Как представляется, вопрос репатриации сирийских беженцев может стать одним из ключевых в глобальной повестке по Сирии в 2018 году. Вопрос представляется весьма чувствительным, и его политизация различными участниками межсирийских переговоров вполне прогнозируема. При этом официальный Дамаск будет стремиться всеми силами придать динамику этому процессу, рассматривая его в качестве важного элемента обеспечения национальной консолидации и единства страны перед угрозой ее раскола и разделения на зоны ответственности. Сирийская же оппозиция и стоящие за ней страны продолжат курс на использование фактора беженцев в своих интересах, всячески культивируя и усиливая антиасадовские настроения в этой среде.
Разумеется, на фоне ожидаемой в ближайшее время окончательной нормализации общей военно-политической обстановки после разгрома «Исламского государства» (ИГ, запрещено в России) и других террористических организаций в Сирии могут быть созданы благоприятные условия для старта массовой репатриации сирийских беженцев, общее число которых (с учетом как официальной статистики, так и нелегалов) может достигать 10 млн человек. Только в пяти соседних с Сирией странах сегодня находится 5.3 мдн официально зарегистрированных сирийских беженцев, еще 1 млн сирийцев – в Европе и от 500 тысяч до 1 млн — в странах Персидского залива.
Эксперты прогнозируют, что с учетом вышеуказанных тенденций число сирийских репатриантов в 2018 году может существенно возрасти. Пока же по итогам 10 месяцев 2017 года (январь-октябрь), 720 тысяч внутренне перемещенных лиц и 66 тысяч беженцев вернулось обратно в Сирию (преимущественно в провинции Алеппо, Хама, Хомс и Ракка).
В то же время, по признанию гуманитарных организаций ООН, данные перемещения носят на сегодня хаотичный характер и в основном инициированы самими сирийскими беженцами. Ооновские организации по-прежнему считают условия безопасности в Сирии недостаточными и не просто не стимулируют, но даже и не рекомендуют сирийским беженцам возвращаться обратно. Таким образом, едва ли стоит ожидать от гуманитарных партнеров рвения в лоббировании этого вопроса в 2018 году. ООН на сегодня ограничивается общим мониторингом тенденции добровольной репатриации, интервьюирует отдельных сирийских беженцев на этот счет чтобы понять мотивацию и ведет мониторинг границ.
Интересно, что, судя по недавним опросам, проведенным ООН среди сирийских беженцев, превалирующий настрой – вернуться в перспективе обратно в Сирию в места своего постоянного проживания, что является очень позитивным сигналом. Например, проведенный в начале января 2018 года опрос среди сирийских беженцев в Ливане показал, что 80% из них готовы вернуться, как только позволят условия безопасности. Это общее настроение по всем странам региона. Большинство сирийцев, находящихся в Ливане, Турции, Иордании, Египте и Ираке рассматривают нынешние условия проживания и условия безопасности недостаточными, чтобы принять такое решение и готовы это сделать только в более отдаленной перспективе. Среди главных угроз и препятствий для возвращения в Сирию беженцы, проживающие ныне в соседних странах, в частности, называли следующие: личная безопасность, отсутствие доступа к базовым социальным услугам, в том числе доступа к образованию, ограниченный доступ на рынок труда.
Думается, перспективы репатриации сирийских беженцев в 2018 году и впоследствии во многом будут зависеть от трёх обстоятельств:
Первое (главное): окончательное устранение террористической угрозы и запуск мирного политического процесса с участием широкого фронта различных сил. В увязке с этим, также важно долгосрочное решение актуального для Сирии этнического вопроса с целью устранения угрозы возобновления межэтнической, межрелигиозной и клановой борьбы. Есть скромные предпосылки, что решение этого вопроса к концу 2018 года станет возможным. По крайней мере, начало будет положено.
Второе: перспективы скорейшего социально-этнического восстановления и реконструкции Сирии, позволяющего в ближайшие сроки обеспечить устойчивый рост и соответственно рабочие места и стабильный источник доходов для репатриантов и внутренне перемещенных лиц. Это во многом будет зависеть от грамотной и качественной стратегии правительства и, разумеется, наличия огромных финансовых ресурсов и инвестиций на ее реализацию. Второй компонент предполагает активное вовлечение западных доноров и подконтрольных им финансовых институтов, без которого процесс грозит затянуться на долгие годы. Нефтегазовые ресурсы Сирии в этом контексте — важный козырь, который поможет западным донорам и особенно неангажированному частному сектору стать более сговорчивым и кооперабельным. В то же время, сохранение нынешней политической элиты у власти будет оказывать сдерживающее влияние на приток внешних ресурсов и по-видимому здесь на первом этапе будет отчасти перенята иранская модель «тоухидной экономики» c опорой на внутренний потенциал и внутренние ресурсы, которая активно внедрялась иранским духовенством в первые годы после Исламской революции 1979 года. В то же время, в современном сирийском контексте есть целый ряд союзников и лояльных государств, готовых оказать финансовую, экономическую и технологическую поддержку Дамаску, прежде всего Иран, Россия, Китай.
Третье: важно понять, какую направленность будет иметь долгосрочная политика стран, принимающих беженцев, на гуманитарном и политическом треках. Здесь все неоднородно и неоднозначно, поскольку исходные позиции соседей Сирии c начала конфликта в 2011 г. существенно разнятся, в том числе по гуманитарным вопросам. В ряде случаев, эта политика может быть подвержена воздействию общей линии, проводимой теми или иными внешними игроками (как, например, США в Иордании). Однако в целом, в большей или меньшей степени, она руководствуется национальными приоритетами и соображениями. Если, скажем, беженцам будет направлен четкий сигнал о том, что перспективы их полноценной интеграции в местное общество близки к нулю, как это, например, уже происходит в Ливане, то настроения в пользу репатриации будут только усиливаться. Обратная картина наблюдается в Турции, где власти реализуют фактически режим наибольшего благоприятствования, всячески стимулируя (в том числе финансово) сирийских беженцев остаться и интегрироваться в местную социальную и культурную среду, с расчетом использовать этот человеческий ресурс впоследствии в своих внешнеполитических интересах.