Как полагают эксперты индийского  исследовательского фонда   Observer,  нападение на отель в центре Кабула, в котором проживают китайские  представители бизнеса, совершенное боевиками «Исламского государства провинции Хорасан» («ИГ-Хорасан», запрещено в России) на прошлой неделе, вновь поставило Пекин в центр «новых» проблем безопасности Афганистана, которые сегодня резко обострились. «ИГ-Хорасан» заполняет вакуум, поскольку «Талибан» сейчас сосредоточен  в большей степени на своей трансформации из повстанческой и террористической группировки в государственную и политическую систему, стремящуюся к международному  признанию. Пропагандистские публикации, ориентированные на Южную Азию, такие как «Голос Хорасана», которые заменили или включили в себя более локальные пропагандистские издания, такие как «Соут аль-Хинд» («Голос Хинда»), резко усилили в последнее время свою антикитайскую риторику в рамках расширения критики глобального подхода талибов в их попытке  сохранить и развить отношения с Пекином. В то время как в течение 20 лет талибы строили риторику о присутствии США в стране как об «империалистическом завоевании их земли» и укрепляли свою исламистскую идеологию вокруг этой «войны против крестоносцев», подобно тому, как это было против бывшего СССР, сегодня они борются против таких внутренних оппонентов, как «ИГ-Хорасан», в котором смотрят на Китай с аналогичной точки зрения. Но, конечно, Пекин рассматривается не с традиционной имперской точки зрения, а с точки зрения экономической экспансии, несмотря на то, что он пока не вкладывает сколько-нибудь знаимые инвестиций в Афганистан.

Интересно, что Афганистан — не единственная страна, где Китай сталкивается с противодействием исламистских боевиков. Связанная с «Аль-Каидой» (запрещена в России) исламистская группировка «Аль-Шабаб», которая контролирует часть территории в Сомали, также в недавнем прошлом стала более активной и шумной в своей антикитайской пропаганде и ранее нацеливалась на интересы Китая в таких странах, как Кения и Мозамбик. Стабильность в Афганистане, на которую, возможно, надеялся Китай, на самом деле может и не осуществиться. За последние месяцы Китай почти еженедельно проводил консультации с талибами через своего посла в Кабуле. Обсуждались многие экономические и инвестиционные возможности, и талибы даже намекали на сохранение крупных горнодобывающих проектов за Пекином. Готовясь к этому, талибы даже работают над сохранением статуй Будд в стране, что демонстрирует резкую смену приоритетов и идеологических догм  с 2001 года, когда тогдашний глава талибов мулла Омар дал приказ об уничтожении раритетных статуй этого культа. Сегодня они предлагают Китаю природные богатства Афганистана в обмен на инвестиции, понимая, что их собственный исламский эмират не может слишком долго процветать в качестве государства-отшельника, и что нынешним властям в Афганистане, таким как «Сеть Хаккани» и группировка из Кандагара, потребуется сильная и независимая финансовая база для обеспечения своих соответствующих интересов как в составе государства, так и, возможно, друг против друга. Представление о Китае как о замене американской мощи в Афганистане всегда было шатким, как и любое мнение в Пекине о том, что он может укрепить Кабул политически, используя деньги и объединенную политическую волю пакистанских военных и талибов. Эта точка зрения была еще более расколота на двух стратегических фронтах.

Во-первых, это нежелание талибов задерживать, расформировывать или передавать членов Исламской партии Восточного Туркестана (ИПВТ) и связанных с ней уйгурских боевиков для обеспечения интересов Китая.  Ранее, согласно сообщениям, талибы вывели ИПВТ и других уйгурских боевиков из провинции Бадахшан, граничащей с Китаем, а Пекин создал аванпост безопасности в Таджикистане для наблюдения за активностью уйгуров. Однако антикитайская риторика со стороны этих групп, наряду с «ИГ-Хорасан», только усилилась.

Во-вторых, потенциальное использование Китаем Пакистана в качестве посредника в Афганистане на фронте безопасности, или, короче говоря, использование пакистанского силового компонента  на переднем крае для обеспечения своих экономических интересов, также выглядит как мрачная перспектива. Недавняя попытка убийства временного поверенного в делах Пакистана в Кабуле, ответственность  за которое взяла на себя «ИГ-Хорасан», добавила еще одну проблему в ось Пакистан–«Талибан». Этому нападению предшествовали регулярные нападения на пакистано–афганской границе на посты пакистанских силовиков со стороны «Техрик-е-Талибан Пакистан» (ТТП), которая продолжает регулярно нападать на Пакистан, используя стратегическую глубину, предоставляемую афганским движением «Талибан», и все более явный раскол междуразными фракциями внутри самого движения «Талибан» во главе с верховным лидером Хибатуллой Ахундзаде, который с августа прошлого года был в Кабуле всего один или два раза и постоянно проживает в Кандагаре. При этом именно  эта группа «кандагарцев» отказывается от каких-то идеологических уступок со стороны талибов международному сообществу, особенно Западу, по таким вопросам, как образование девочек. Недавний указ Министерства высшего образования талибов о запрете всем женщинам посещать университеты — еще один пример того, как «кандагарцы» усиливают свой внутренний контроль и влияют на будущую политику Афганистана.

Хотя нет никаких сомнений в том, что Китай с его экономическим весом может сыграть решающую роль в Афганистане, также важно помнить, что региональные и соседние государства сильнее влияют на Кабул и его исламскую политику. В то время как международный дискурс осложняет роль Пекина в Афганистане, особенно из-за того, что отношения между поддерживаемыми США правительствами во главе с такими политиками, как Хамид Карзай и Ашраф Гани, не были особенно гладкими с Китаем, другие страны фактически добились гораздо большего прогресса в политическом и экономическом влиянии на талибов. Ранее в этом месяце все центры власти и влияния в Кабуле, в прошлом и настоящем, одновременно находились в Объединенных Арабских Эмиратах (ОАЭ). ОАЭ принимали исполняющего обязанности министра обороны талибов муллу Якуба, которого сопровождал Анас Хаккани, в то время как Карзай совершил свою первую зарубежную поездку с остановкой в этой же стране в тот же день. Все эти визиты произошли недалеко от того места, где Гани с прошлого года укрывался в Абу-Даби. Это была гораздо более наглая и открытая демонстрация растущего эмиратского влияния, опирающегося на историю, на афганские дела, чем когда-либо удавалось Китаю, несмотря на эйфорию вокруг роли Пекина. Помимо ОАЭ, другие государства, такие как Иран, Таджикистан, Узбекистан, Турция и Катар, наряду с Западом, могут иметь более реальные шансы помочь Афганистану избежать полного долгосрочного экономического коллапса, чем Пекин, который, в конце концов, преследует узкие стратегические цели и цели в области безопасности и более широкие эксплуататорские цели, что касается природных ресурсов, развития инфраструктуры и необходимости инвестировать в область добычи полезных ископаемых. Это сопряжено с невероятным набором рисков в том, что касается союза с талибами. Учитывая надвигающуюся конкуренцию великих держав между США и Китаем, борьбу с огромными, капиталоемкими проектами, такими как инициатива «Один пояс и один путь» и Китайско-пакистанский экономический коридор, а также шаткую глобальную экономическую ситуацию после пандемии коронавируса, еще более усугубленную военной операцией России против Украины, маловероятно, что Китай будет предпринимать серьезные усилия по расширению своих инвестиций и присутствия в Афганистане.