Смена политического лидера в Афганистане в сентябре 2014 г. способствовала нормализации отношений Кабула и Исламабада. Однако теракт в декабре того же года в Пешаваре, ответственность за который взяли талибы, базировавшиеся в Афганистане, вновь обострил двусторонние отношения. В этих условиях Пекин выступил посредником и инициировал в феврале 2015 г. трехсторонний диалог Китай–Пакистан–Афганистан. Основная цель – совместная борьба против террористов в пограничных районах и взаимная гуманитарная помощь. Страны региона также вносили свой вклад в урегулирование внутриафганского конфликта. 2 ноября 2011 г. стартовала первая конференция, организованная Турцией, под названием «Сердце Азии, Стамбульский процесс». Китай присоединился к инициативе и 31 октября 2014 г. принимал участников 4-й конференции. Позднее они проводились ежегодно: 14 июня 2012 г.– в Афганистане; 26 апреля 2013 г.– в Казахстане; 31 октября 2014 г. – в Китае; 9 декабря 2015 г. – в Пакистане; 4 декабря 2016 г. – в Индии; 1 декабря 2017 г. – в Азербайджане. Кабул приветствовал коллективное и скоординированное реагирование на угрозы негосударственных субъектов, имея в виду террористическую группировку «Исламское государство» на территории Афганистана. Несмотря на устойчивость двусторонних отношений, по ряду вопросов Кабул и Пекин придерживались разных позиций. Китай имеет общую границу с Афганистаном протяженностью немногим более 70 км в районе узкого Ваханского прохода. С 90-х годов XX в. китайцы блокируют его, опасаясь, что уйгурские боевики хлынут с территории Афганистана и «исламистская волна» докатится до Синьцзяна. Опасения Китая усилились в 2001-2014 гг., в период антитеррористической кампании Международных сил содействию безопасности (МССБ). Тренировочные базы уйгуров-мусульман из Исламского движения Восточного Туркестана (ИДВТ), расположенные в Афганистане и Пакистане, Пекин также рассматривал как угрозу национальной безопасности, допуская, что после вывода коалиционных войск из региона боевики вернутся в Китай и «…район погрузится в хаос». Угрозу СУАР представляют боевики «Исламского государства» (ИГ), бегущие из Ирака и Сирии в Афганистан. Еще с конца XX в. сепаратистски настроенные этнические уйгуры выступали за создание отдельного государства – Восточный Туркестан. Организация «Исламская партия Туркестана» (ИПТ), известная также под названием ИДВТ, была создана в 1990-х годах. Она функционирует в Китае, странах Центральной и Южной Азии. В первой декаде XXI в. имела базы в зоне племен Пакистана и приграничных провинциях Афганистана. Лидеры ИПТ занимали руководящие позиции в «Аль-Каиде». Абдул Хак аль-Туркестани, бывший полевой командир группировки, и Абдул Шакур аль-Туркестани входили в руководящий состав «Аль-Каиды». В тренировочном лагере «Аль-Каиды» в Тора-Бора Абдул Хак в 1990-е годы обучал новобранцев в Афганистане. Военную подготовку в Афганистане прошли более 1000 боевиков, выходцев из Китая. Позднее они привлекались к участию в боевых действиях против «Северного альянса» на стороне талибов и подрывной деятельности против КНР и центральноазиатских государств. Затем Абдул Хак перебрался в Пакистан, в центр подготовки иностранных боевиков. Там же, в Мираншахе, располагалась штаб-квартира ИПТ. Китайские официальные лица характеризовали ИПТ как террористическую организацию, обвиняя ее в совершении терактов и угрозах срыва Олимпийских игр в Пекине в 2008 г. Еще в ходе первого визита в Китай в октябре 2014 г. президент А.Гани убеждал руководство КНР открыть проход с коммерческой целью, подтвердив готовность афганской стороны к борьбе против ИПТ. Принимая во внимание, что регион, простирающийся от Каракорума до Вахана, остается наиболее уязвимым с точки зрения безопасности, Пекин отказался. Но отказ Поднебесной не остановил Кабул. В 2018 г. стороны договорились, что национальная афганская армия обучит горную бригаду НОАК патрулированию Ваханского коридора, которому Пекин отводит также стратегическую роль исходной точки для «афганского трека» инициативы ОПОП. Именно Вахан рассматривается Пекином как площадка для центральноазиатского и южноазиатского промышленного парка и складских сооружений. В настоящее время СУАР располагает слабой производственной базой. Учитывая сложные высокогорные природные и географические условия в пограничном районе Китая и Пакистана, строительство и эксплуатация крупных инфраструктурных объектов являются высокозатратными. В последние годы Пекин занят модернизацией и ремонтными работами Каракорумского шоссе, соединяющего Китай и Пакистан. Исламабад приступил к решительным действиям в регионе в преддверии вывода войск МССБ из Афганистана. Командование армии отдало 22 мая 2014 г. приказ о начале военной операции с целью ликвидации иностранных боевиков (включая китайских уйгуров). НОАК давно настаивала на их уничтожении. Военные действия начались вскоре после атаки боевиков в Урумчи (погиб 31 человек) и похищения гражданина КНР на северо-западе Пакистана, ответственность за которое взяло движение «Талибан». Позднее МИД Пакистана заявил, что успех военной операции в зоне пуштунских племен подтвердил жизнеспособность пакистано-китайской концепции «азиатской безопасности». Главное для Китая, однако, состояло в том, что не были уничтожены сепаратистские элементы. Одновременно активизировались группировки Исламского движения Узбекистана (ИДУ), также «выдавленные» с территории Пакистана. В конце декабря 2014 г. командование МССБ заявило о выполнении боевого задания. 8 января 2015 г. афганские национальные силы обороны и безопасности (АНСОБ) приняли на себя всю полноту ответственности за безопасность в стране. Задачи новой «миссии решительной поддержки» с января 2015 г. были ограничены консультированием и оказанием помощи АНСОБ. Талибы и присоединившиеся к ним иностранные группировки расценили вывод войск МССБ как победу над оккупантами, что привело к резкому вооруженному противостоянию в Афганистане. За годы военной кампании ММСБ движение «Талибан» не только самоорганизовалось, но к 2014 г. представляло военную силу, контролировавшую половину территории страны, выдвигая основное требование о выводе иностранных войск. Весеннее наступление вооруженной оппозиции, традиционное для южных провинций Афганистана, в 2015 г. в силу ряда причин дополнилось наступлениями на объекты национальной армии и гражданской администрации в восточных и северо-восточных районах. Позиции президента А.Гани были ослаблены. Прокабульские силы оказались разрозненными (девять месяцев потребовалось только на формирование правительства национального единства). Для руководства Афганистана ситуация стала критической. Не исключались попытки группировок талибов свергнуть правительство и вновь захватить Кабул по сценарию октября 1996 г. Это создавало опасность дальнейшего роста трансграничного экстремизма, распространения наркоугрозы в регионе. Тогда же произошел перелом в позиции ДТ по переговорному процессу. Боевики согласились с форматом диалога, но отказались встречаться с представителями правительства национального единства. Угроза дестабилизации Афганистана, повторной вспышки исламского экстремизма в регионе и, как следствие, откладывание на неопределенный срок афганской секции «Шелкового пути» убедили Китай и Пакистан в необходимости активизации посредничества во внутриафганском конфликте. Стороны вновь подтвердили поддержку афганскому процессу мира и примирения. Форма правления и государственного устройства, распределение властей в Кабуле – основные вопросы переговоров движения «Талибан» и международных посредников, включая Китай. В феврале 2015 г. министр иностранных дел Китая Ван И подтвердил, что Пекин поддерживает правительство Афганистана в вопросе примирения с различными политическими и вооруженными группировками, в том числе талибами, готов играть конструктивную роль и оказать содействие. Одновременно Китай анонсировал финансирование гидроэнергетического проекта на востоке Афганистана в провинции Кунар мощностью 1500 МВт. Ввод в эксплуатацию плотины предполагал поставки электроэнергии и в Пакистан. В дальнейшем Китай планировал инвестировать в строительство автомагистрали от Кабула до пакистанского города Пешавар, в железнодорожное полотно от Кветты (столица провинции Белуджистан) до афганского Кандагара. Трехсторонний диалог продолжился в мае 2015 г. в китайском Урумчи. Его следует рассматривать в рамках подготовки к первому прямому диалогу ДТ с представителями правительства национального единства Афганистана. До этого международные посредники (Китай, Пакистан, США) в неформальной обстановке встречались с членами Политической комиссии «Талибан» (штаб-квартира в Катаре). Талибы выдвигали требование о предоставлении им равного участия в управлении государством. Весной 2015 г. и другие группировки афганского «Талибана» несколько раз садились за стол переговоров в Норвегии, Франции, Японии и других странах. Начиная с 2015 г. Китай и Пакистан активизировали усилия в урегулировании внутриафганского конфликта. Это объяснялось также приходом в Пакистан инфраструктурного проекта Китайско-пакистанского экономического коридора (КПЭК), пакет документов которого был подписан в апреле 2015 г. Первоначально его стоимость составляла 46 млрд долл., запланированный рост ВВП — 3% в год. Реализация стратегически важного проекта, часть маршрутов которого планировалось провести в непосредственной близости к границам Афганистана, заставляла Исламабад применять все средства защиты и безопасности. Связанные с оборонным комплексом компании, представлявшие одну из крупнейших строительных корпораций Пакистана, осуществляли строительные работы по проекту КПЭК. Афганский вектор внешней политики Пакистана традиционно контролировался генералитетом. В перспективе Китай планировал, что сухопутный маршрут от порта Гвадар через пакистанский Белуджистан вверх до Кашгара пойдет далее по территории Афганистана, что позволяло Пекину «подключить» Кабул к водам Ормузского пролива и одновременно «регулировать» товарно-транспортные потоки из стран Запада до Шанхая. Выход в Ормузский пролив позволял Пекину контролировать движение танкеров с сырой нефтью из ближневосточных стран, что вызывало опасения Белого дома. Однако противостояние сторон в Афганистане тормозило реализацию проекта. И только коммерческая заинтересованность талибов, участие их в афганской части китайской инициативы могло склонить к переговорам и дальнейшему урегулированию. Вторая половина 2015 г. стала переломным моментом для трехстороннего китайско-афгано-пакистанского форума. Вызовом явилось обострение пакистано-афганских отношений в конце 2014 г. В сложившихся обстоятельствах Пекин в одностороннем порядке предпринимал шаги во внутриафганских процессах и одновременно успешно выступал медиатором в урегулировании конфликта между Исламабадом и Кабулом. 7 июля 2015 г. в рамках обязательств по обеспечению внутриафганского процесса мира и примирения Пакистан принимал представителей правительства национального единства. Встреча состоялась в рамках четырехсторонней координационной группы. В качестве наблюдателей присутствовали Китай и США. В отличие от проведенных в прежние годы консультаций, это был первый раунд переговоров, когда все его участники (по заявлению МИД Пакистана) были наделены официальными полномочиями. Исламабад назвал переговоры «прорывными». Стороны выразили намерение принести мир в Афганистан и в регион. Успех переговоров прокладывал путь к активному диалогу в Афганистане с участием вооруженной оппозиции. Несколько дней спустя в пакистанской газете The Nation появилась информация, в которой утверждалось, что лидер афганских талибов мулла Мухаммад Омар удовлетворен посредничеством Пакистана. Одновременно подчеркивалось, что «обязательным остается священный джихад, чтобы освободить любимую родину и восстановить исламскую систему».