 г. в настоящее время заметно уменьшение значимости религии среди молодежи», т.к. «в 2009 г. одними из самых заметных действий были выходы на балкон по вечерам и возвеличивание Аллаха словами «Аллаху Акбар»».
По словам Э.Гиндин, в ходе нынешнего протеста «люди выходят на балконы и вместе поют «Барое» [в переводе с персидского – «За», которую написал Шервин Хаджипур. Его арестовали на двое суток, потребовав удалить песню с его аккаунтов, и на опубликованном видео он утверждал, что песня использовалась политическими группами за пределами Ирана]. В конце своего выступления певец Дариуш спел песню вместо выхода на бис, актриса Гольшифте Фарахани также ее исполнила в финале концерта Coldplay в Буэнос-Айресе». Эксперт полагает, что в ходе сегодняшних акций протеста эта песня заменяет «Аллаху Акбар».
У.Голдберг тем не менее настаивает на том, что даже если молодежь не религиозна, именно на религиозной основе формулируется коллективный словарь, из которого можно сформулировать альтернативу, независимо от того, носят ли придерживающиеся ее люди хиджаб или представляют себя как потенциальных «мучеников». Эксперт считает, что «религиозность в Иране является связующим звеном». В качестве примера он приводит события 1978-1979 гг., когда большинство протестующих не были религиозны. «Однако они говорили на религиозном языке еще и потому, что исторически шах не оставил никакого другого языка для протеста и критики, т.к. он не боялся религиозного и считал религию старомодной силой, которая не сможет ему угрожать. Современная молодежь явно не относит себя к религиозному сектору, но этот образец, эта общность, способность выражаться в смыслах стойкости – все это они черпают из словаря, который разделяют с ними многие другие иранцы, не молодые и не светские». По мнению У.Голдберга, используемые протестующими выражения о борьбе за справедливость также взяты из религиозного лексикона. «Война против угнетения и несправедливости — это очень и очень сильная шиитская история. Опять же, она связана не со степенью набожности, а с умением мобилизовать протестные настроения и критику, и говорить об этом так, чтобы достучаться до как можно большего количества людей».
Израильские эксперты попытались также заглянуть в будущее и ответить на вопрос – возможно ли снова загнать революционного джина в бутылку.
У.Голдберг полагает, что это уже не возможно – «это уже действительно протест, направленный на альтернативу, даже если она еще не полностью сформулирована; что-то должно произойти».
Р.Зиммт такого же мнения. По его словам, «даже продолжающаяся революционная реальность отражает то, что будет невозможно вернуть Иран к тому состоянию, которое было 43 дня назад. Потому что, даже если режим подавляет наиболее насильственные аспекты, это только вопрос времени, когда протест вспыхнет вновь. Также проявляется гражданское сопротивление: женщин, которые привыкли вообще выходить на улицу без чадры, очень сложно будет убедить надеть их снова». «Режиму придется иметь дело с сопротивлением. Сложилась неразрешимая ситуация. В иранском обществе происходят глубинные процессы, которые невозможно повернуть вспять, но в то же время режим не демонстрирует достаточную гибкость. Даже если покажется, что стало чуть меньше исламского принуждения, режим не сможет полностью отказаться от важных символов».
Р.Зиммт считает, что «нельзя недооценивать решимость властей и поддерживающего его идейного меньшинства, пусть даже это 10-15%. Есть немало примеров режимов, утративших легитимность и все же удерживающих власть благодаря силе репрессий, жесткости своих сторонников и тому, что большинство населения не проявляет активной позиции. Такая ситуация может продолжаться долго — у режима не будет возможности сдержать развитие событий, но и протестующие не смогут представить альтернативу».
Э.Гиндин полагает, что в условиях, когда «были пересечены несколько границ, этих демонов нельзя загнать обратно в бутылку. Во-первых, нынешний протест больше нельзя классифицировать как местный, который оседлали иностранные силы. В предыдущих протестах начиналось с «где мои пенсионные деньги» и перерастало в «смерть диктатору». Теперь все по-другому. Если Хаменеи завтра умрет, протестующие не разойдутся по домам. Другая пересеченная линия заключается в том, что предыдущие протесты были либо женскими по определению («хиджабный протест», как по ее мнению, ошибочно называют эту волну), либо опирались в основном на мужчин. На этот раз это действительно всеобщее недовольство».
Э.Гиндин очень надеется еще на то, что даже если протесты утихнут, никуда не денется «всеобщее осознание того угнетения, через которое проходит иранский народ, того, что он находится в заложниках у режима аятолл». По ее мнению, «даже мировые лидеры начинают понимать, что Исламская республика не представляет народ, и поэтому есть проблема в переговорах с ее руководством».
Учитывая продолжающийся конфликт между Ираном и Израилем, эксперты высказались по поводу того, что израильтяне могут упускать из виду в рассмотрении этих протестов.
Р.Зиммт считает, что в Израиле в виду стольких лет конфликта с Ираном есть тенденция всегда смотреть на итог: есть смена режима – нет смены режима. Он же советует взглянуть на протест как на процесс.
«При всех эмоциях и желании воодушевиться перспективой, которая кажется ближе, чем когда-либо прежде, что Израиль автоматически окажется перед лицом прозападного светского демократического режима, который любит Сион, не обязательно это будет так». Эксперт не уверен в том, что прямо сейчас протест может представлять угрозу режиму, однако это не значит, что происходящее не имеет значение.
По мнению У.Голдберга, тот в Израиле, кто видит в происходящем в Иране дихотомическую борьбу между «хорошим» и «плохим» — упускает из виду то, что там идет «настоящая борьба за «душу нации», и она ведется в иранских терминах и в иранском темпе. Здесь чувствуется борьба за глубокие слои идентичности и общую историю. Нам, израильтянам, трудно это понять».
Э.Гиндин рада тому, что протесты в Иране заставили израильтян задуматься о том, что Иран не является врагом Израиля, так как у Ирана и Израиля общий враг – Исламская Республика, и она больше враг Ирана, чем Израиля»[i].
[i] «לבקבוק יחזור לא כבר באיראן השד» :מאמינים המומחים // Israel Hayom. 10.11.2022. https://www.israelhayom.co.il/magazine/shishabat/article/13288313