В Тегеране внимательно следят за действиями арабских стран по выводу Сирии из международной изоляции на Ближнем Востоке. Иранские эксперты оценивают арабские условия примирения с Дамаском. Тегеран обеспокоен  стремлением арабских государств снизить уровень  иранского присутствия в Сирии и действиями крупных международных игроков по  выводу из Сирии шиитских милиций и подрыву возможностей Ирана в этой арабской стране. По оценке иранских политиков опыт политической изоляции в арабском мире дает в целом отрицательный результат. На примере Египта, стран Персидского залива хорошо видно, что в конечном итоге арабский бойкот терпит провал и страна возвращается в прежнее русло межарабских отношений.  Однако,  в том, что касается Сирии, которая уже больше 10 лет находится в состоянии внутреннего вооруженного конфликта, дела обстоят несколько иначе. Сирия фактически превратилась в «международный полигон» для состязаний крупных региональных и международных игроков за влияние на Ближнем Востоке. В иранском руководстве считают, что большинство арабских сомнений в отношении процесса нормализации отношений с САР связано в первую очередь с личность сирийского президента Башара Асада и деятельностью его ближайшего окружения. Арабов также настораживает то, что за годы кризиса Иран при содействии сирийского режима обрел достаточно большое влияние и серьезно укрепил свои позиции в Сирии. Арабские лидеры никак не могут найти ответ на вопрос: изменит ли возврат САР в ЛАГ баланс сил в регионе и, если изменит, то в чью пользу. Несмотря на то, что ЛАГ за последние годы заметно ослабела, она продолжает оставаться символом арабского единства. Поэтому в Тегеране не исключают того, что ЛАГ обладает необходимым влиянием и возможностями. И она способна осложнить процесс возращения Дамаска в лоно арабской нации в случае, если сирийский режим не станет выполнять поставленных условий, особенно в части касающейся позиций Ирана и ливанской «Хизбалллы» в этой арабской стране. Стремление арабских стран вывести Сирию из выстроенного Тегераном пояса исламского сопротивления за счет примирения с Израилем и попытки ослабить позиции «Хизбаллы» на юге Ливана путем завершения процесса демаркации границ вызывают особую настороженность в Иране. Иран стремится активизировать переговорный процесс в Вене по ядерной программе и ускорить заключение соглашения с США по схеме 2015 года. Однако в этот раз Тегеран твердо намерен включить в договор пункт о признании международным сообществом, прежде всего, США и Россией своей особой роли в арабских странах Ближнего Востока.  В этой связи, как считают, в Тегеране процесс нормализации и возращение САР в ЛАГ могут быть осуществлены за счет Ирана, что ослабит его переговорные позиции в Вене. Подобные опасения Тегеран связывает с попытками нормализовать отношения с Саудовской Аравией. В этой связи, ряд высокопоставленных иранских представителей уже дали понять, что нормализация отношений с Эр-Риядом зашла в тупик. При этом Иран возложил ответственность за срыв процесса нормализации двусторонних отношений на КСА. В Иране считают, что КСА на деле не заинтересовано в подлинном урегулировании отношений, а используют контакты с иранскими представителями в Багдаде для повышения своего авторитета и влияния в арабском мире и регионе, в целом.  В конечном итоге, приоритетом иранской политики является соглашение по ядерной программе и снятие (пусть частичное) санкций наложенных США. В этом случае Иран сможет продолжить работы над своим ядерным проектом и несколько облегчить внутриполитическую ситуацию в стране. На данном этапе достижение этих двух приоритетных задач может обеспечить внутреннюю поддержку внешней политики ИРИ на Ближнем Востоке и позволит Тегерану добиться еще больших результатов. Действуя в рамках этой логики поведения, Тегеран намерено обостряет ситуацию в тех арабских странах, где иранские позиции особенно сильны. Таким образом, Иран демонстрирует мировому сообществу, что с ним необходимо договариваться по всему спектру проблем ближневосточного урегулирования. С другой стороны, Иран отвлекает внимание арабских стран от процесса нормализации отношений с Дамаском, чтобы выиграть время и завершить свои проекты по укреплению позиций в Сирии, Ливане, Ираке и Йемене.  Подобная тактика действий чревата высокими рисками и эвентуальными потерями своих союзников.  Верный союзник Ирана в Ливане и Сирии «Хизбалла» уже понесла серьезные людские и материальные потери, защищая интересы Ирана в Леванте. Сегодня положение организации в Ливане подвергается серьезным испытаниям в результате целой серии событий, начиная со взрыва в Бейрутском порту в 2020 году и недавними конфликтами с ведущим политическими силами страны. Многие ливанские политики, даже из числа сторонников организации, склонны обвинять «Хизбаллу» в причастности к любым криминальным происшествиям в столице и возлагать на нее вину в организации политического тупика в Ливане. Поспешные и не всегда просчитанные действия «Хизбаллы» в условиях ливанского политического кризиса не усилили (как предполагали в Тегеране) ее позиции, а, наоборот, привели к их ослаблению. В итоге организация «открылась» для ударов США, которые постоянно создают ей проблемы в Ливане, других странах с целью сковать ее деятельность и продолжить «демонизиривать» организацию в глазах арабской и мировой общественности. Известно, что со времен Александра Македонского империи не привыкли считаться с неизбежными потерями в ходе своих триумфальных завоевательных походов, полагаясь на свою силу и потенциально высокие реабилитационные возможности. Кстати, эта «беспечность» становилась в конечном итоге одной из причин их не менее триумфального падения, когда их силы ослабевали. Возможно, что сегодня в Иране в умонастроениях лиц ответственных за принятие решений, возобладала подобная имперская составляющая.  Приход на президентский пост в Иране Э.Раиси, который известен своими тесными связями с силовиками и сторонниками жесткой линии в политических и  гражданских институтах, еще больше укрепил имперское сознание в иранском руководстве. Исторические реминисценции сегодня особенно сильно влияют на умонастроения высших иранских руководителей, которые, как и многие обычные иранские граждане до сих пор переживают падение империи Сасанидов под напором арабских армий.

Многие иранские политики до сих пор не могут смириться с разделом Ирана на зоны влияния между Россией и Великобританией в начале ХХ века, которых позднее заменили США. Они продолжают помнить испытанное прежде чувство беспомощности и унижения перед мощью этих держав, которые беспрепятственно вторглись на иранскую территорию в начале Второй мировой войны. В сознании многих еще живы события конца 1940-х годов, в результате которых Иран едва не лишился части своей территории. Подобные настроения не только укрепляют  единство власти и образованного класса Ирана, но и влияют на выработку политической линии Тегерана. Растущие на этом фоне настроения имперского характера искусственно подогреваются иранским духовенством. При этом многие иранские клерикалы и истинно верующие мусульмане в Иране до сих пор позитивно оценивают исламизацию страны в ходе арабских завоеваний. Однако сегодня иранские клерикалы и теологи искусственно соединяют величие империи Сасанидов и ислам. Они  утверждают, что  именно достижения Сасанидов в гуманитарной и научной сферах позволили распространить «цивилизованную» версию ислама в мире. Таким образом, формируется религиозно-идеологическая основа иранской политики в мире и на Ближнем Востоке, в частности. Характерно, что указанные настроения причудливо сочетаются с прежними страхами за свою безопасность, которые прочно укоренились в генетическом коде иранского общества. Несмотря на то, что за последние десятилетия Иран смог добиться впечатляющих успехов в экономической и научно-хозяйственной деятельности, военном строительстве и на политическом поприще, Тегеран постоянно озабочен вопросами собственной безопасности. Отчасти в этом повинны арабы, которые  видели в Иране «чужака» и  нередко эксплуатировали образ «чужого» для достижения собственных интересов. На самом деле исторический контекст глубоко вписан в систему современных международных отношений на Ближнем Востоке и продолжает оказывать на них немалое влияние. Другое дело, что некоторые политики либо не учитывают этот феномен, либо стараются его использовать в своих интересах, еще больше усложняя ситуацию внутри своих стран и в регионе, в целом. Вероятно, избыточная активность Ирана на Ближнем Востоке объясняется вышеизложенными соображениями.

На днях иранские представители объявили о том, что Иран официально возобновляет религиозный туризм в Сирию.  На деле, паломничество к шиитским святыням в Сирии не прекращалось во время конфликта. Правда, иранские паломники, как правило, ограничивались посещением  «Сит Зейнаб» в южных пригородах сирийской столицы. Отметим, что до событий марта 2011 г. Сирию ежегодно посещало более 500 тысяч паломников из Ирана и Ирака. Часть из них пользуясь статусом паломника беспрепятственно проникали в Ливан, укрепляя связи с ливанскими шиитскими общинами. Удивительно, но за годы вооруженного конфликта в САР Иран умудрился построить несколько десятков новых мечетей в ключевых центрах страны (Дамаске, Халебе (Алеппо), Хомсе, Дейр аз-Зоре, Дераа), восстановить и реставрировать шиитские святыни в Дамаске и Халебе (Алеппо). Так, в одном из кварталов Дамаска «Аль-Аммара» в 100 метрах от мечети Омейядов, иранцы заново реставрировали «Сит Ракия», увеличив площадь этого святого для шиитов места до 4 тысяч  кв. м.  В этой связи сегодня география паломничества в Сирию заметно расширится, а число паломников может вырасти. Действия Тегерана продиктованы не только заботой о поддержании шиитских святынь. Они имеют глубокий политический контекст. Прежде всего, Иран стремится продемонстрировать,  что война в  Сирии закончилась. Следовательно, присутствие там иностранных военных (иранские паломники не в счет) незаконно, а все переговоры о сирийском урегулировании теряют какой-либо смысл. Одновременно, Тегеран укрепляет и легитимизирует основу своего присутствия в Сирии, в широких слоях сирийского общества. Сегодня сирийский социум пребывает в тяжелом положении. Образованный сирийский класс пытается обрести идейную основу для  новой самоидентификации. Пользуясь этим, Иран использует доверенных сирийских клириков, крупных строительных подрядчиков, серьезных дельцов в сфере торговли недвижимостью для продолжения процесса активной «шиитизации» населения столичных центров страны, главным образом Дамаска и его ближайших пригородов. В целях мобилизации широких народных масс, прежде всего молодежи (большинство из которых неграмотны) в свою поддержку Иран использует проверенные и наиболее доходчивые средства и методы. Это, прежде всего, религиозная пропаганда иранской версии ислама. Тем более, ислам не поощряет, но и не запрещает переход из одного в другой мазхаб (джа’афаритский, конечно). К тому же, в шиизме, несмотря на его строгую внутреннюю организацию и четко выстроенную вертикаль власти на основе института имамата, есть  несколько привлекательных черт. Чего только стоит институт «аль-мут’а» (временный брак). Ну, куда там саудовцам с их строгими ваххабитскими нравами и постоянными запретами. На самом деле сиро-ливанский социум несет в себе богатейшее культурное наследие древних  средиземноморских цивилизаций и внутренне более свободен, чем  многие из его соседей. Скрытая в нем сила самовозрождения еще может напомнить о себе, если дать ему несколько «сытных» лет мира и свободы. Если вернуться в русло серьезного разговора, то Иран дает достойный ответ арабским инициативам, демонстрируя свою решимость и широкий арсенал средств, чтобы остаться в Сирии до тех пор, пока он сам не решит оставить ее.