Обстоятельное и аргументированное – так оценили политические обозреватели интервью, данное заместителем министра иностранных дел доктором А.аль-Барзанджи иракским СМИ. Мы решили привести несколько значимых, по нашему мнению, моментов из него, содержащих оригинальные оценки положения дел в современном политическом и общественном пространстве Ирака. Примечательным является и то, что само понятие «демократия», с точки зрения традиционного общественного устройства, на Ближнем Востоке является, в общем-то, нонсенсом. Недавние робкие попытки поиграть в нее в Кувейте отчасти есть не что иное, как «дань моде» и близким отношениям эмирата с Западом, а отчасти – укрепляющим правящий режим обстоятельством. От себя, заметим, что с точки зрения классического западного восприятия демократии, сегодняшняя ситуация в Ираке действительно отличается от того, что творится в соседних странах. В лучшую ли, или в худшую сторону, вопрос концептуальный, но без сомнения, установленный в Ираке с подачи США парламентский образ правления и политический плюрализм являются для региона исключительным, в обозримой ретроспективе, явлением.

Ирак, легко переживший в свое время формационный переход от абсолютистской монархии к президентской вертикально интегрированной республике с однопартийным политическим полем, принял эту форму правления и организации государства с минимальными издержками. Она смогла пережить как внутренние, так и внешние вызовы, обеспечив, в целом, баланс общественных, родоплеменных и религиозных составляющих и, являясь автократией с элементами культа личности Саддама Хусейна, что, в целом, укладывалось в традиционную для Ирака систему ценностей, выполняла главную задачу: поддержание функционирования и сохранности

общественного устройства. Мы не идеализируем ее ни в коей мере, а лишь оцениваем функциональность и адекватность на тот период. Разрушить иракскую государственность, несмотря на все брошенные ей вызовы и кризисы, смогла только прямая военная интервенция США и их союзников в 2003 году. Оказавшись в международной изоляции после вторжения в Кувейт в 1990 г. государственное и общественное устройство Ирака было поставлено на грань выживания. Навязанная тогда стране унизительная и насквозь коррумпированная система поставок товаров первой необходимости, т.н. «Нефть в обмен на продовольствие», с одной стороны обескровила население страны, с другой же, озолотила некоторых чиновников из государственных структур и функционеров ООН. К началу вторжения, Ирак был подвергнут всем возможным видам атак: информационным, идеологическим, военным, культурно-цивилизационным, почти задушен финансовой и технической блокадами, но, тем не менее, пока его государственный и политический строй не был, в прямом смысле слова, раздавлен американскими танками, он продолжал существовать. Затем в Ираке была установлена оккупационная администрации, т.е. внешнее управление. Сменившая его и правящая поныне система, представляет собой смесь американских представлений о демократическом обществе (снаружи) и жестко структурированных, ключевых матриц, завязанных на обеспечение и соблюдение интересов США, с одной стороны, и рефлексивной реакции, годами находившегося на вторых ролях, шиизма, с другой. Шиизма светского, разнородного, часто взаимно враждебного, базирующегося на влиянии шиизма религиозного. И, к тому же, в значительной степени, находящегося под влиянием иностранного, иранского фактора. Вертикально интегрированную федеративную структуру с одним центром власти – президентом, разломали, и из обломков насыпали зыбкую конфедерацию, с изобилием парламентских фракций, политических партий (кроме ранее правившей и ныне запрещенной, Баас). Главы ветвей власти зачастую враждуют: между премьером, спикером парламента, главой духовенства, существенно расширившим свои преференции, и президентом (жалким подобием того, чем президент был раньше) согласие существует весьма виртуально. Предыдущий исторический опыт страны, традиции, менталитет, расстановка сил – все это в расчет или не принималось, либо принималось, исходя из лояльности этих элементов интересам США в Ираке. При этом,  в теории, постарались соблюсти какой-то баланс между этносами, кланами племен и политическими группами, но сделали это поверхностно, формально. Получилась весьма неустойчивая конструкция, скажем прямо, противоестественная, и относительно жизнеспособная. Удивляться тут нечему, поскольку задачи воссоздания мало-мальски самостоятельного и самодостаточного иракского государства никто не ставил. Оно не нужно ни США, ни Ирану, ни Турции, и никому из соседей Ирака по региону. Всех, как не парадоксально, устраивает тот, говоря по-простому хаос, творящийся в Багдаде. Сейчас, присутствие внешнего врага в лице «Исламского гсударства» (ИГ, запрещено в России) с переменным успехом оказывает на эту конструкцию мобилизующую и сплачивающую роль. Что будет в дальнейшем, не берется предсказать никто. Отчасти, вопросы на это можно найти в выдержках из интервью А.аль-Барзанджи.

Вопрос: Почему, по вашему мнению, испытание Ирака демократией превратилось в драматическое действие?

Ответ: Действительно, мы знаем, что Ирак пережил очень непростой период. Представьте, человека вынуждают сменить веру. Он ее меняет, обретает, казалось бы, новую, но элемент принуждения остается. И человек продолжает страдать, как страдал тогда, когда его к этому принуждали. Ему требуется лечение, но его применение чревато непредсказуемыми последствиями. Эта аналогия применима к Ираку, который при прежнем режиме был тюрьмой для всех, населявших его народов. Вслед за падением режима огромной проблемой стал террор, те многочисленные группы террористов, которые вошли в страну и от имени «Аль Каиды» (запрещена в России-авт.) совершали преступления. Они взрывали машины на улицах среди людей и поставили страну на грань истощения. Выбрав борьбу с террором, мы выбрали хирургическую операцию, решили вырезать этого червя–паразита. Но столкнулись с тем, что он жил в очень запущенной среде. Мы оказались не готовы столкнуться с новыми реалиями, а ведь Ирак, исторически и территориально не малая страна. Ставка была сделана на прямое взаимодействие людей, ведь, не взирая на этнические, религиозные или социальные различия, все мы иракцы. Конечно, значительно влиял фактор бедности, усугублявший многие и без того не простые обстоятельства. Тем не менее, «Аль Каида» ушла. Но появилось ИГ гораздо более опасное, и нам приходится делать все возможное, чтобы справится с этим. В любом случае, надо с оптимизмом смотреть на вещи, поскольку, победив террор, мы сможем построить новую страну, процветающую и безопасную. Однако, на это требуется время.

Вопрос: Каким вы видите будущее демократии в Ираке?

Ответ: Демократия — это не вещь, которую вы можете положить в карман, и она станет демократией. Она нуждается в создании, в выпестовании, в личной готовности субъекта принять ее. Ведь человек не может сказать «я — демократ» и тут же стать им. Это учеба и познание. Для нас после 2003 года все это в новинку, ведь срок то минул очень небольшой. Да еще в наших особых обстоятельствах. Но, в конечном счете, мы можем утверждать: на сегодня Ирак является гораздо более демократичной страной, чем любая из соседних. Это факт. Смотрите, наш парламент состоит из арабов, курдов, туркоманов, ассирийцев, мусульман и христиан, сабейцев и езидов, шиитов и суннитов, все они говорят от имени своих народов и выражают их интересы, правительство также состоит из самых разных представителей страны. Да, не все получается, и конструктивно критикуя проблемы и недостатки, я утверждаю, нам требуется лишь больше времени. Я надеюсь, нас ждет светлое демократическое будущее, наступит день и контрольные органы смогут сыграть свою истинную роль: решительно выступить против коррупции. Не забывайте и о судебной системе, это важный элемент. И, конечно, о самоотверженных, преданных демократии людях, в которых мы нуждаемся для скорейшего избавления Ирака от пут коррупции.

Вопрос: В стране свирепствует террор, глубоко и вширь поразивший ее. Под вопросом территориальное единство. Есть мнения, что опыт бывшей Югославии подошел бы для Ирака?

Ответ: Есть те, кто выступает за единство страны, есть те, кто высказывается за сепаратные решения. Мы видим средний путь, путь федерализма и взаимодействия на всех уровнях субъектов власти. В любом случае, решение должно остаться за всем народом, а не за отдельными партиями или персоналиями, ему в конец концов и решать, путем всеобщего референдума. Что касается борьбы с террором, то в этом все слои иракского общества едины. И в этом мы видим и залог единства страны.

Показательным, по нашему мнению, является сочетание понимания, происходящего с некоторым камуфлированием отдельных неудобных моментов. Так, правильно расставляются оценки в значимости равенства всех представителей иракского народа в управлении государством. Но при этом не комментируется то обстоятельство, что основой возникновения феномена ИГстало недовольство суннитской элиты страны тем местом и ролью, что называется «ниже плинтуса», которую ей уготовили, получившие власть из рук американского оккупационного командования, нынешние власти Ирака.

Да, ни в одной из соседних стран нет такого «разгула» демократии, как в сегодняшнем Ираке. Законодатели погрязли в склоках, дележе лакомых кусков экономики и «играющих» постов. Страну сотрясает нескончаемая череда коррупционных скандалов и разоблачений. Отдельные здравые слова, инициативы и проекты тонут в этом болоте. Население запредельно устало от воровства, безответственности и нищеты. Западная модель демократии очень плохо приживается на ближневосточной почве. Общеизвестно, что одним из важных факторов в демократическом устройстве общества является соблюдение интересов меньшинства, сейчас во многом гипертрофированное в Европе и США. А в традиции восточной политической культуры такое понятие отсутствует. Нарушение равновесия интересов, ущемление прав суннитского населения, а не происки иностранных держав являют собой ту самую питательную среду для «червя терроризма», столь образно описанного А.аль-Барзанджи. Хватит ли у власть имущих политической воли и мудрости подойти к решению этого вопроса не формально, а практически? Что толку с того, что несколько функционеров в парламенте и правительстве — сунниты, если в новом бюджете страны на нужды суннитских провинций выделено всего 10%? А ведь это самые разоренные войной районы. Суннитам не доверяют, обделяют субсидиями, считают почти поголовно сторонниками ИГ, что, разумеется, не так. По нашему мнению, залог будущего единого Ирака состоит в восстановлении этого баланса в пределах, как минимум, исключающих необходимость для иракских суннитов элементарно выживать. Это унизительное положение для значительной части населения, и если кто-то из шиитских политиков и богословов усматривает в этом элемент справедливого возмездия, мол, пусть помучаются, как мы при Саддаме, то мы, в свою очередь, предположим, что общего будущего у такого Ирака нет. Будет два Ирака и один Курдистан. Чтобы этот сценарий, на самом деле, не лучший для интересов народа страны, чем в случае захвати власти ИГ, не стал реальностью, политикам в Багдаде надо перестать произносить мантры про «единство всех иракцев, независимо от… и от… и от…», а заняться практическим воплощением этих лозунгов. Это, в свою очередь, не замедлит положительно сказаться на демократических процессах в стране.