Через несколько дней, 22 октября с.г., граждане и законные постоянные жители Израиля будут определять персональный состав местной, то есть городской и региональной, власти. Именно это событие, судя по всему, и закончит почти годичный политический марафон в Израиле, начало которому положил пришедшийся на прошлое лето пик общественной дискуссии вокруг «закона Таля», за которым последовали правительственный кризис, досрочные парламентские выборы, формирование нового кабинета министров и утверждение кнессетом бюджета на 2013 и 2014 гг.
Партийно-политический расклад
В отличие от выборов в Кнессет, 12 из 19 которых проходили досрочно, а одни были на несколько месяцев отложены (из-за войны Судного дня), муниципальные выборы, как правило, проходят раз в пять лет и в точно определенный законом срок. В том числе и потому, что главной их темой обычно являются пути повышения благосостояния жителей населенных пунктов, а не вопросы безопасности, экономической политики и другие глобальные темы общенациональной повестки дня. Но на этот раз выборы в местные органы власти имеют и иное измерение: на практике, как нам уже приходилось отмечать, они служат продолжением недавних выборов в нынешний Кнессет. Хорошо известно, что без серьезной муниципальной базы парламентские партии в Израиле не имеют перспективы, и потому нынешние выборы во многом являются тестом на устойчивость как межпартийных коалиций, так и отдельных партий, включая их фракции в Кнессете.
Так, по итогам нынешней муниципальной кампании можно будет во многом спрогнозировать судьбу ультраортодоксальной партии ШАС. Эта социально-популистская партия осталась без консенсусного харизматического лидера после смерти ее духовного руководителя раввина Овадии Йосефа, и на ее электорат — сефардов-традиционалистов, в массе своей из городов периферии, есть немало соискателей. Среди них как «сефардские альтернативы» в лице партии раввина Хаима Амсалема либо списков, которые могут возникнуть на базе отколовшихся от ШАС фракций, так и такие партии, как НДИ, Ликуд и даже Авода, в связанных с которой кругах опять, после почти десятилетнего перерыва, заговорили об обязанности государства «по-настоящему признать специфические социальные и культурные потребности» так называемого второго Израиля (т.е. евреев — выходцев из стран Востока и их потомков).
Не меньшее, если не большее значение нынешние муниципальные выборы имеют для новых игроков израильской политики, таких как «Еш атид» («Есть будущее») Яира Лапида или «Ха-Тнуа» («Движение») Ципи Ливни. Ибо по их итогам станет более ясно, смогут ли они повторить судьбы своих многочисленных предшественников — политических проектов на одну, максимум две каденции. Обе эти состоящие в правящей коалиции левоцентристские партии, выкроенные из развалившегося электората партии Кадима — ранее центристской и в 2006-2009 гг. правящей, но сильно «полевевшей» в период пребывания у ее руля в 2009-2012 гг. Ципи Ливни (в конце 2012 г. основавшей и возглавившей упомянутую «Ха-Тнуа»), кроме всего прочего, пытаются составить альтернативу сегодняшней главной оппозиционной партии, некогда главной силе левого лагеря — Партии труда (Аводе). Потому не случайно, что они присутствуют в муниципальной политике и прилагают активные усилия для привлечения на свою сторону не только традиционного левоцентристского электората — представителей так называемого первого Израиля — светских жителей благополучных кварталов городов и зажиточных коллективных поселений центра страны, в массе своей ашкеназского происхождения, но и максимально большой доли избирателей из других общинно-секторальных групп, в том числе (а в городах с их наиболее высокой концентрацией — в наибольшей степени) выходцев из бывшего СССР. Так, Яир Лапид явно учел негативный опыт своего отца, лидера партии Шинуй («реинкарнацией» которой многие считают «Еш атид») Томи Лапида, в свое время сознательно остановившего «русификацию» своей партии. Что и внесло свой вклад в то, что на следующих после ее грандиозного успеха 2003 г. выборах в Кнессет в 2006 г. эта партия просто не прошла электоральный барьер.
В итоге в рамках этой муниципальной кампании партия охотно, как это случилось в Лоде, предоставила свою политическую «крышу» и немалые ресурсы организованным группам русскоязычных соискателей мест в городских и поселковых органах власти. В других местах аффилированные с «Еш атид» списки в ряде случаев старательно демонстрируют «русский акцент». Соперники этой партии, впрочем, не упускают случая напомнить о прошлом негативном опыте, когда дивиденды, полученные «русскими» за их решающую поддержку «общенациональных» или «общегородских» лидеров и их списков, были более чем скромными. И потому, полагая, что то же самое скорее всего будет и на этот раз, призывают русскоязычных репатриантов «голосовать за своих».
А «свои», как показали выборы в кнессет 2009 и 2013 гг., сегодня (в соотношении примерно 2:1) сосредоточены в электорате двух правоцентристских партий — соответственно, «русской с общенациональной повесткой дня» — «Наш дом Израиль» (НДИ) и «общенациональной с (некоторым) русским акцентом» Ликуд. Обе партии, обладая собственным твердым электоральным ядром, на протяжении последних десяти лет одновременно конкурируют в борьбе за другие группы. Главными из них являются «привлеченный» русскоязычный электорат (в основном бывшие избиратели «русской» секторальной «Исраэль ба-Алия» и «общенациональных» Шинуя, а потом Кадимы) и «протестные», в массе своей сефардские голоса жителей городов развития Негева и Галилеи и неблагополучных, по израильским понятиям, кварталов городов центра страны. Именно благодаря последним Ликуд в 1977 г. впервые стал правящей партией, затем они делили свои симпатии между Ликудом и «своей» социально-популистской партией сефардов-традиционалистов ШАС, а в 2009 г. эти избиратели дали не менее двух-трех мандатов НДИ и его «сильному лидеру» Авигдору Либерману. (Еще примерно два – два с половиной мандата НДИ дали бывшие избиратели Ликуда, в глазах которых Либерман символизировал ценности, утраченные, как им казалось, традиционным правым лагерем, а впоследствии эта группаполучила значительное пополнение из числа тех «умеренных ликудников», которых в свое время Ариэль Шарон увел из Ликуда в партию Кадима.)
Для лидеров двух партий, премьер-министра Биньямина Нетаньяху и (тогда) главы МИДа Авигдора Либермана, выглядело логичным попробовать перенести свое «конкурентное сотрудничество» прежней каденции правительства под «зонтик» единого избирательного блока, что и было сделано на недавних выборах в Кнессет. По итогам этих выборов и выяснилось, что речь идет о хотя и сходных, но все еще различающихся по культурно-политическому типу группах избирателей, в силу чего блок «Ликуд – НДИ» понес немалые электоральные потери. Если верить опросам тех дней, то в то время как НДИ, судя по всему, сумел сохранить большую часть своих «русских» и некоторое число «ивритоязычных» избирателей (а те, кто не был готов поддержать объединенный список, в массе своей просто остались дома), потери Ликуда были намного солиднее, особенно в его «русском» (а также религиозно-сионистском и отчасти «восточном») секторе. Причем среди ушедших от Ликуда избирателей были как те, кто в день выборов «остались на заборе», так и значительное число тех, кто поддержал «центристский» (как им представлялось) «Еш атид» и религиозно-сионистский «Байт Егуди» («Еврейский дом») — две партии, которые позиционировали себя на выборах как «лобби в защиту интересов угнетенного среднего класса». В силу чего за прошедшие после выборов месяцы в руководстве обеих партий нарастало убеждение в том, что эксперимент с объединением оказался не слишком удачным, а казавшийся многим неизбежным накануне выборов в Кнессет курс на конвергенцию в единую партию, по крайней мере на этом этапе, бесперспективным. И это при том, что лидеры обеих партий, Нетаньяху и Либерман, не исключают возможности возвращения к этой идее в будущем. В итоге нынешняя кампания по выборам в местные органы власти четко отражает данную ситуацию. Если в ряде городов Ликуд и НДИ по-прежнему идут на выборы едиными списками, то во многих других местах они уже весьма жестко конкурируют друг с другом. (В скобках заметим, что кое-где не менее жестко конкурируют между собой и движения, которые ассоциируются с одним и тем же Ликудом, но это уже другая история.) И за единственным исключением НДИ и Ликуд нигде не выставили единого кандидата на пост мэра; более того, в целом ряде городов именно кандидаты от этих партий являются главными соперниками в борьбе за этот пост.
Почему Иерусалим?
Этим единственным исключением оказался Иерусалим — столица Израиля, где Моше Леон, главный соперник нынешнего мэра Нира Барката, является официальным и единственным кандидатом от блока «Ликуд – НДИ». Время от времени появляющиеся в прессе утверждения о том, что соперничество Барката и Леона на самом деле является противостоянием Нетаньяху и Либермана, судя по всему (по крайней мере, так утверждают авторитетные источники в окружении обоих лидеров), не соответствуют действительности. При этом нельзя не заметить, что если Нетаньяху, по мнению тех же источников, де-факто «самоустранился» от муниципальной кампании в столице, выражая готовность работать с любым мэром, кто бы ни победил на выборах, руководство НДИ активно продвигает Моше Леона, имея здесь, что характерно, полную поддержку местного отделения Ликуда.
Это уникальное для нынешней кампании явление объясняется статусом в городе лидера НДИ Авигдора Либермана, политическая и профессиональная карьера которого еще со студенческой юности была связана с движением Ликуд. Там он примерно с 1988 г. стал ключевым членом команды Биньямина Нетаньяху, сыграв огромную роль в его приходе к лидерству в этой партии в 1993 г. Именно Нетаньяху назначил Либермана генеральным директором Ликуда, поручив ему решить проблемы финансовых долгов партии и оптимизации ее структуры. (С обеими задачами Либерман и его помощник — нынешний кандидат на пост мэра столицы Моше Леон, блестяще справились в течение одного года.) А после победы Нетаньяху на первых прямых выборах премьер-министра Израиля в 1996 г. Авигдор Либерман получил ключевой в управленческой иерархии страны пост гендиректора Министерства главы правительства. Однако уже в следующем, 1997 г. Либерман был вынужден уйти с этого поста в результате тяжелого конфликта с возглавляющими влиятельные внутрипартийные кланы «ликудовскими принцами» (второе поколение лидеров ревизионистов — правосионистского лагеря, политическим крылом которого было ядро Ликуда — движение Херут).
Не получив поддержки со стороны Нетаньяху, Либерман вскоре покинул и Ликуд. А вслед за ним это сделали многие русскоязычные активисты этой партии, разочарованные пренебрежительным, как им казалось, отношением к ним партийного истеблишмента, а также некоторое число сторонников Либермана из числа коренных израильтян, которые и образовали костяк партии НДИ. Впрочем, есть и те, кто утверждает, что Либерман, формально не состоя в Ликуде, продолжает контролировать там лагерь своих сторонников. Но даже если в этом утверждении содержится сильное преувеличение, нет сомнений в том, что в критически важном для Ликуда столичном отделении Либерман остается авторитетной и влиятельной фигурой. То есть главная дилемма лидеров НДИ (и едва ли не главная интрига нынешнего политического сезона) — «вместо» Ликуда или «вместе с ним», по крайней мере в Иерусалиме, пока не стоит.
Как бы то ни было, и без якобы стоящих за Баркатом и Леоном Нетаньяху и Либерманом соперничество двух главных кандидатов на пост мэра израильской столицы имеет много измерений. Так, обычно весьма значительная роль этносекторального фактора в израильской муниципальной политике — общинная солидарность и поддержка «своих» лидеров в борьбе за доступ к муниципальным ресурсам, в Иерусалиме исключительно особенно высока, а список этих секторов длиннее, чем в других местах.
В самом общем плане обычно говорят о трех сопоставимых по демографическому и политическому весу социально-культурных и этнокультурных группах.
Более трети (точнее, 35%) из 780 000 жителей города составляют арабы, подавляющее большинство которых проживает в кварталах Восточного Иерусалима, воссоединенных с городом в ходе Шестидневной войны 1967 г., а также в полутора десятке арабских деревень на территории исторической Иудеи, которые были примерно тогда же присоединены к городской муниципальной территории. (В последние годы, впрочем, отмечается экспансия арабского населения и в еврейские кварталы Западного и Северного Иерусалима.)
Следует учесть, что иерусалимские арабы, подавляющее большинство которых имеют статус «законных постоянных жителей Израиля», в массе своей не голосуют не только на выборах в Кнессет, так как не желают обращаться за полным израильским гражданством (что требует, среди прочего, отказа от иорданского паспорта), но и на муниципальных выборах. Последнее является результатом требований ООП/ПНА и запугиваний со стороны радикально-исламистских структур, настаивающих, чтобы иерусалимские арабы, голосуя, не предоставляли «легитимацию израильской аннексии Восточного Иерусалима». Впрочем, это не мешает этой группе населения города пользоваться всеми услугами израильской системы соцобеспечения и здравоохранения, возможностями его рынка труда и бюджетом, выделяемым правительством и городом на поддержание арабских религиозных учреждений и их фактически независимой системы образования. Равным образом, не следует переоценивать и уровень «палестинского патриотизма» большинства этих арабов. Так, согласно одному из сравнительно недавних опросов, проведенных в 19 арабских кварталах Восточного Иерусалима, 54% жителей этих кварталов предпочитают оставаться под властью Израиля. Причем если Восточный Иерусалим будет переданы под контроль палестинской администрации, 40% попытаются перебраться в районы, остающиеся под контролем Израиля, и только 37% согласны принять палестинскую власть. Но роль арабского голоса как муниципального политического фактора (в отличие от других израильских городов с арабоязычным и смешанным населением, где в местной политике весьма заметны большие арабские семейно-клановые группы — хамулы) в Иерусалиме не слишком велика.
Поэтому личность мэра города и состав городского совета реально определяют соотношение сил двух других основных сегментов. Первый из них (более трети населения города) — это «сионистский» кластер, куда обычно относят представителей светского населения, «традиционалистов», большинство которых составляют «сефарды» — выходцы из стран Азии и Африки и их потомки, и «современных ортодоксов», или религиозных сионистов (так называемые вязаные кипы). Второй, «не сионистский» сегмент (от четверти до трети жителей Иерусалима) — это так называемые «харедим» (евреи-ультраортодоксы), в основном ашкеназского (т.е. европейского), но и, в меньшей степени, сефардского происхождения.
Формальный демографический перевес первой группы нивелируется ее внутренним политическим размежеванием не только по линии отмеченных выше религиозных, (суб-)этнических и социокультурных интересов, нередко связанных также с теми или иными общенациональными партиями, но и присутствием общин выходцев из различных стран разной степени политической сплоченности, список которых постоянно растет. Так, сравнительно новым фактором в иерусалимской политике являются выходцы из англоязычных стран, а также репатрианты из Франции и Бельгии, в среде которых постоянно идут разговоры о выдвижении своих «секторальных» списков в тех городах (помимо Иерусалима, это Нетания, Ашдод, Тель-Авив, Хайфа и Раанана), где проживают более 70% франкоязычных репатриантов 1960-х – 2000-х годов. Понятно, что говоря об общинно-политическом ландшафте Иерусалима, нельзя игнорировать и выходцев из бывшего СССР, составляющих почти половину из живущих в городе примерно 72 000 репатриантов 1989–2013 гг.
В свете всех этих факторов не вызывает удивления ультимативная политическая роль ультраортодоксальных избирателей, без представителей которых не обходилась практически ни одна городская коалиция после 1967 г. Соответственно, интересы этой группы вынуждены были принимать во внимание все мэры, причем не только выходец из этой среды Ури Луполянский, но и легендарный первый мэр объединенного Иерусалима Тедди Колек, и (в известном смысле тоже легендарный) Эхуд Ольмерт, и ныне действующий «светский» мэр Нир Баркат, который, как утверждают его критики, шел навстречу требованиям «харедим» даже больше, чем его предшественники, что, впрочем, в окружении Барката решительно опровергают.
При этом, несмотря на то что ультраортодоксы выглядят как единая масса, немалые разногласия и противоречия имеют место и в их среде. И речь идет не только о расхождениях между ультрарелигиозными ашкеназами, поддерживающими списки блока «Еврейство Торы» (ЕТ), и сефардами, которые вместе со многими сефардами-традиционалистами и на общенациональных, и на муниципальных выборах чаще всего голосуют за «свою» партию ШАС. Имеются почти незаметные внешнему взгляду, но от того не менее глубокие противоречия и внутри сообщества религиозных ашекеназов.
Причем дело не только в конфликте между правящими кланами и общинными элитами входящих в этот блок ЕТ партиями «Агудат Исраэль» и «Дегель Ха-Тора», представляющими, соответственно, «хасидское» и «литовское» направления восточноевропейской иудейской неоортодоксии. Но и в противоречиях политических и социально-экономических интересов, иногда весьма острых, между различными хасидскими «дворами», такими, как Бельц, Гур, ХАБАД и Брацлав. (В итоге Бельцкие хасиды на муниципальных выборах нередко голосуют за ШАС, а «хабадники» и Брацлавские хасиды часто поддерживают сионистские списки.) Наконец, в Иерусалиме в немалом количестве имеются и так называемые новые харедим, которые борются на той или иной платформе под лозунгом того, что их интересуют не только бюджеты иешив, детские пособия и борьба против призыва «харедим» в ЦАХАЛ, но и вопросы трудоустройства, современного образования и прекращения дискриминации работодателями женщин.
В этой связи не вызывает удивления, что первоначальное представление о противостоянии «светского» Нира Барката и «традиционалиста» Моше Леона достаточно быстро вышло за рамки этой упрощенной схемы. В начале избирательной кампании в свете того, что занятые своими внутренними разногласиями и поиском союзников за пределами своего сектора «харедим» не выставили своего единого кандидата на пост мэра, а рейтинг Леона был не более 3%, многим казалось, что город у Барката практически «в кармане», и беспокоиться ему не о чем. Но уже скоро ситуация стала меняться. Так, репрезентативное исследование, проведенное Институтом Рафи Смита среди еврейских жителей Иерусалима в первой половине сентября с.г., показало, что Баркат, контролируя примерно три четверти своих прежних избирателей, пользуется поддержкой 48% опрошенных. В свою очередь, Леона были готовы в тот момент поддержать 24% респондентов, что было вдвое меньше, чем у Барката, но все же уже в восемь раз больше тех 3%, который он имел в начале кампании. Более того, в среде тех, кто был уверен, что пойдут на выборы, этот разрыв между кандидатами был еще меньше: 50% у Барката и 31% у Леона, и 19% приходились на долю не определившихся.
Более внимательный взгляд на эту группу показывает, что большинство ее составляют упомянутые «харедим», среди которых Моше Леон как раз впятеро опережает Нира Барката (который в свою очередь в тот момент продолжал однозначно «вести» среди светских и традиционалистских избирателей, а также «вязанных кип»). Таким образом, если верить этим данным, то большинство «не определившихся» уже тогда следовало записать на счет Моше Леона, что сокращало разрыв между ними до абсолютного минимума.
Данных о том, как изменилась ситуация за прошедшие после опроса недели, у нас нет, за исключением оценок наблюдателей, по мнению которых процесс некоторой инфляции потенциальных избирателей Барката продолжается: часть из них готовы проголосовать за его конкурента, а часть уходит «на забор». Например, русскоязычные жители Иерусалима, которые еще два месяца назад почти целиком поддерживали Нира Барката, сегодня, по тем же оценкам, почти поровну (а возможно, в соотношении 40 на 60%) делят свои симпатии между Баркатом и Леоном.
Иными словами, победа того или иного кандидата зависит сегодня от сравнительно небольшой группы избирателей, которые свой выбор сделают уже непосредственно на избирательных участках или на пути к ним. Что же может повлиять на этих людей, чтобы они сделали выбор в ту или иную сторону? Во-первых, надежды, связанные с тем или иным кандидатом (включая его опыт и прошлые заслуги на разных постах) на решение неотложных городских проблем. Во-вторых, естественно, общинная солидарность и интересы.
И наконец, едва ли не самое главное. Иерусалим — это не просто еще один, пусть даже самый населенный город страны. Он — столица Израиля, сам статус которой (наряду с границами, еврейскими поселениями за «зеленой чертой» и проблемой так называемых палестинских беженцев) является одним из четырех важнейших измерений арабо-израильского конфликта и постоянным фактором международных политико-дипломатических коллизий. Поэтому не слишком актуальное для муниципальной политики в других городах «право-левое» политико-идеологическое противостояние в Иерусалиме имеет немалое значение. То, что соперничество Барката и Леона в какой-то момент стало восприниматься в качестве противостояния «левого» и «правого» кандидатов (несмотря на то что первого, помимо всех левых партий, поддерживает в Иерусалиме и «Еврейский дом»), следует считать как однозначный успех кампейнеров последнего. Однако игра, разумеется, еще далеко не сыграна, и победителя в конечном итоге определят только иерусалимцы. За них этот выбор не сделает никто.