Япония и Южная Корея традиционно являются одним из приоритетных направлений экономической дипломатии Ирана. Товарооборот ИРИ с этими странами в течение последних лет демонстрировал устойчивую тенденцию к росту и был весьма ощутим в количественном выражении. В 2009 г. его суммарный объем превысил отметку в 23 млрд долл. США.[i] Из них 13 млрд долл. США пришлось на торговлю ИРИ с Японией и 10 млрд долл. США — с Южной Кореей.[ii] При этом иранский экспорт формировал основную часть товарооборота. Главной его статьей являлась нефть (99% японского импорта в 2007 г. из Ирана),[iii] что придало для Сеула и Токио особое значение торгово-экономическим связям с ИРИ. Так, в 2007 г. Иран удовлетворял до 12,5% всех потребностей Японии в сырой нефти. Обе дальневосточные страны неразрывно связывали вопросы взаимодействия с Тегераном с собственной энергетической безопасностью. В качестве задела для развития сотрудничества с ИРИ в этом направлении ими были сделаны (или планировались) серьезные инвестиции в иранский топливно-энергетический сектор.

Принятие вслед за резолюцией СБ ООН №1929 Соединенными Штатами и Евросоюзом новых односторонних санкций в отношении Ирана поставило Японию и Южную Корею перед дилеммой о том как развивать отношения с Тегераном далее. С одной стороны, ИРИ представляет собой весьма перспективного партнера, разрыв или сокращение связей с которым может негативно сказаться на результатах внешнеэкономической деятельности этих стран. С другой стороны, китайские, японские и южнокорейские компании также имеют весьма серьезные связи с США и ЕС, а, в некоторых случаях, и частично принадлежат европейскому или американскому бизнесу. В этой ситуации, отказ следовать требованиям односторонних санкций Вашингтона или Брюсселя может нанести еще больший ущерб, нежели чем сокращение присутствия в Иране.

В этом ключе, наибольшую лояльность к Западу продемонстрировала Япония, которая с 2005 г. последовательно выступает против выбранной Тегераном линии поведения в вопросе ИЯП. Японские власти активно поддержали все резолюции, принятые СБ ООН по указанному вопросу, и даже вышли за их рамки при проведении собственной политики в отношении ИРИ. Так, в феврале 2007 г. власти этой страны заморозили счета 10 иранских компаний и 12 частных лиц. Ранее, в конце 2006 г., японская фирма Inpex фактически отказалась от участия в разработке месторождения «Азадеган», сократив свое присутствие в проекте с 90% до 10%, а количество занятых на объекте сотрудников с 1000 до 400 человек. Действия Токио в рамках резолюции сопровождались двусторонними консультациями по существующей проблеме с целым рядом государств, включая Великобританию и ОАЭ. В результате, по имеющейся информации, в конце 2006 — начале 2007 года было заключено англо-японское соглашение о противодействии реализации ядерных программ КНДР и ИРИ.

МИД Японии неоднократно указывал на готовность Токио использовать любую возможность для того, чтобы побудить Иран подчиниться требованиям резолюций СБ ООН и заставить его вернуться к переговорам. Видя в ИЯП серьезную угрозу режиму ДНЯО, японцы подчеркивали необходимость его защиты, что, по их мнению, особенно важно для поддержания стабильности в регионе Ближнего и Среднего Востока, от которого непосредственно зависит и их энергетическая безопасность. Подобная позиция японского руководства в вопросе ИЯП непосредственным образом сказывалась и на торгово-экономических отношениях двух стран. Еще в 2006 г. Токио утратил статус торгового партнера Ирана «номер один». От значительной потери позиций в 2006 – 2008 гг. японцев спас скачек цен на нефть, обеспечивший даже определенный рост объемов их товарооборота в стоимостном выражении в 2008 г. (до 13 млрд долл. США)[iv]при падающих физических объемах. Характерно, что также постепенно снижалась и доля ИРИ в обеспечении потребностей Японии в энергоносителях (до 10% в 2010).[v]

В преддверии принятия новых, еще более жестких санкций 2010 г. в отношении Ирана, японское руководство уже в 2009 г. применило ряд мер, направленных на сокращение сотрудничества с ИРИ. В частности,  определенному снижению с осени 2009 г. подверглись объемы импорта нефти,[vi] и без того сократившиеся с приблизительно 11 млрд долл. США в 2008 г. до 9 млрд долл. США в 2009 г. (впрочем, здесь необходимо сделать поправку на колебания цен на нефть в течение года).[vii] Вслед за этим, в феврале 2010 г., одна из четырех крупнейших японских компаний, занимающихся импортом нефти в страну, заявила о своем намерении снизить закупки этого вида сырья у НИНК на 10%.[viii]

Летом 2010 г. Токио поддержал резолюцию №1929 СБ ООН и приветствовал односторонние санкции, принятые США и ЕС. В свою очередь, японское правительство немедленно приступило к разработке собственного пакета мер, который был принят 3 сентября 2010 г. Созданные по европейской модели, японские санкции в значительной степени выходят за рамки, оговоренные резолюцией №1929 СБ ООН.[ix]Новый документ предполагает заморозку счетов 88 юридических (включая IRISL и ее дочерние фирмы) и 24 физических лиц ИРИ. Были прекращены операции с 15 иранскими банками. Счета и активы их представительств в Японии также подлежали заморозке. Оказался усилен контроль за любыми финансовыми транзакциями с ИРИ. Японским банковским институтам было запрещено заключать новые корреспондентские договора с иранскими банками и открывать свои филиалы в ИРИ, равно как и иранским институтам запрещалось создавать свои представительства в этой стране. Значительные ограничения вводились на предоставления страховых услуг иранским фирмам, а также на брокерскую торговлю ценными бумагами эмитированными компаниями ИРИ. В сфере торговли принятый документ предусматривал отказ Japan Bank for International Cooperation (JBIC) и Nippon Export and Investment Insurance (NEXI) от предоставления экспортных кредитов для торговли с Ираном сроком на два и более лет, а также требовал от NEXI ограничить срок возврата краткосрочных экспортных кредитов одним годом.

Строгий запрет был предусмотрен на инвестирование средств в энергетический сектор ИРИ (разрешались только краткосрочные контракты). От японских фирм требовалось воздержаться от участия в развитии нефтеперерабатывающего сектора иранской экономики и проведения геологоразведки. Токио также потребовал от своих компаний быть максимально осмотрительными при реализации существующих контрактов. В результате, 15 октября 2010 г. компания Inpex заявила о своем выходе из проекта по развитию месторождения «Азадеган»,[x] за что 17 ноября 2010 г. Государственный департамент США пообещал не проводить расследования вопросов, связанных с деятельностью этой фирмы в Иране на предмет соответствия требованиям санкционного законодательства Соединенных Штатов.[xi]

На текущий момент, санкции, введенные Японией в отношении ИРИ, по свое строгости не уступаю европейским или американским. Впрочем, эксперты отмечают одну немаловажную деталь: руководство этой страны сделало все возможное, чтобы принятые меры никак не повлияли на импорт нефти из Ирана, который весьма ощутим по своим объемам.[xii] Япония, несмотря на предпринимаемые ей с конца 2006 г. попытки, так и не смогла значительно сократить свою зависимость от иранских поставок. По этой причине, власти страны в течение долгого времени воздерживались от введения новых санкций. Можно предположить, что именно эта зависимость от иранской нефти в будущем может стать причиной отхода японцев от жесткого следования принятым мерам.

Подход Южной Кореи оказался несколько отличным от японского. С одной стороны, Сеул был вынужден подчиниться давлению со стороны США и 8 сентября 2010 г. ввел собственные односторонние санкции в отношении ИРИ (несмотря на то, что изначально руководство этой страны планировало только определиться по вопросу об их применении к октябрю 2010). В соответствие с принятым документом, корейским гражданам было запрещено вести бизнес со 102 юридическими и 24 физическими иранскими лицами, которые оказались внесены в созданный в Южной Корее «черный список». Кроме того Сеул пообещал подвергнуть тщательной проверки грузы следующие в и из ИРИ, а также временно прекратить любые инвестиции в энергетический сектор иранской экономики.

В то же время, у экспертов уже имеются вопросы относительно того насколько корейские обещания были искренними: их насторожил достаточно четкий отказ Южной Кореи, подчиниться американским требованиям о закрытии представительства банка Меллят в Сеуле.[xiii] Вместо этого власти только ужесточили контроль за ведущимися им транзакциями в сентябре 2010 г.[xiv] 11 октября 2010 г. корейцы все же объявили о временной заморозке деятельности сеульского филиала банка Меллят сроком на два месяца,[xv] но предприняли все меры, чтобы минимизировать возможный ущерб от этого шага. Так, 17 сентября 2010 г. ими было объявлено о переходе с 1 октября 2010 г. при ведении расчетов с Ираном с доллара США и евро на южнокорейскую валюту вон для снижения негативного влияния санкций на торгово-экономическое сотрудничество двух стран. Право на осуществление операций с вонами получили Центральный банк ИРИ, Промышленный Банк Кореи (Industrial Bank of Korea) и банк «Вури» («Woori Bank»).[xvi] Указанные действия корейских властей не оставили у экспертов сомнения в том, что понимая всю сложность ситуации Сеул постарается удержать свои позиции в ИРИ.

Южная Корея действительно может понести значительные потери от разрыва с Тегераном. Торгово-экономические отношения двух стран в последние годы демонстрировали устойчивое развитие. Только за первое полугодие 2010 г. их товарооборот составил 6,5 млрд долл. США.[xvii] Основу его, как и в прежние годы, формировал иранский экспорт нефти. По данным за середину 2009 г., ИРИ обеспечивала до 15% потребностей экономики Кореи в названном виде сырья (150 тыс. баррелей в день).[xviii]

На начало 2010 г. с Ираном вели бизнес около 2000 южнокорейских фирм. Преимущественно они представляли малый бизнес республики, однако свое сотрудничество с ИРИ развивали и такие корпорации как «Самсунг», «Daelim Industrial Company», «Hyundai Heavy Industries» и «GS Engineering and Construction». Интерес для корейцев традиционно представляют автомобильное производство (здесь у Сеула и Тегерана имеется некоторый опыт успешной реализации совместных проектов), электроника, нефтехимия и железные дороги. Особо привлекателен для корейских инвесторов энергетический сектор экономики ИРИ.«Daelim Industrial Company» уже заключила договоры на участие в модернизации НПЗ в Исфагане (март 2007 г.), строительство емкостей для хранения СПГ в порту Томбак (февраль 2007 г.), а также на развитие 12 блока газового месторождения Южный Парс (ноябрь 2009).[xix] С 2009 г. определенное внимание корейцев приковано и к каспийским провинциям ИРИ, что во многом объясняется желанием иранского руководства начать разработку местных нефтяных месторождений.

На этом фоне, ирано-южнокорейское торгово-экономическое сотрудничество оказалось весьма восприимчиво к ведению новых санкций СБ ООН, США и ЕС. 1 июля 2010 г. южнокорейская компания GS Engineering and Construction, ссылаясь на режим санкций, расторгла заключенный с компанией «Парс» контракт стоимостью в 1,2 млрд долл. США по созданию мощностей для дезодорирования природного газа. В конце июля 2010 г. корейские компании «Daelim Industrial», «GS Engineering and Construction» и «Doosan Heavy Industries» выразили обеспокоенность развитием ситуации вокруг ИРИ. По словам их представителей, наибольшие трудности возникают с финансовым обеспечением сделок, т.к. южнокорейские банки практически прекратили работу с Ираном. Под угрозу оказались поставлены не только поставки оборудования, но и выплаты по реализуемым проектам.[xx]

Корейское руководство было не намерено мириться со складывающейся ситуацией.[xxi] 9 августа 2010 г. правительство этой страны представило в СБ ООН подробный отчет о применении санкций по отношению к Ирану. Общая позиция Сеула была сформулирована как «готовность взаимодействовать с Совбезом и властями США по всем вопросам, связанным с ИЯП, минимизировав, при этом, любой ущерб, наносимый санкциями сотрудничеству с Тегераном в сферах, не связанных с ядерной программой».[xxii] В этом ключе,25 августа 2010 г. южнокорейское министерство экономики, по информации местных СМИ, заявило о возможном оказании помощи (включая выдачу кредитов по весьма благоприятным условиям) компаниям своей страны, сотрудничающих с ИРИ и пострадавшим от американских санкций. Для упрощения взаиморасчетов в условиях ужесточения санкционного режима руководство Южной Кореи в начале октября 2010 г. разработало схему, в соответствии с которой Центральный Банк ИРИ имеет право хранить вырученные иранцами от экспорта в эту страну нефти средства на депозитных счетах банка «Вури» и Промышленного банка Кореи и использовать их для оплаты импорта корейских товаров.[xxiii]

Характерно, что власти США ничего не могут сделать в отношении этой дальневосточной страны, своего верного союзника в вопросе северокорейской ядерной программы. Формально Сеул не только подчиняется положениям резолюции СБ ООН №1929, но и под давлением Вашингтона пошел на создание собственной законодательной базы, обеспечивающий некий национальный санкционный режим в отношении Тегерана. При этом южнокорейцы ясно дают понять представителям США, что они не ставят знак равно между ядерными программами КНДР и ИРИ. Если в первом случае затронуты вопросы военной безопасности Южной Кореи, то, в другом случае, экономической безопасности и выгоды. Решать обе проблемы Сеул также намерен по-разному, но в обоих случаях применяя прагматичный подход. В итоге, США не остается ничего кроме как для сохранения собственного имиджа давать положительную подсветку действиям Сеула, в целом, создающих бреши в санкционном режиме. Так, комментируя их решение об открытии соответствующих депозитов для ЦБ ИРИ в банках «Вури» и Промышленном банке, представители Соединенных Штатов заявили, что эта мера направлена на то, чтобы сделать финансовые транзакции с ИРИ более прозрачными.[xxiv]