О турецкой реакции на операцию РФ на Украине. Часть 29

24 февраля с. г. Российская Федерация начала специальную военную операцию, которая была обозначена, изначально, как операция по защите признанных Россией ДНР и ЛНР.

Однако, как можно заметить, границы операции значительно расширились и уже можно говорить об «операции» практически на всей территории Украины. Заменив в заголовке слово «Донбасс» на слово «Украина», продолжаем ранее начатый цикл публикаций, посвященный текущей, «оперативной», реакции в Турции на российскую специальную операцию (хотя с учетом результатов переговоров в Стамбуле, возможно, придется обратно менять слово «Украина» на слово «Донбасс» — прим.). Имея в виду геополитическую важность Турции для России, как «южного окна» в мир.

Часть 28 нашего цикла статей доступна на сайте ИБВ по ссылке: http://www.iimes.ru/?p=84718.

Напомним, что в предыдущей части нашей публикации мы остановились на заявлениях, сделанных постпредом Украины и при ООН Сергеем Кислицей в Нью-Йорке, в эксклюзивном интервью турецкому информационному агентству Anadolu. Факт появления развернутого интервью украинского дипломата в турецком государственном СМИ свидетельствует лишь об одном: турецкий нейтралитет в информационном пространстве, по крайней мере, в данном случае (выражаемся оптимистично) соблюден не был. Просто потому что, находясь в США турецкому журналисту не составляло бы труда взять интервью и у российского постпреда при ООН В. Небезя, чтобы подать сбалансированную позицию с обеих сторон.

Заметим, что Турция отлично понимает все эти нюансы. Так что, впору задуматься о границах турецкого нейтралитета. Заметим здесь, что, поскольку против России война ведется многомерная, то и нейтралитет, в полном смысле, также должен быть многомерным. И если Турция не присоединяется к санкциям, введенным и каждый день вводимым по отношении к России, то это не значит, что ограничения Турцией не накладываются.

Ярким примером этого являются те особые меры контроля по открытию банковских счетов в Турции, которые применяются турецкими коммерческими банками по отношению к российским компаниям и физическим лицам. Разумеется, при этом контролируется нахождение или ненахождение того или иного юрлица или физлица в западных санкционных списках.

Тут даже не является важным, приняты ли новые процедуры в конце февраля месяца с.г. банками самостоятельно или же имеет место направляющая рука государства. Просто важно понимать, что даже при отсутствии формальных санкций, вводимых на государственном уровне, наличествует и то, что можно охарактеризовать как «самоцензура». Когда те или иные структуры «бегут впереди паровоза», не желая «если что» подставляться.

При этом, разумеется, у турецкого бизнеса возникает вполне понятное (хотя и пока не подкрепленное фактами) мнение, что теперь работать с Россией придется как с Ираном, переправляя средства чуть ли не в виде наличности чемоданами. А это сложно и, в общем-то, значительному числу компаний просто не нужно. По крайней мере, в настоящее время лучше занять выжидательную позицию, коль скоро переговорный процесс, как следует из официальных заявлений даже российских уполномоченных лиц, продолжается и «вот-вот» увенчается подписанием мирного соглашения. А там можно надеяться и на то, что «все нормализуется».

Это, что касается невведения Турцией своих санкций и невведения ограничений на диалог с Россией. На эту тему достаточно развернуто высказался пресс-секретарь президента Турции Ибрагим Калын в интервью, которое он дал в пятницу 1 апреля, которое опубликовало турецкое издание Daily Sabah. Цитируем издание:

«Пресс-секретарь президента Ибрагим Калын заявил в пятницу, что решение Турции не вводить санкции в отношении России помогло сохранить линии связи с Москвой открытыми для усилий по прекращению огня.

Выступая на телеканале TRT Haber, Калын сказал, что отношения с Россией, которые развивались в течение 10 лет, теперь приносят свои плоды, и добавил: «Так было и в Нагорном Карабахе. Если все будут сжигать мосты с Россией, кто будет говорить с Россией?»

«Мы должны сосредоточиться на том, чтобы закончить эту войну как можно скорее. Наши усилия заключаются в том, чтобы держать линии связи открытыми, продолжая эти усилия, завоевывая доверие двух сторон и сохраняя его», — отметил Калын.

Говоря о возможных гарантиях Турции для Украины, Калын сказал: «В настоящее время, мы не находимся на стадии гарантий, (но – И.С.) мы позитивно смотрим на этот вопрос. Мы одна из тех редких стран, с которой общаются и Украина, и Россия и которой они обе доверяют»».

Итак, позиция про то, чтобы держать каналы связи открытыми Турция – понятна и, в этом смысле, турецкая сторона является достаточно последовательной. Другое дело – это информационное пространство Турции, в котором, практически, не раздаются голоса, озвучивающие российскую позицию, зато громко звучат украинские голоса.

На самом деле, это – принципиальный момент, поскольку война идет не только на полях сражений, но и в информационном пространстве. И (условной) правдой является то, что показывают по ТВ. И если украинской правды больше, то это заметно повышает её шансы если не победить в войне, то, по крайней мере, причинить России наибольший ущерб. Так что, заметим в этом смысле, что нейтралитет – нейтралитету рознь.

Продолжаем рассматривать наиболее знаковые публикации и мнения, звучащие в эти дни в турецкой прессе в связи с украинским кризисом. Обратимся к публикации в газете Sabah от 2 апреля с.г., перепечатанной на сайте Фонда политических, экономических и социальных исследований Турции (SETAV), под заголовком: «Экзамен Турции на Украине». Автором публикации стал Мурат Ешильташ, директор по зарубежным исследованиям Фонда.

Цитируем публикацию, которая, безусловно, заслуживает самого пристального внимания отечественной читающей публики:

«Заметно, что внутри страны и за рубежом предпринимаются интенсивные усилия, чтобы понять отношение Турции к украинскому кризису. В то время, как во внутренних дискуссиях пытаются объяснить активную позицию Турции, перед лицом кризиса, историческими аналогиями, внешние наблюдатели подходят к вопросу в узких рамках, сосредоточенных на турецко-российских отношениях.

Если рассматривать в общем: преобладают те, кто рассматривает позицию Турции как «уравновешивающую» форму действий между Россией и Украиной, и те, кто считает ее «сбалансированной» политикой. Есть также те, кто делает заявления об «активном нейтралитете» и о балансировании, проводимом аналогично стратегии «избежания войны» в ходе Второй мировой войны.

На самом деле, концептуально не имеет значения, что делает Турция. Важно то, есть ли у Турции стратегические рамки для кризиса в масштабах украинского кризиса, вкупе с теми рамками, которые у нее были до кризиса, и для изменения своей позиции после кризиса.

Потому что украинский кризис сильно отличается по своим масштабам от конфликтов или кризисов в Сирии, Ливии, Восточном Средиземноморье, Карабахе, Ираке, Афганистане и Катаре с точки зрения внешней политики и политики безопасности Турции. Характер конфликта, количество и характер вовлеченных сторон, а также возможность углубления и распространения кризиса, делают его одним из наиболее всеобъемлющих и многоуровневых процессов, с которыми Турция столкнулась после окончания холодной войны.

Можно предположить, что Анкара также исходила из этого базового ракурса, подходя к вопросу. Помимо этих основных стратегических рамок, можно сказать, что Анкара подошла к кризису с очень разумными потребностями и проводит, в этом смысле, рациональную политику.

Нападение России на Украину можно охарактеризовать как одну из попыток системного ревизионизма после Холодной войны. Выбор Украины в качестве цели — это стратегический подход, который заключается в воссоединении геополитической раздробленности России, возникшей после Холодной войны и приведшей к прекращению советского влияния, в возвращении (Украины) на российскую ось и в минимизации влияния Запад-НАТО.

Наиболее важной частью этого стратегического видения, касающегося Турции, является то, из-за геополитической фрагментации Турции геополитическая целостность России в Черноморском масштабе ухудшилась. В конечном счете, это ухудшение также снизило геополитическое давление России в континентальном масштабе, которое Россия могла оказать на Турцию.

Рассматривая вопрос с этой точки зрения, Турция геостратегически встала на сторону Украины. Например, отношение Турции к аннексии Крыма нельзя понять с чисто этнокультурной привязкой. Преимущество, которое Крым дает России в геополитической целостности Черного моря, заключается в том, что он обеспечивает глубину, на которую может проецироваться российская военно-морская мощь, и что, с уходом Украины из Азовского моря, она перестает быть игроком масштаба Черного моря и что север Черного моря обеспечивает России обширное пространство.

Её (турецкая – прим.) позиция по отношению к России, которая отличается от Запада, обусловлена ​​тем, что Россия стала для Турции одним из основных игроков в новой геополитической среде, вызванной событиями регионального масштаба. Прежде всего в Сирии, которая стала одним из главных приоритетов безопасности Турции… Сотрудничество с Ливией в энергетике, экономке и в стратегических вопросах… Все это потребовало от Анкары сформировать не балансирующую, а сбалансированную дорожную карту.

Другой проблемой, стоящей за вышеупомянутой стратегической рациональностью, является подозрение, что Запад, особенно США, заняли позицию, которая обеспечит продолжение войны, а не ее прекращение, с практикой карательных санкций, которая положит конец практике договоренностей с Россией. Это подозрение особенно усугубилось неконтролируемым использованием президентом США Байденом своего рода дискурса о смене режима, направленного против Путина.

Больным моментом здесь является вопрос о том, какие потери и выгоды России принесет этот процесс для Турции. Вызывает сомнения является ли среди турецких стратегических приоритетов слабая Россия, утратившая свой геополитический вес, пусть и победившая на Украине, но не добившаяся там желаемого, и полностью проигравшая в экономической войне. Понятно, что такой исход нежелателен. В связи с этим неудивительно, что в Анкаре громко прозвучал призыв к «почетному выходу» Путина.

С другой стороны, ясно, что Россия, которая одержала стратегическую победу, перевернув статус-кво в Черном море, нарушив территориальную целостность Украины, не принесет желаемого результата для Турции. В таком случае, возможна как потеря такого стратегического партнера, как Украина, так и восстановление геополитической целостности России и вступление в новый ревизионизм.

Эти причины не только глубоко влияют на отношение Турции к украинскому кризису, но и приводят к настороженному отношению. Цель такого осторожного отношения состоит в том, чтобы положить конец войне и достичь прочного мира-примирения. Итак, возможно ли устойчивое примирение или мир? Из истории известно, что идеального мира не бывает. Однако, можно создать, пусть и видимость, но договоренностей для устойчивой стабильности.

На данный момент, возможно, наиболее важным вопросом для Турции является сформировать такую почву для договоренностей, чтобы смочь стать помощником и, если возможно, посредником и занять место среди стран-гаранторов. На данный момент мы можем сказать, что статус Турции как посредника работает и создает основу, которую можно использовать для достижения консенсуса. Однако упоминание Турции в качестве страны-гаранта в такой войне, весьма отличной от других по своим масштабам за рамками посредничества, вскрывает ситуацию, подчеркивающую ее стратегическую субъектность.

Необходимо, с самого начала, констатировать и обсудить, что стратегическая субъектность означает новую ориентацию Турции после войны на Украине. Потому что эта война может положить начало новому периоду фрагментарной ориентации в глобальном масштабе. Это также заставляет задавать новые вопросы, особенно об отношениях между Турцией и Европой. Например, очень важен вопрос о том, как будет формироваться новая архитектура европейской безопасности в турецко-европейских отношениях. Если война на Украине вызовет новую ориентацию в архитектуре европейской безопасности, а это произойдет, то следует задать следующий вопрос: какова будет позиция Турции в этой новой ориентации?

Могу сказать, что преобладают два подхода: первый заключается в том, что Турция снова подвергается стратегическому прочтению с формулой, подразумевающей интеграцию в архитектуру европейской безопасности. Это то, что есть прямо сейчас. Во-вторых, Турция становится дополнительным элементом архитектуры европейской безопасности.

Оба подхода являются неполными и проблематичными. Интеграция означает превращение Турции в пассивный субъект, подвергая ее выборочному стратегическому прочтению для Европы, которая не может согласовать свои геополитические приоритеты. Подход с точки зрения взаимодополняемости означает, что Турция должна рассматриваться как буферная страна для Европы в случае внешнего геополитического кризиса. Это пассивная позиция, которая способствует безопасности Европы, вмешивающейся в зоны терроризма, миграции и кризисов. На этом этапе, требуется хорошее понимание двух документов.

Одна из них (посвященный – И.С.) — стратегической трансформации НАТО, а другой — Стратегическому компасу Европы. Отношение турецких бюрократов и стратегического сообщества к обоим стратегическим документам должно обсуждаться в обществе.

Чтобы преодолеть эту дилемму, Турция должна сделать в плане своей послевоенной стратегической ориентации решение, как себя позиционировать. По этой причине дипломатические усилия, предпринятые Турцией во время кризиса, очень важны. Однако эти усилия не должны превратиться в позицию, которая помешает Турции подготовиться к окончанию кризиса. Иными словами, последствия кризиса, как и ход кризиса — жизненно важны для Турции. Первым признаком этого кризиса является то, что вместо того, чтобы позиционировать себя только как часть европейской архитектуры безопасности и обороны, необходимо, чтобы Турция провела всестороннюю подготовку для укрепления своей геоэкономической глубины и расширения своего экономического и политического масштаба».

Итак, какие выводы просматриваются из приведенной выше публикации:

  1. Турция не заинтересована в безусловной победе России, в её чрезмерном укреплении нашей страны на Черном море за счет ухода с Черноморской арены Украины. Эта победа, помимо нарушения баланса в регионе, означает потерю для Турции и стратегического союзника Украины.
  2. В смысле п.1 Турция сделала геостратегический выбор в пользу Украины.
  3. С другой стороны, Турция не заинтересована ни в затягивании конфликта, на что нацелился Запад, ни в том, чтобы Россия одержала бы сокрушительное военно-политическое и экономическое поражение. Просто потому, что Турцию и Россию связывает совместное решение целого ряда жизненно важных для Турции вопросов.
  4. В смысле п.2 Турция не разделяет западную позицию.
  5. Собственный интерес заключается в том, чтобы войти в процесс в качестве не просто посредника, но и занять почетное место среди стран-гаранторов мирного договора. Который, впрочем, скорее всего будет скорее видимостью, если будет реализован промежуточный сценарий по отношению к сценариям крайним в п.1 и в п.3.
  6. Но самый ключевой вопрос для Турции заключается в том, что она уже не может быть ни органичной частью европейской архитектуры безопасности (означает пассивность её позиции), ни дополняющим её элементом (означает буферный статус) и её надо сформировать собственную позицию. А какова она будет – это вопрос…
52.25MB | MySQL:103 | 0,477sec