Саммит НАТО в Лиссабоне 19-20 ноября 2010 года, на повестке дня которого стояли такие фундаментальные вопросы, как новая Стратегическая концепция альянса, проект создания территориальной системы противоракетной обороны для европейского региона, передача полномочий по обеспечению безопасности в Афганистане национальным силам, сотрудничество в формате НАТО-ЕС и отношения НАТО с Россией, имел особое значение для Турции. Турецкие политологи даже называли саммит поворотной точкой в отношениях Турции с Западом, подобной решению об отправке турецких солдат в Корею в 1950 году.
Американский план по размещению элементов ПРО на территории Турции мотивировал данное решение «ядерной угрозой со стороны Ирана». При таком подходе к концепции ПРО граничащая с Ираном Турция, обладающая развитой военно-технической инфраструктурой, становится ключевым звеном системы обороны. Однако в ходе предварительных консультаций, руководство Турции однозначно выразило свое видение проекта создания ПРО, не совпадающее с американским.
Во-первых, Турция выступила категорически против указания какого-либо конкретного государства в качестве источника угрозы, определяющей необходимость развертывания ПРО. Руководство Турции выдвинуло веские аргументы, объясняющие позицию Анкары.
Отправляясь на саммит, президент А.Гюль повторил неоднократно высказанное мнение о том, что НАТО является оборонительной организацией и не может действовать против какой-либо страны, создавая для нее угрозу. Многие государства обладают баллистическими ракетами, возможно изменение ситуации, число подобных стран может увеличиться или уменьшиться, но система обороны должна защищать от любой подобной угрозы. «Турция выступает категорически против упоминания в этой связи какой-либо конкретной страны». Основная цель решения о развертывании ПРО должна заключаться в обеспечении безопасности и обороны союзников по НАТО от рисков и угроз, которые несет с собой глобальное распространение баллистических ракет. Внимание должно быть направлено именно на опасность распространения ядерного оружия в целом.
Более того, А.Гюль отметил, что с самого начала обсуждений данного вопроса, Турция информировала союзников о том, что не согласится на упоминание конкретного государства, особенно Ирана или другой страны, независимо от того, соседствует она с Турцией или нет, в качестве цели развертывания европейской системы ПРО.
Президент подчеркнул, что, принимая решения в рамках НАТО, Турция руководствуется, прежде всего, своими национальными интересами, и только затем принципом солидарности союзников.
Во-вторых, Турция требует участия в управлении элементами ПРО, которые планируется разместить на турецкой территории. Речь не идет об исключительном контроле над системой, относящемся к компетенции НАТО, однако, Анкара не желает оказаться в роли пешки в чужой игре. В Турции памятны события времен холодной войны, когда в ходе Карибского кризиса 1962 года США приняли решение о выводе ракет «Юпитер», размещенных в Турции, не консультируясь с союзниками по НАТО, включая саму Анкару. Данное решение не только стало неожиданностью для турецкого руководства, но и вызвало потрясение в обществе, не осведомленном о факте размещения ракет.
Накануне саммита НАТО Турция проинформировала о своей позиции всех членов альянса. 14 октября на встрече министров иностранных дел НАТО, а также в ходе последующих контактов руководство Турции озвучило свой принципиальный подход к вопросу о развертывании системы ПРО:
— система ПРО должна быть не американским проектом, а проектом альянса, в котором решения принимаются консенсусом, что позволяет Турции использовать право вето;
— в соответствии с принципом неделимости безопасности система ПРО должна распространяться на всю территорию Турции, при этом всем государствам-членам НАТО следует принять участие в усилиях по созданию системы;
— необходимо сформулировать определение того, что понимается под угрозой, связанной с баллистическими ракетами, но следует исключить указаний на какое-либо конкретное государство как на источник данной угрозы.
В то же время общий подход НАТО к урегулированию данных аспектов заключался в том, что следует сначала принять принципиальное решение, а затем обсуждать отдельные детали.
Стоит отметить, что независимая позиция Анкары в ходе предварительных переговоров по ПРО вызвала в западных СМИ очередную волну ставших популярными в последние годы утверждений о смене вектора внешнеполитического развития Турции.
Очевидно, что в новых глобальных условиях постбиполярного мирового устройства внешняя политика Турции, как и многих других стран, приобрела новые формы. Руководство Турции, отвечая на вопросы о «смене курса», неоднократно подчеркивало, что сама по себе постановка данного вопроса носит некорректный характер, поскольку положение Турции в регионе и в мире позволяет ей проводить многовекторную внешнюю политику без ущерба для уже ставших традиционными отношений с западными странами. Более выраженная, чем в период холодной войны, артикуляция национальных интересов Турции не означает, что Анкара отказывается от вестернизации. Как и любое другое суверенное государство, Турция не обязана «автоматически» одобрять любой предложенный НАТО проект, принимая отводимую ей роль и возлагаемую на нее ответственность.
Еще одной волновавшей Турцию темой саммита был вопрос об отношениях НАТО и Евросоюза, военному сотрудничеству которых мешают конфликты между Турцией и Республикой Кипр. С одной стороны, существует нерешенность кипрского вопроса и откровенная поддержка со стороны ЕС позиции Республики Кипр, являющейся членом ЕС и использующей свое право вето для торможения переговорного процесса о вступлении Турции в ЕС. С другой стороны, Анкара, блокирует участие Республики Кипр в стратегическом сотрудничестве между НАТО и ЕС. Евросоюз отказывается вести диалог о сотрудничестве без участия всех своих членов, не заключает с Турцией соглашение в сфере безопасности и не утверждает ее вхождение в Европейское оборонное агентство в то время, как Турция возражает против этого, подчеркивая, что не все страны-члены НАТО одновременно являются членами ЕС. В частности, сама Турция, будучи членом НАТО, но, не являясь членом Евросоюза, не претендует на участие во встречах глав государств, входящих в ЕС.
После саммита в Лиссабоне президент Турции А.Гюль выразил удовлетворение результатами, достигнутыми по двум вопросам, представлявшим для Турции наибольшее значение.
В новой стратегической концепции НАТО, принятой в Лиссабоне, нашли свое отражение пожелания турецкой стороны. В концепции зафиксировано, что при создании системы ПРО ни одна страна не будет рассматриваться в качестве угрозы. Турция расценила данную ситуацию как успех своей дипломатии, добившейся обеспечения интересов Анкары в вопросе глобального значения.
В текст Стратегической концепции НАТО было включено положение о том, что стратегическое партнерство между НАТО и ЕС требует участия членов альянса, не входящих в Европейский Союз. В то же время министр иностранных дел Турции А.Давутоглу заявил на саммите, что «не следует ожидать значительного развития сотрудничества НАТО и ЕС, пока остается нерешенным кипрский вопрос».
Саммит НАТО в Лиссабоне, действительно, можно назвать успешным для Турции, так как она смогла решить, по крайней мере, две важные задачи: сохранить и даже упрочить добрые отношения с Ираном и, одновременно, укрепить свое положение в НАТО, снова взяв на себя роль форпоста обороны, однако, в наиболее приемлемой для себя форме. Тем не менее, это не означает безоблачного будущего дальнейших отношений Анкары с альянсом. Очевидно, что Турции предстоит нелегкая задача выстраивания баланса между отношениями со своими региональными партнерами и сотрудничеством с западным альянсом, который все чаще видит для себя угрозы со стороны стран исламского мира, включающего в себя и саму Турцию.