Нынешняя Генеральная Ассамблея ООН стала знаменательной с точки зрения возвращения пакистанского руководства к воинственной риторике на предмет обсуждения проблемы Кашмира. По крайней мере, в выступлении премьер-министра Пакистана Наваза Шарифа в Нью-Йорке была особенно акцентирована именно эта тема. Очень значительный период времени пакистанские руководители старались особенно эту тему не будировать, что свидетельствовало о попытках закрепить новую тенденцию Исламабада на нормализацию отношений с Нью-Дели. Но теперь можно констатировать, что это не вполне удалось (а вернее отложилось по времени), причем не только по вине Пакистана. Основным «камнем преткновения», по нашей оценке, стала ситуация в Афганистане, где пакистанцы столкнулись с расколом в движении «Талибан» и выделением из него условно «прокабульского» крыла. При этом Кабул начал курс на дальнейшее сближение с Нью-Дели, что дало Исламабаду основание подозревать своего регионального конкурента в игре на минимизацию пакистанского влияния в Афганистане. На этом фоне начались беспорядки в Кашмире, где индийские силы правопорядка ликвидировали 8 июля с.г. лидера пропакистанской организации «Хизб муджахеддин» Бурхана Вани. Ну и конечно, такие правила игры сейчас диктует внутриполитическая борьба в самих этих странах, о чем мы скажем ниже.

Вот, собственно, с этого момента риторика официального Исламабада вернулась к привычной эксплуатации пропагандистского штампа «о постоянных гонениях на мусульман Кашмира со стороны индийских властей». Нью-Дели в свою очередь утверждает, что перманентные беспорядки, которые длятся в Кашмире с июля с.г., постоянно провоцируются и организуются боевиками, которые проникли в штат с пакистанской территории и, соответственно, при кураторстве специальных служб Пакистана. Общий фон для беспорядков в Кашмире, помимо, конечно, конфессиональной составляющей, очень напоминает Тунис: большое количество молодежи с высшим образованием при такой же высокой среди нее безработице является прекрасным фундаментом для социальных волнений по любому мало-мальски приличному предлогу. При этом частных инвестиций в штат очень мало, а государство само не в состоянии обеспечить серьезное финансирование крупных инфраструктурных или промышленных проектов, что могло бы снять социальное напряжение. К этому надо добавить и тот факт, что нынешнее поколение кашмирцев выросло на фоне стратегического акта о чрезвычайных полномочиях армии, что всегда воспринималось в штате «как проявление оккупации». Все эти моменты дают очень питательную среду для рекрутирования новых членов пропакистанских боевых групп. Со своей стороны Нью-Дели также добавляет масла в огонь, поскольку логика предвыборной борьбы вынуждает лидера националистической  Бхарата джаната парти (BJP) и премьер-министра Н.Моди апеллировать к националистам в Кашмире в том числе. В частности, предлагая изъять из конституции страны статью об автономии Кашмира. С другой стороны пропакистанские группировки также выступают против предоставления Кашмиру статуса автономии, поскольку, как они полагают, автономный статус закрепляет юридическое право Индии на этот штат.

Эта линия поведения индийского премьера резко контрастирует с событиями 2015 года, когда он совершил неожиданный визит в Пакистан. С той поры во время практически всех ключевых событиях со своим присутствием — на праздновании дня независимости, заседании «Большой двадцатки» или саммите АСЕАН, он выдерживал курс на общее потепления отношений с Пакистаном. И Исламабад работал примерно в том же направлении. Эксперты в этой связи утверждают, что изменение риторики Н.Моди по отношению к Пакистану напрямую связано с предстоящими в 2017 году выборами в самом густонаселенном и многочисленном штате Индии Уттар-Прадеш и стремлением премьер-министра заручиться поддержкой представителей очень влиятельной там касты брахминов. А они олицетворяют собой индуистский национализм и очень недовольны любыми проявлениями симпатий к Пакистану со стороны Нью-Дели. Таким образом, можно констатировать, что в данном случае мы имеем дело со встречными тенденциями в пакистанской и индийской элите, которые и определяют нынешний этап резкого охлаждения. Интересно, что как только элиты в Пакистане и Индии берут курс на конфронтацию, сразу же начинаются пограничные инциденты. 18 сентября с.г. неизвестные боевики убили 18 индийских солдат на блокпосту в приграничном городе Ури. Министр внутренних дел Индии Р.Сингх обвинил в этом пакистанские спецслужбы, правда, не приведя никаких доказательств. 20 сентября с.г. индийские войска убили в свою очередь 10 боевиков, которые пытались пересечь пакистано-индийскую границу. Эксперты посчитали, что этот инцидент должен был продемонстрировать растущий крен Н.Моди в сторону националистов. Но при этом, несмотря на локальные конфликты, ни Нью-Дели, ни Исламабад не готовы к проведению крупных трансграничных наступательных операций. Этот сценарий развития событий оценивается практически всеми специалистами, как ничтожный в нынешних условиях. Одно дело играть на национализме, другое дело — серьезно воевать под такими лозунгами. Это еще раз демонстрирует тот факт, что нынешний курс на обострение отношений в связи с кашмирской проблемой, возможно, носит чисто внутриполитический характер и связан с местными выборами в обеих странах. Эксперты в этой связи еще раз подчеркивают, что региональное соперничество между двумя странами никуда не уйдет, но и Нью-Дели, и Исламабад глубинно настроены на потепление отношений, особенно в торгово-экономической сфере, которое, несомненно, будет развиваться. Кашмир при этом всегда останется некой «лакмусовой бумажкой» индийско-пакистанских взаимоотношений  в тот или иной период времени. При этом обе страны никогда не откажутся от взаимных претензий по этому вопросу, но и серьезно рушить фундамент серьезных совместных проектов типа «Нового шелкового пути» никто не будет.