Документы ООН, которые регламентируют общую координацию государств в рамках борьбы с исламистским терроризмом (а речь в соответствующих  документах идет именно об этом аспекте терроризма) свидетельствуют о том, что международные эксперты в общем четко проанализировали истоки и основные условия двух основных моментов этого явления, которым собственно предполагается противостоять на международном уровне. Это пропаганда и рекрутирование новых членов. В первом случае отмечается широкое использование вербовщиками и пропагандистами исламистов социальных сетей в интернете и мессенджеров, что позволяет шифровать переписку. В этой связи отметим, что до сих пор не выработано никакой общей системы на международном уровне, которая позволяла бы четко обязывать провайдеров предоставлять правоохранительным органам данные для расшифровки сообщений. Но это вопрос частного права, который решается в рамках законодательства конкретной страны, и ситуация со штрафом руководителя мессенджера «Телеграмм» П.Дурова по иску ФСБ РФ тому пример. В данном случае отсутствует общая международная система, согласно которой тот же П.Дуров на основании судебного решения в России подвергался бы аналогичному юридическому давлению в той же Великобритании, где он сейчас и находится. Отметим в этой связи, что эксперты ООН, как и многие спецслужбы и специалисты по борьбе   с  террором пришли к однозначному выводу о том, что больше всего шифрованных сообщений террористов или вербовщиков шли как раз по каналам «Телеграмм». Поэтому необходимо отдавать себе отчет в том, что механизм ООН не в состоянии категорически запретить использование этого мессенджера или обязать под угрозой санкций предать шифровальные ключи правоохранительным органам. И соответственно этот вариант солидарного давления на владельцев социальных сетей  может работать только на основе рабочего эффективного партнерского взаимодействия по линии спецслужб различных стран. Такое взаимодействие между спецслужбами стран Европы и США — с одной стороны, и России — с другой в настоящее время невозможно по определению в силу известных обстоятельств. Нет никакого внятного обмена информацией для применения профилактических мер и по линии ИНТЕРПОЛА. В документах Антитеррористического комитета ООН (АК) нет никакой статистики в связи с предполагаемой ролью этой организации в координации по борьбе с террором. Мы уже не раз слышали заявления руководителей российских спецслужб о том, что они знают установочные данные воюющих в той же Сирии граждан России досконально. Примерно то же самое заявляют и руководители европейских служб, но возникает вопрос: происходит ли обмен этими данными по линии того же ИНТЕРПОЛА между российскими и иностранными спецслужбами, как то предписывает рамочная программа ООН по координации  антитеррористических усилий.  Рискнем предположить, что нет. Такого обмена нет даже внутри вроде бы единого ЕС. Иначе сложно объяснить, почему европейские спецслужбы не предприняли простейших профилактических мер в связи с возможными автомобильными терактами на массовых мероприятиях,  даже после известных событий в Ницце. И это не говоря уже о мониторинге тех же ресурсов «Исламского государства» (ИГ, запрещено в России) в которых примерно за месяц до этих событий было определена основная тактика совершения терактов в Европе. Это был именно автомобильный террор. Роль АК в этом вопросе также далеко недостаточна. Полагаем, что панель международных экспертов в рамках того же АК могла бы взять на себя функцию анализа подобного рода призывав и выпускать в связи с этим международные рекомендации о той или иной потенциальной угрозе.  Это усиление роли АК, по крайней мере, затруднит затем национальным спецслужбам открытое игнорирование этих угроз.

Взаимное недоверие стран ООН влияет на общую динамику борьбы с террором и  оставляет огромные бреши не только в рамках собственно использования террористами самих социальных сетей, но и всего пространства интернета. В противном случае ничего не стоит наладить солидарный мониторинг интернет-пространства с быстрыми и своевременными репрессивными мерами в отношении провайдеров, которые дают возможность размещать у себя исламистские сайты.  При такой практике очень быстро станет понятным, какую страну можно обоснованно подозревать в спонсировании террора. Отсутствует единый подход к этой теме мирового сообщества, есть существенные различия в практике тех или иных стран по отношению самой квалификации таких явлений: какую конкретно риторику можно считать радикальной, а какую нет. Это четко читается и в документах самого АК, где предлагается не путать призывы к джихаду и свободу мнения. В этой связи ООН в рамках того же АК видимо есть смысл создать свою панель экспертов, которая займется универсализацией единого подхода к этой теме. Или хотя бы попыткой такой универсализации. И не только в связи с феноменом ИГ, поскольку такая практика в том или ином виде будет все время воспроизводиться.

Если же мы берем вопросы вербовки новых террористов в рамках самого интернет-пространства, то в документах того  же Антитеррористического комитета ООН правильно приведены основные причины этого, начиная от ущемленного чувства национального самосознания и заканчивая экономической несправедливостью. Но там же указан и главный момент, который определяет действия того или иного индивида по вопросу своего участия  в террористической деятельности. Это отсутствие критического мышления у потенциальной вербовочной базы джихадизма. Этот момент определяет все остальное, и борьба с этим явлением лежит в большей степени в области системы национального образования, но не институтов ООН. Институты ООН в данном случае могут подкрепить свои предложения исключительно попыткой выработки некого инструмента вынесения международно-легитимных рекомендаций властям той или иной страны  с позиций Совбеза ООН. Это само по себе не гарантирует единения всех стран международного сообщества, но при этом поставит эти страны в совершенно иное положение с точки зрения международного права. Просто путем того, что возникают дополнительные рычаги давления на них. То же самое принципиально распространить и на частные компании. Но повторим, что дело в первую очередь не в интернете или слабом социальном сознании. Как и практика вербовки джихадистов в тюрьмах. Дело прежде всего в государственном спонсировании того или иного джихадистского сегмента, который используется в рамках укрепления влияния той или иной страны в той или иной точке мусульманского мира. При этом подчеркнем, что основными моментами, которые определяют успех вербовочного процесса, являются всего два. Это финансовая состоятельность радикального движения, без чего серьезная работа по рекрутированию новых членов невозможна (фанатики всегда составляют малую часть таких групп). И второе, что впервые, пожалуй, использовало именно ИГ. Оно в отличие от той же «Аль-Каиды» (запрещена в России), которая существует всегда и везде за счет иностранного спонсирования (без этого она способна только исключительно на представительские   функции), предоставила своим потенциальным сторонникам иллюзию создания и функционированию социального исламского государства, что было с воодушевлением воспринято значительной частью населения, которое устало от коррумпированных схем функционирования некоторых арабских и мусульманских государств. И в этой связи говорить о какой-то контрпропаганде, которая обличает зверства сторонников ИГ, наивно. Собственно это доказательство силы по восточным реалиям и является дополнительным стимулом для новых рекрутов, а не препятствием. Надо понимать, что вы пытаетесь вести пропаганду среди людей с сознанием 17 века, а не 21. И при этом неважно, где он родился и вырос. Важно в какой среде.

В связи со сказанным, отметим, что самым эффективным методом, который подорвал способность ИГ вербовать своих новых сторонников в прежнем режиме, стал разгром его военной и соответственно социально-экономической инфраструктуры в основном силами ВКС в Сирии. Отметим очень робкие попытки соответствующих институтов ООН по налаживанию гуманитарной поддержки этим операциям. Или, вернее, их полное отсутствие. То же самое можно сказать и вопросу функционирования совместного механизма  ОЗХО и ООН, который позволяет себе давать анализы о применении химоружия в Сирии дистанционно на основе «неких свидетельских показаний», что напрочь подрывает какое-либо эффективное взаимодействие на этом направлении.