Недавнее выступление президента ИРИ Эбрахима Раиси на Генеральной Ассамблеи ООН стало прямым свидетельством эволюции иранской политики на Ближнем Востоке. Раиси, в частности, заявил, что в основе, действующей в Иране государственной модели управления, лежат вопросы безопасности. Благодаря этому, Иран смог не только эффективно противостоять давлению Запада, прежде всего, США, но и успешно обеспечить сохранность иранских интересов в регионе и национальную безопасность страны. Политика Тегерана в регионе помогла сохранить государственность ряду арабских стран Ближнего Востока. Действительно, в последние десятилетия, под влиянием трансформации системы международных отношений, происходила заметная эволюция внешней политики и военной доктрины^[i] ИРИ, в которой фактор силы играл приоритетную роль в механизме принятия решений.

Кризис в САР как фактор перемен на Ближнем Востоке

Вызванные сирийским кризисом изменения в системе международных отношений на Ближнем Востоке заострили вопросы национальной безопасности и сохранения целостности региональных государств. Сирийский кризис продолжается около 12 лет. Сирийские события приобрели исключительный характер. В условиях развития гражданской войны в САР основные политические институты государства были разрушены или оказались серьезно ослаблены. Деформация властной конструкции, основанной на сложной системе сдержек и противовесов, ослабила режим и осложнила урегулирование конфликта на ранних этапах. Значительные жертвы среди гражданского населения, сотни тысяч погибших, миллионы беженцев, колоссальные разрушения привели к изменению массового сознания в САР. Многие районы страны сделались легкой добычей экстремистских группировок. Сирия превратилась в источник международного терроризма. Укрепление позиций «Исламского государства» (ИГ — запрещено в России) в Ираке и Сирии и начало военной операции сил международной коалиции существенно изменили баланс сил на Ближнем Востоке. Эти события фактически бросили вызов политике Ирана по сохранению своего влияния в ближневосточном регионе. В деятельности ИГ Тегеран усматривал угрозу не только его позициям в Ираке, но и сохранению его территориальной целостности и внутренней стабильности. При помощи России и Ирана, правящий режим смог удержать власть и установил контроль над большей частью сирийской территории. Президент САР Башар Асад сохранил институт органов безопасности, который был тщательно отстроен его отцом. Именно специальные службы помогли сирийскому президенту удержать бразды правления^[ii], и умело играть на противоречиях региональных и международных партнеров, проводя свою линию в управлении Сирией. Несмотря на определенные успехи Б.Асада по нормализации положения в стране, общая ситуация в государстве и обществе остается сложной. Военно-политическая обстановка в САР отличается неустойчивым характером. Сущностное содержание развития страны содержит много элементов непредсказуемости. В Сирии сохраняется политическое соперничество, в основе которого лежат внутренние религиозные, идеологические, этнические противоречия. Сегодня Сирия расколота политически на зоны влияния региональных и международных сил. Под вопросом остается сохранение единства  территории страны и перспективы правящего режима, а отсутствие долговременной стабильности в САР затрудняет процесс политического урегулирования и восстановления. Подобное развитие событий сложилось в результате гражданской войны в Сирии, в которую оказались активно вовлечены силовым путем крупные международные и региональные державы.^[iii] Затянувшийся процесс политического урегулирования и социально-экономического восстановления САР вызывал обеспокоенность ближневосточных государств. Вооруженный конфликт в САР и складывающаяся вокруг Дамаска обстановка повысили конфликтный потенциал региона. Кризис в САР, его характер и последствия нарушили региональный баланс сил и спровоцировали критические изменения в региональной системе безопасности.

Переломный этап развития Ближнего Востока

Сирийский кризис обозначил переломный этап развития Ближнего Востока. Борьба за Сирию обострила ближневосточный конфликт, участники которого стали рассматривали сирийские события как новую возможность укрепить свои региональные позиции в рамках начавшегося процесса переформатирования Ближнего Востока. Сегодня сирийское противостояние постепенно отходит на задний план, отдавая приоритет острому соперничеству ведущих мировых держав и крупных региональных игроков за Ближний Восток. Действительно, за последние годы ближневосточный регион серьезно изменился. Решающим фактором, определявшим в последние годы общие контуры развития политической ситуации на Ближнем Востоке, являлось не столько изменение внешнего антуража ближневосточной политики, сколько региональные внутриполитические процессы. Сирийский кризис показывал всю степень остроты расколов прежних союзов в регионе. Действительно, ранее созданные альянсы и союзы, подверглись критической ревизии. Исключением, подтверждающим общее правило, служил ирано-сирийский альянс. Его природа кардинально изменилась в результате вооруженного вмешательства Ирана в сирийский конфликт. Однако ирано-сирийский союз сохранил свой стратегический характер. В целом же, прежние системы сдержек и противовесов, контролируемый сверху градус конфессиональных и этнических разногласий, привычные инструменты и методы работы больше не действовали и не были столь эффективны в плане достижения ожидаемого результата. Оказавшись в фокусе мирового внимания, арабские страны боролись за сохранение собственной государственности и национального суверенитета. В ряде стран продолжаются военные действия. Возникновение новых конфликтов замешанных на старых политических дрожжах ведет к разрушению  политических систем и институтов государства. В результате размываются национальные границы, рушатся суверенитеты, видоизменяется парадигма выстраивания новой государственности, общество обрекается на поиск новой самоидентификации. Попытки заполнения политического и идеологического вакуума идеями воинствующих исламистов формируют общественный запрос на стабильность и умеренность. Сегодня Арабский мир сталкивается с отсутствием сильного системного  арабского лидера, который смог бы сплотить арабские народы на основе общенационального эндогенного проекта развития и принять вызовы нового миропорядка складывающегося на Ближнем Востоке.         Действительно, сегодня на Ближнем Востоке идет борьба за влияние между крупными региональными игроками в лице Ирана, Турции, Израиля. Политика этих государств мотивируется задачами капитализации силы, соображениями национальной безопасности, возможностью переформатировать региональный баланс сил в собственных интересах. Исходя из указанных параметров, эти страны принимают решение о вооруженном вмешательстве в «слабые» ближневосточные государства. С этой точки зрения, поддержание контролируемой нестабильности в ряде стран Ближнего Востока, типа, Сирии, Ирака, Ливана, Йемена, облегчает им решение указанных задач. Складывающаяся сегодня ситуация на Ближнем и Среднем Востоке диктует необходимость выработки новых подходов к ее оценке и адекватному восприятию быстро меняющихся реалий.

Арабская политика ИРИ и борьба за Ближний Восток

Тегеран традиционно стремился к упрочению своих позиций на Арабском Востоке, исходя, из соображений обеспечения своих государственных интересов и национальной безопасности. Развитие событий в  Афганистане, Ираке, Сирии, Ливане, Ливии, Тунисе, Йемене, свидетельствовало о том, что Тегеран претендовал на то чтобы самостоятельно решать вопросы власти, войны и мира на Ближнем Востоке. Действительно, с укреплением позиций Ирана в регионе важные процессы внутренней политики многих арабских стран получили не только новое измерение, но и обрели иную стратегическую перспективу. На рубеже столетий характер наиболее острых конфликтов на Ближнем Востоке и основные параметры их урегулирования определялись региональной политикой Ирана, алгоритмы которой детерминировались особенностями арабо-иранских отношений. Речь, прежде всего, идет об арабо-иранском историческом соперничестве и специфики развития внутриполитических систем в  арабских странах и Иране. После Исламской революции 1979 г. в ИРИ сформировалась уникальная политическую модель государственного устройства, в рамках которой военные и духовенство занимали ведущие позиции. В условиях «арабской весны» большинство арабских стран пережили острый социально-политический кризис, который продолжается до сих пор. В Иране главный упор во внешней политике был сделан на обеспечение внутренней безопасности и сохранение территориальной целостности. Исламские ценности служили  идеологическим обоснованием политического курса в регионе.  В итоге, современный характер арабо-иранского взаимодействия стал отличаться заметным ростом напряженности и усилением взаимной враждебности. В тоже время, связи между арабскими странами и Ираном являлись одним из важных факторов международных отношений на Ближнем Востоке. В своей ближневосточной политике  Иран делал ставку на Сирию, Ирак и Ливан. В этих государствах позиции ИРИ были наиболее сильны, что позволяло Тегерану эффективно обеспечивать свои интересы на Ближнем Востоке и сохранять внутреннюю безопасность. Дамаск традиционно являлся  одним из главных арабских союзников Тегерана. Проводя активную внешнюю политику в ближневосточном регионе, правящий в Иране режим демонстрировал успешность развития Исламской Республики Иран. Тегеран доказывал универсальность и эффективность исламской модели развития в новых международных условиях. Активная политика Ирана на Арабском Востоке негативно сказывалась на состоянии арабо-иранских отношений, которые приобрели сегодня характер открытого противостояния. Несомненно, Иран несет немалую долю ответственности за ухудшение отношений с арабскими странами. С другой стороны, исторически сложившееся арабо-иранское соперничество наряду с различиями религиозного, этнического и культурного порядка оказывали влияние на современное состояние арабо-иранского взаимодействия. Сегодня, в условиях противостояния Ирана и арабских стран арабо-иранское историческое наследие сильно политизировано. Складывающаяся  ситуация на Ближнем Востоке формирует новые измерения арабо-иранских разногласий. Иногда они могут имплементироваться в виде острой религиозной вражды и рассматриваться обеими сторонами в плоскости защиты национальной безопасности и сохранения территориальной целостности государств. Вооруженное вмешательство Ирана в Сирию и Ирак существенно изменило характер борьбы за Ближний Восток.

Природа ирано-сирийского альянса

На протяжении последних десятилетий отношения между Дамаском и Тегераном  носили дружественный и партнерский характер. С этой точки зрения сирийско-иранский альянс представлял исключение  из общей картины арабо-иранского взаимодействия в регионе на рубеже столетий. После прихода к власти в САР Б.Асада отношения между Сирией и Ираном приобрели характер стратегического партнерства. В канун сирийских событий отношения между Дамаском и Тегераном активно развивались в различных областях, включая ВТС, безопасность, экономику и научно-техническую сферу. Сирийско-иранские отношения стали важным компонентом  политической ситуации на Ближнем Востоке. Природа сирийско-иранских отношений регулировалась суммой факторов и особых обстоятельств. Характер сирийско-иранского альянса определялся динамикой политических систем обеих стран, их идеологических и политических установок, мировоззрением правящих элит. Отношения между САР и ИРИ были подвержены влиянию внешних факторов в лице политики мировых держав в регионе и динамики межарабских и региональных связей. Большую роль играл фактор Израиля и политика еврейского государства в Леванте. На протяжении  трех десятилетий до начала сирийских событий Иран, в целом, преуспел в своей политике в Ближневосточном регионе. Тегеран  смог  укрепить сложившийся региональный баланс сил с учетом иранских интересов. Свержение режима Саддама Хусейна в Ираке  избавило Иран  от опасного соперника в регионе. Тегеран упрочил союз с Сирией и создал сложную сеть отношений на Арабском Востоке в собственных интересах. В Ираке ИРИ опиралась на политические силы из религиозных (шиитских) партий, которые поддерживали Иран. В Ливане, свою главную ставку Иран делал на «Хизбаллу». Во второй половине 2000-х гг. эта организация превратилась в решающий фактор ливанской политики. Тегеран установил тесные контакты с  шиитскими и иранскими общинами в арабских монархиях Персидского залива. В условиях обострения сирийского конфликта и усиления борьбы за Сирию Иран первым пришел на помощь Дамаску, оказав ему финансовую и политическую поддержку.  Действия ИРИ в Сирии были отчасти продиктованы соображениями внутреннего порядка, приоритетом которых служили вопросы безопасности и обретения статуса исламской ядерной державы наподобие Пакистана. С этой точки зрения Иран мог рассматривать Сирию как «козырную карту» в более крупной геополитической игре. Сирийский кризис вызвал обострение борьбы за Ближний Восток между региональными и мировыми державами. В условиях развития сирийского кризиса опорные элементы ирано-сирийского политического конструкта подверглись критическим изменениям или вовсе исчезли. Созданные Ираном в  первой декаде XXI столетия персонифицированные позиции (доверительного характера) в ключевых институтах сирийского государства, руководстве силовых структур, партийно-правительственном аппарате заметно сократились. Для защиты интересов ИРИ в Сирии, и на Ближнем Востоке, в целом уже было недостаточно использовать ошибки и просчеты врагов и друзей Тегерана в регионе. С этой точки зрения, «докризисная»  ближневосточная политика Ирана  могла не справиться с решением задач в новой региональной ситуации. Участие Ирана на равных в начавшейся борьбе за Ближний Восток, предполагало  изменение его военно-политической стратегии. Речь шла, прежде всего, о смене ее вектора и объекта приложения усилий. Следовало также скорректировать методы и средства решения поставленных задач в интересах защиты национальной безопасности и иранских позиций в регионе. Вызванные сирийским кризисом изменения странового и регионального характера открыли иранской дипломатии и разведке новые возможности в борьбе за Ближний Восток. Значимость правящего в САР режима определялась его позицией в отношении региональной роли ИРИ с момента Исламской революции 1979 г.

Сирия и Иран в интерьере «арабской весны»

События «арабской весны», на волне которых возник кризис в САР, были по-разному восприняты в Дамаске и Тегеране. Новый 2011 год Сирия встретила в относительно спокойной обстановке. Революционные события в Тунисе и Египте не могли испортить праздничное настроение правящей сирийской элите. В январе-феврале 2011 г. режим Асада был твердо уверен в том, что Сирия обладает особым иммунитетом против революций. Иран приветствовал революцию в Египте и Тунисе. В Тегеране полагали, что свержение недружественных арабских режимов укрепит иранские позиции на Ближнем Востоке. Иранское руководство пыталось представить революционные арабские движения как продолжение Исламской революции 1979 г., чтобы подчеркнуть верность избранного властью политического курса. Действительно, после свержения  режима Х.Мубарака в Египте Тегеран заметно улучшил свои отношения с этой крупнейшей арабской страной. События на Бахрейне явились для Ирана первым неприятным сюрпризом «арабской весны». Сирийский кризис стал тяжелым испытанием для  ближневосточной политики ИРИ. После первых недель с момента начала революционных событий в САР руководители Ирана и «Хизбаллы» испытывали  опасения в способности сирийского режима справиться с протестным движением. Сирийские руководители мало прислушивалось к иранским советникам и экспертам «Хизбаллы», которые рекомендовали спешно приступить к созданию отрядов народного ополчения для сдерживания протестных движений. В марте 2011 г. появились сообщения о том, что «Хизбалла» и Иран начали перемещать свое оружие со складов в Сирии, главным образом на юг Ливана. Озабоченности Ирана и «Хизбаллы» подкреплялись «легкомысленным» отношением  сирийской элиты к происходящему в стране. Правящая партия арабского социалистического возрождения ПАСВ проводила организационные мероприятия и готовилась к предстоящему весной 2011 г. XI съезду. В руководстве армии и спецслужб оживленно обсуждали последние по времени указы главнокомандующего о новых назначениях, увольнениях и повышениях. Согласно отчетам МВФ состояние национальной экономики не внушало серьезных опасений. Демонстрации протеста в Дамаске 15 марта 2011 г. не получили должной оценки властей, несмотря на развитие событий в Тунисе, Египте, Ливии, Йемене. Арестованные в ходе них граждане были вскоре отпущены. Представители власти были не склонны драматизировать события в Дераа (17-18 марта) и Латакии (25 марта), где пролилась кровь, и были использованы ударные части сирийских сил правопорядка. Сирийский президент и его гражданские советники полагали, что суррогатные реформы в социальной и экономической сфере, которые запоздали на 5-7 лет, могут погасить народные протесты. Тем более  на первых этапах сирийских событий протестующие не требовали смены режима и отставки Б.Асада. Сирийское правительство не уделило должного внимания проблеме сотен тысяч голодных и обездоленных сельских провинциалов, которые заполонили пригороды столичных и с провинциальных сирийских центров. Позднее, эти страты сирийского обществ а стали той взрывоопасной субстанцией, где разгорелся пожар гражданской войны. Характерной чертой сирийского кризиса являлся традиционный для Сирии разрыв между городскими центрами и провинцией. Провинция сыграла ключевую роль в начале сирийских событий.
 Провинциальные центры стали источником сирийского кризиса, где постепенно складывались его предпосылки и формировались условия его развития. В значительной степени подобная ситуация сложилась в результате падения авторитета армии и сил безопасности в провинции среди основной массы населения. Сказалось так же и сложное экономическое положение, в котором оказалась Сирия накануне событий. В результате нескольких лет засухи урожаи сократились к 2010 г. Вызванное ими падение доходов ударило по населению провинциальных центров. В провинции стал остро ощущаться дефицит основных продуктов питания. В итоге около 1 млн фермеров разорились. Значительная часть населения провинций устремилась в города в поисках работы и пропитания. Население этих районов оказалось особенно восприимчивым к радикальным идеям. Постепенно роль «умеренного» ислама ослабевала. Население стало оценивать политику режима в отношении событий и методы решения конфликта с экстремистских позиций. Подобная ситуация стала питательной средой для распространения среди массы населения идей радикального ислама. Меры силового характера только укрепляли радикальное мировоззрение населения. Все это послужило определенного рода матрицей для распространения джихадистких идей, как местного, так и иностранного происхождения. В результате национально-патриотические настроения стали все больше принимать радикальный характер, а светский компонент практически исчез, уступив место радикальным исламистским идеям. Значительная часть сирийцев, которые сражались против режима Асада, не были до революции политически активны и не имели ярко выраженной идеологической и религиозной повестки. Многие  испытывали серьезные трудности с самоидентификацией (в религиозно-идеологическом плане) и окончательно не определились в своих политических предпочтениях. Будучи без оружия, лишенные поддержки извне они постепенно устремлялись к тем, кто одерживал победы над режимом Асада, и вступали в их вооруженные отряды, тем более за весьма приличную зарплату. Тегеран был обеспокоен тем, что мирные протесты в Сирии достаточно быстро переросли в гражданскую войну, которая поставила страну на грань территориального раскола, утраты национальной идентичности и катастрофически сказалась на ситуации в Леванте. Лозунги свободы, плюрализма, демократии, которые отражали требования широких слоев сирийского населения, оказались выхолощены и постепенно трансформировались в религиозные призывы экстремистского характера. Это привело к подмене изначально сформулированных целей протестного движения задачами установления религиозного государства. Подобная трансформация была во многом связана с целым рядом факторов, в том числе с ростом милитаризации сирийского конфликта, слабой перспективой урегулирования кризиса политическим путем, неспособностью международного сообщества вывести мирные переговоры из тупика.  Вышедшие на передний план междоусобной борьбы религиозные, конфессиональные, этнические, земляческие аспекты в сочетании с беспрецедентной интернационализацией конфликта и активным вовлечением в него разновекторных и разновесных инонациональных вооруженных формирований подорвали сложившуюся при Хафезе Асаде сложную систему сдержек и противовесов. Сирийский кризис вывел на политическую арену новые социальные силы в стране, расколол прежде единое сирийское общество, трансформировал конфессиональную карту Сирии. Сирийский социум утратил свой прежний единый характер и оказался расколотым по национальным и конфессиональным признакам. В результате гражданской войны прежняя политическая система государства и его основные институты были фактически разрушены. Они оказались не способны играть самостоятельную роль в управлении  конфликтом. Несмотря на победные реляции официального Дамаска об успехах правительственных войск  перспективы сохранения у власти режима Асада внушали Ирану все меньше оптимизма.

Сирийский кризис как потенциальная угроза ИРИ

В августе 2012 глава Высшего совета национальной безопасности Ирана С.Джалили встретился с Б.Асадом в Дамаске. В Сирию С.Джалили прибыл как личный представитель верховного лидера ИРИ (рахбара) аятоллы  Али Хаменеи. В ходе состоявшихся бесед С.Джалили заявил, что происходящее в Сирии не является только ее внутренним делом и Иранне позволит разрушить ось исламского сопротивления. Советник А.Хаменеи А.А.Велаяти охарактеризовал Сирию как «золотое кольцо» исламского сопротивления и дал ясно понять, что ИРИ отдаст все силы для спасения сирийского режима. Упомянутые выше официальные лица представляли интересы военно-клерикальной группировки в иранском руководстве и во многом отражали позицию влиятельной группы в правящей элите Ирана. После начала сирийских событий Запад, и консервативные арабские режимы потребовали смены власти в Дамаске. Турция и арабские монархии Персидского залива поддержали сирийскую оппозицию. Особую обеспокоенность Ирана вызывала активность арабских монархий Персидского залива. Саудовская Аравия и Катар открыто призывали к финансированию и вооружению сирийской оппозиции. Они допускали иностранное вторжение в Сирию с целью свержения президента Б.Асада. Тегеран рассматривал Сирию как единственную арабскую страну «противостоящую» Израилю. Дамаск отверг западные предложения о примирении с Израилем и решение проблемы Голанских высот за счет союза с ИРИ. САР продемонстрировала крепость союза с ИРИ. Египет и Иордания предприняли ряд дипломатических демаршей против режима Асада через ЛАГ и стремились надавить на Совет Безопасности ООН, чтобы изменить позицию России и Китая. Сирийские события отрицательно сказывались на позициях Ирана в Ливане и Ираке. Правительство Нури аль-Малики предупредило руководство Ирана, что эскалация вооруженного конфликта в Сирии, повышает вероятность вооруженной интервенции в эту страну и в конечном итоге может привести к падению в Ираке шиитской власти. В апреле 2012 г. министр иностранных дел ИРИ А.Салехи заявил, что ситуация в Сирии должна быть урегулирована «благоразумно и без иностранного вмешательства». Иран категорически отвергал любые формы иностранного вмешательства во внутренние дела Сирии. Усилившаяся с 2012 г. борьба за Сирию  в действительности отражала пролонгацию неразрешенных ближневосточных конфликтов. Их участники рассматривали внутренний кризис в Сирии как возможность изменить баланс сил в регионе, одновременно укрепив там свое влияние в рамках начавшегося процесса переформатирования Ближнего Востока. Действия противоборствующих сторон зачастую облекались в религиозную форму борьбы за веру. Это давало возможность максимально быстро мобилизовать массы населения в свою поддержку. Защита единоверцев и отпор инонациональным силам была неплохим оправданием иностранного участия в вооруженном конфликте. Указанные выше обстоятельства дезориентировали и децентрализовали местные власти, раскололи как вооруженную оппозицию, так и правительственные силовые структуры, выдвинув на передовые позиции радикальных исламистов. Политическая сирийская оппозиция не сумела сплотить силы вооруженного сопротивления на единой патриотической основе и политической платформе. Силовые меры режима по подавлению восстания привели к ликвидации на его ранних этапах светской оппозиции. Это дало мощный импульс к возрождению и выходу на политическую авансцену прежде загнанных режимом Асада в провинцию религиозных организаций (салафиты-джихадисты) и появлению новых («Джебхат ан-Нусра», ИГ). Эти и подобные им организации разительно отличались по своим идеологическим установкам, заявленным целям и методам действий от известных исламистских организаций («Братья-мусульмане», ливанская «Хизбалла», палестинский ХАМАС). Прежние методы, использовавшиеся Тегераном для взаимодействия с экстремистскими организациями, оказались бесполезны в отношении «новых исламистов». «Новые исламисты» пропагандировали чуждые Ирану идеологию, мировоззрение и практиковали методы действий крайне экстремистского характера. В итоге Сирия фактически превратилась в один из центров международного терроризма. История и историческое наследие играют иногда значимую роль в определении параметров развития основных политических процессов на Ближнем Востоке. В условиях обострения региональной обстановки, политические оценки происходящих событий зачастую делаются вне рамок временного континуума, а исторические реминисценции играют большую роль в принятии тех или иных решений. Часть иранского духовенства и сторонники жесткой линии в армии и госаппарате были склонны рассматривать сирийские события именно с этих позиций. В Сирии, где 75% населения исповедовали ислам суннитского толка, главной движущей силой народных восстаний были сунниты. Сирийский кризис открыл путь для их возвращения  к власти, которую они сохраняли в своих руках практически без перерыва с момента возникновения халифата Омейядов в 661 году н. э. При этом  изначально ислам суннитского толка содержал много элементов, которые условно можно было назвать светскими, демократическими. Вернее, он был более восприимчив к их осмыслению. Перехват власти суннитским сопротивлением в САР, мог «обнулить» все прошлые достижения Ирана в Леванте и на Ближнем Востоке, в целом. Победа суннитского сопротивления в САР ставила под сомнение эффективность государственной модели, созданной в ИРИ, и была чревата дестабилизацией внутриполитической ситуации в стране. У многих представителей правящей иранской элиты обострились чувства горечи и унижения в связи с развалом империи Сасанидов (VII век н. э.) под напором арабских завоеваний. Тем более что в протестном сирийском социуме сложилась принципиально новая ситуация. В мировоззрении социальных групп населения, стоявших в авангарде вооруженной борьбы, возобладали представления о правящем режиме как об «оккупационном», вступившем в преступный сговор с «сефевидами» с целью порабощения арабских народов и их подчинения инонациональному господству. Первоначальные лозунги – «Ля аль-амрикийя, ва ля аль-ихванийя («Нет американцам и «Братьям-мусульманам»»)», с которыми протестующие выходили из мечетей крупных городов каждую пятницу, изменились на антииранские призывы самого непристойного характера. Превращение Сирии в плацдарм для террористических организаций, прежде всего, ИГ представляло реальную угрозу иранским позициям в Ираке. Роль периферии оказала специфическое влияние на религиозные аспекты восстания, напоминавшие о бедуинском характере и сельской атрибутике. Этим объяснялось такое распространение ислама салафитского толка по сравнению со скромной ролью традиционного суфийского вероучения. Салафитские идеи расцвели, прежде всего, в условиях провинциальных центров. Так называемый цивилизационный ислам, присущий элитарным городским слоям — буржуазии, торговцам, интеллигенции, военным, — играл второстепенную роль в среде гражданских и военных участников вооруженного движения. Это становилось очевидным на примере весьма скромного присутствия суфийского элемента в отрядах вооруженной и гражданской оппозиции. По мере укрепления вооруженных исламистских группировок, базирующихся на принципах ислама, использующих религиозную символику и базовые установления исламского государства, стала меняться публичная риторика командиров отрядов вооруженной оппозиции. Этот поворот в сирийском кризисе сопровождался обострением конфессиональной розни между суннитами, алавитами и шиитами с одной стороны и национальным расколом между арабами и курдами с другой. Одновременно усиливалось внешнее вмешательство в сирийский кризис, которое также шло по двум направлениям. Одна часть международного сообщества фактически поддерживала суннитское сопротивление, другая активно защищала режим Асада, который опирался на алавитов и внешнюю шиитскую поддержку. Тегеран был обеспокоен тем, что в результате гражданской войны прежняя политическая система сирийского государства и его основные институты были фактически разрушены. Режим Асада был не способен самостоятельно управлять конфликтом. Сирия оказалась на грани территориального раскола, утраты национального суверенитета. В результате религиозного характера конфликта Сирия стала ареной борьбы различных джихадистских и экстремистских организаций, прежде всего «Исламского государства».

Таким образом, на протяжении последних десятилетий отношения между САР и ИРИ носили дружественный и партнерский характер. С этой точки зрения сирийско-иранский альянс представлял исключение из общей картины арабо-иранского взаимодействия в регионе на рубеже столетий. Развитие гражданской войны в САР придало новый импульс реализации устремлений Ирана на Ближнем Востоке. В условиях развития сирийского кризиса опорные элементы ирано-сирийского политического конструкта подверглись критическим изменениям или вовсе исчезли. Несмотря на то, что Б.Асад укрепился у власти, перспективы президента на властном поприще не были ясны до конца. Они во многом зависели от внешних факторов. В последние десятилетия Иран имел отношения не столько с Сирией сколько с правящей алавитской элитой. Поэтому в случае ее ухода от власти позиции ИРИ в Сирии могли кардинально измениться и не в пользу Тегерана. В течение последних десятилетий Иран проводил активную политику не только в Сирии, но и в Ираке и Ливане. Тегеран внимательно следил за динамикой внутриполитической ситуации в этих странах. Особое внимание уделялось состоянию социума, развитию общественных отношений через призму этнических и конфессиональных признаков. Кризис в САР еще раз подтвердил стратегическую установку ИРИ на то, что Ирак является критическим фактором национальной безопасности Ирана. В Ливане Тегеран уже не мог рассчитывать на прежнюю поддержку Дамаска по защите своих интересов. Многие политические силы Ливана меняли свое отношение к Ирану, пересматривали прежний характер связей с Тегераном. Ирану пришлось по-новому выстраивать отношения с «Хизбаллой», которая стала активным участником вооруженного конфликта в Леванте.  Эскалация вооруженного противостояния в Сирии подтвердила стратегическую установку ИРИ на то, что Ирак и Ливан являются критическими факторами национальной безопасности Ирана и обеспечения его политики на Ближнем Востоке. С этой точки зрения, Иран был обречен на активное участие в сирийских событиях.

Если друг оказался вдруг…

С учетом  стратегического характера сирийско-иранских отношений,  Иран не мог допустить смены режима в САР, на который Тегеран опирался в неблагоприятном арабском окружении. С самого начала сирийских событий Иран, безусловно, подержал сирийские власти. По мере развития конфликта и роста иранских затрат, Тегеран стал рассматривать вариант сохранения САР в качестве своего регионального союзника в случае эвентуального ухода Б.Асада. Вне зависимости от нахождения Б.Асада у власти, Сирия сама по себе представляла интерес для ИРИ в силу своей геостратегической значимости. В условиях сирийского кризиса отношения Ирана к правящему в САР режиму неоднократно менялось и прошло несколько этапов. В начале 2011 г. Иран стремился сохранить своего единственного арабского союзника в регионе. В 2012 г. когда позиции правящего в САР режима заметно ослабли, Иран стал задаваться вопросом стоит ли сохранение Б.Асада у власти затраченных усилий. В этот период ряд представителей иранского руководства стали подыскивать альтернативу Б.Асаду в интересах сохранения САР в орбите иранского влияния. В итоге Тегеран оказался в сложном положении. Иран уже понес немало издержек, поддержав Б.Асада, и не мог найти адекватную ему замену, которая была бы готова обеспечить иранские интересы в САР. Активизация ИГ в САР и участие ВКС РФ ознаменовали начало третьего этапа в отношениях ИРИ с правящим  сирийским режимом. Несмотря на все трудности, режим выстоял и даже укрепил свои позиции. Многие государства отказались от мысли смены режима в САР и стремились восстановить с ним отношения. Первоначальные расчеты ИРИ на непродолжительность военной операции в САР рухнули в результате интернационализации конфликта и его перерастания в гражданскую войну. Отношение ИРИ к правящему режиму определялось в первую очередь соображениями сохранения иранских позиций в САРРР  и в регионе, в целом. Тегеран также был озабочен поддержанием внутренней стабильности и  обеспечением безопасности ИРИ. В этой связи, характерная для первого этапа безусловная поддержка Асада претерпела определенные трансформации в контексте развития событий в САР. В 2013 г. появились данные о том, что режим, якобы, использует химическое оружие против мирных жителей. Это вызвало массовые протесты в большинстве стран, прежде всего, США. Вашингтон официально призвал Б.Асада оставить свой пост. Надежды ИРИ на быструю победу над оппозицией по типу событий в ИРИ 2009 г. быстро улетучились. Иран оказался перед лицом реальной угрозы быть втянутым в долговременный конфликт с большинством стран Ближнего Востока и ведущими странами Запада. Россия еще не приняла участие в сирийском конфликте. Иран и «Хизбалла» были единственными наземными силами, которые обеспечивали поддержку режима и несли большие потери в живой силе и технике. В этот период Тегеран стремился к тому, чтобы любая замена Б.Асада могла бы сохранить приоритет ирано-сирийских связей, позволить ИРИ беспрепятственно действовать на территории САР и обеспечивать поддержку ливанской «Хизбаллы». В 2013 г. Иран и «Хизбалла» приступили к созданию широкой сети шиитских милиций, основной задачей которых являлось сохранение позиций ИРИ в случае смены режима. Политика ИРИ в этот период ясно демонстрировала глубинные интересы Ирана в регионе. Тегеран, возможно невольно, показал, что для него в конечном итоге важнее соображения собственной безопасности и сохранения государственного суверенитета, территориальной целостности, нежели удержание режима Асада и поддержка «Хизбаллы». Несмотря на это, Иран по-прежнему придерживался линии на сохранение правящего в САР режима. Одновременно, в Тегеране разрабатывали варианты  сохранения иранских интересов в случае смены власти в САР. По данным ряда сирийских оппозиционных источников  бывший глава Национальной коалиции сирийских революционных и оппозиционных сил (НКСРОС) М.аль-Хатыб совершил в 2014 г. визит в Иран для того, чтобы сблизить позиции Тегерана с суннитской оппозицией. Иранская сторона предложила план переходного периода, рассчитанный на два года, согласно которому Б.Асад в течение 2-х лет остается во главе государства, после чего проводятся парламентские и муниципальные выборы, а Б.Асад делегирует ряд своих властных полномочий новому премьер-министру. При этом силы режима и оппозиции в течение означенного периода продолжают удерживать контроль над принадлежащими им районами Сирии. Сам М.аль-Хатыб отрицал факт своего визита в Иран и то, что иранцы выходили на него с какими-либо предложениями по Сирии. Вряд ли иранский план можно было признать реалистичным. Нельзя исключать того, что иранские предложения имели скрытой целью усилить раскол в рядах сирийской оппозиции и одновременно продемонстрировать позитивное отношение Тегерана к проблеме сирийского урегулирования. Однако, тот факт, что Иран мог вообще предложить подобный план сам по себе косвенно свидетельствовал, что Тегеран отдавал отчет тому, что Б.Асад самостоятельно не может обеспечить борьбу с вооруженной оппозицией даже на подконтрольных ему территориях, не говоря уже об освобожденных районах.

В конечном итоге, Иран сделал ставку на шиитские милиции, максимально увеличив их численность в САР. За образец были взяты принципы организации характерные для сил «Басидж». Рост числа шиитских милиций в САР позволял ИРИ несколько сократить численность своих войск и вернуться к традиционной схеме проведения военных операций. В сложившихся условиях Тегеран тщательно взвешивал свои шансы с точки зрения сохранения  военного присутствия в Сирии. В Иране ясно понимали, что если Тегеран выведет свои войска из САР и режим Асада падет, то ИРИ лишится надежного союзника в Леванте и утратит канал связи с «Хизбаллой». Иран будет выглядеть как слабое государство и единственной наградой за поддержку сирийского режима и понесенные затраты станет унижение. Если Иран продолжит сражаться в Сирии, то вряд ли ему удастся найти такую замену Б.Асаду, которая бы смогла сохранить стратегический характер двусторонних отношений. С точки зрения иранской перспективы в регионе единственным выходом было продолжить сражаться в Сирии, несмотря на затраты и неизбежные репутационные потери. Активизация ИГ в САР опосредованно облегчила Ирану выбор дальнейшего пути. Сама по себе эта организация не представляла прямой угрозы для безопасности ИРИ. Однако ее активность в САР  потенциально угрожала позициям Ирана в Ираке. Противодействие ИГ в Сирии давало возможность ИРИ позиционировать себя внутри страны и за рубежом как ответственного международного партнера в борьбе с терроризмом. В иранской пропаганде Б.Асад представал как борец  с террористами. Его поражение и уход от власти означали бы победу международного терроризма и распространение хаоса во всем регионе. Данная установка постоянно муссировалась в заявлениях иранского руководства и лидеров ливанской «Хизбаллы» в интересах легитимации своего присутствия в Сирии. В рамках этой идеологемы Иран и «Хизбалла» вели борьбу с «такфиристами».  Таким образом, подъем ИГ в Сирии сыграл в пользу Ирана. Участие российских ВКС в сирийском конфликте стало мощным мотивом для ИРИ в сохранении режима Асада. Москва обеспечила сильную воздушную поддержку правительственных сил и иранских наземных операций против отрядов вооруженной оппозиции. Участие России в сирийском конфликте опосредованно способствовало выводу ИРИ из международной изоляции. Постепенно ситуация стала меняться в пользу Б.Асада и ИРИ. Позиции режима вопреки ожиданиям многих экспертов (в том числе и в Иране) быстро крепли. После сражения за Мосул (Ирак) Тегеран передислоцировал часть своих войск в САР. Когда вопрос о смене режима был снят с переговорной повестки по Сирии, иранская вовлеченность в сирийский конфликт приобрела новое измерение. Тегеран  сконцентрировался на вопросах участия иранских компаний в реконструкции сирийских стратегических объектов и укреплении своих позиций в САР.

Причины и характер вооруженной интервенции ИРИ в САР и Ирак

Сирийский кризис стал наиболее значимым конфликтом в новейшей истории страны. Решение Тегерана направить в САР свои войска стало для многих неожиданным и противоречило прежней военной доктрине ИРИ. Занятая Тегераном позиция в отношении сирийского конфликта, кардинально отличалась от традиционной политики Ирана в регионе. После ирано-иракской войны 1980-1988 гг. Иран практические избегал прямого вооруженного участия в региональных конфликтах, тем более, дислокации своих войск на территории третьих стран. В отличие от Ирака и Ливана, сирийский конфликт не представлял  прямой угрозы для ИРИ. Кризис в САР не был причиной атак на иранскую территорию, не угрожал иранскому суверенитету и территориальной целостности. Вооруженное вмешательство Ирана в Сирию и Ирак существенно изменило характер борьбы за Ближний Восток. Решение Ирана вмешаться в сирийские события, было продиктовано рядом факторов. Отказ Ирана от своей обычной практики логистической и советнической поддержки иранских региональных союзников и отправка в САР элитных частей КСИР,  «Артеш» и «Басидж»,^[iv] свидетельствовали о значимости Сирии в региональных раскладках иранской политики на Ближнем Востоке. Проблемы региональной и внутренней безопасности послужили мощным драйвером иранского участия в САР.  Вовлеченность  Ирана  в сирийские и иракские события была вызвана стремлением Тегерана переформатировать региональную систему безопасности в собственных интересах. Несмотря на то, что Иран является идеологическим государством, его решения определялись, в первую очередь, чисто прагматическими соображениями. Основным мотивом вмешательства ИРИ в САР стало стремление изменить баланс сил на Ближнем Востоке в свою пользу. Тегеран рассчитывал, что его вмешательство в САР не позволит изменить региональный баланс силы в интересах соперников ИРИ на Ближнем Востоке. Иран хотел укрепить свои позиции в САР, Ираке, Ливане, превратив эти страны в надежный плацдарм для своих операций на Ближнем Востоке. Удержание САР в орбите своего влияния означало для Тегерана наращивание стратегической глубины в регионе. В контексте иранской перспективы на Ближнем Востоке свободный доступ к сирийской территории играл важную роль в сохранении иранского влияния и поддержании регионального баланса сил на Ближнем Востоке в интересах ИРИ. Давние связи Ирана с алавитским режимом в САР также сыграли важную роль в принятии Тегераном решения вмешаться в сирийский конфликт. Особый характер отношений с правящим режимом и лояльность его представителей политике ИРИ в регионе служили важным элементом механизма принятия решений. Отношение ИРИ к правящему режиму определялось в первую очередь соображениями сохранения иранских позиций в САРРР  и в регионе, в целом. Тегеран был озабочен поддержанием внутренней стабильности в Сирии и обеспечением национальной безопасности ИРИ. Идеологические факторы играли второстепенную роль. Идеология служила инструментом мобилизации новых рекрутов для пополнения шиитских милиций в Сирии и Ираке. Забота о сохранении правящего в САР режима была вызвана опасениями ИРИ возможным расширением активности «Исламского государства» в Ираке и его проникновением на иранскую территорию. В этом плане САР и правящий режим представляли интерес для обеспечения безопасности ИРИ. Реальные внешние угрозы (в лице США и Израиля), к отражению которых готовилась иранская армия, служили определенным стимулом иранского вмешательства в САР. Иран хотел, чтобы его вооруженные силы совершенствовали свой боевой опыт в условиях вооруженного конфликта в САР. В отличие от Сирии, в иранском руководстве не наблюдалось каких-либо разногласий в отношении иранской военной операции в Ираке. В тоже время, в отличие от САР нестабильность в Ираке напрямую отражалась на внутренней ситуации в Иране. Поэтому, несмотря на то, что иранские силы к моменту начала сирийских событий, уже находились в Ираке, появление ИГ побудило Иран усилить свое военное присутствие в этой арабской стране. Сравнительный анализ военной операции ИРИ в САР и Ираке показал, что важными мотивами вооруженной интервенции  служила группа факторов. Они были обусловлены особым характером отношений с местной властью, наличием групп населения близких в этническом и религиозном отношениях, уровнем внешней угрозы, способностью изменить региональный баланс сил.  В этой связи, сильным мотивом усиления военного присутствия ИРИ в САР и Ираке, были опасения за свою внутреннюю безопасность и территориальную целостность, которые исходили от экстремистских организаций, действовавших на иракской и сирийской территории. Политика Тегерана была также во многом мотивирована стремлением закрепить характер отношений с Сирией, Ираком и Ливаном как с государствами-клиентами.

«Шиитский фактор» в политике Ирана на Ближнем Востоке

Методы и средства участия Ирана в вооруженном сирийском конфликте корректировались с учетом изменения ситуации в САР и Ираке. Однако матрицей иранской политики на Ближнем Востоке по-прежнему служила политизированная версия шиизма, которая после Исламской революции 1979 стала основой государственной идеологии и инструментом внешней политики ИРИ. Этническая и религиозная общность являлась важным мотивом иранского вмешательства в САР и Ирак. В военной кампании ИРИ в САР и Ираке «шиитский фактор» имел два основных измерения,- военное и общественно-политическое. Силовая составляющая в использовании ИРИ «шиитского фактора» было обусловлена состоянием сирийских и иракских вооруженных сил. Несмотря на то, что армия сохранилась как институт государства, она кардинальным образом трансформировалась в условиях кризиса. Изменение конфессионального состава сирийских силовых структур создало благоприятные условия для укрепления иранских позиций внутри офицерского корпуса САР. Иран отдавал приоритет защите и обучению шиитской общины Сирии. Тегеран сформировал в САР милицейские отряды из  афганских и иракских шиитов, сражавшиеся на стороне правящего режима. В отличие от Ирака, в Сирии Тегеран сделал явный акцент на сотрудничестве с алавитами и шиитами. Действительно, многие расчеты Ирана в его региональной политике строились помимо силового фактора на отношениях с иранскими землячествами и шиитскими общинами в арабских странах. Продвигая шиитов Ирака, Сирии и Ливана («Хизбалла») к власти, Иран рассчитывал укрепить свое политическое и военное присутствие в Леванте. В отличие от Сирии в Ираке Иран пытался привлечь на свою сторону часть суннитского населения для борьбы с ИГ. Иран был вынужден поддерживать центральную власть в Багдаде, чтобы не допустить дезинтеграции Ирака. Такая поддержка носила дозированный характер, чтобы не вызвать значительного усиления власти в Ираке. Тегеран опасался, что в этом случае Багдад попытается снизить иранское влияние в Ираке. Иран осознавал все риски, создаваемой им конструкции взаимоотношений с Сирией и Ираком как государствами-клиентами. Несмотря на религиозную общность части правящих элит, укоренившийся  в иракском и сирийском  общественном сознании ген арабского национализма и национального партикуляризма мог в определенных обстоятельствах сыграть против ИРИ. Курдский вопрос оказывал сильное влияние на характер ирано-иракских отношений. Настойчивые попытки иракских курдов добиться создания собственного государства побуждали Иран крепить иракскую государственность. Проведенный иракскими курдами в 2017 г. референдум о создании независимого государства сильно обеспокоил Тегеран.  Иран приложил все усилия к тому, чтобы не допустить отделения Иракского Курдистана в качестве самостоятельного государства. Как и в случае с курдскими организациями Иран использовал свои связи с шиитскими общинами Ирака как в интересах поддержки центральной власти Багдада, так и для ее ослабления. Такая двойственная политика имела неоднозначные результаты для позиций Ирана в Ираке. Шиитская община Ирака не являлась единой. Расхождения в шиитской общине Ирака затрудняли Ирану процесс выстраивания отношений с иракскими шиитами как единой структурой. Попытки Тегерана управлять ею были чреваты осложнением позиций Ирана в Ираке. Иран практически не имел никаких серьезных связей с иракскими суннитами. Поэтому Тегеран не мог в полной мере управлять политическим процессом в Ираке. В условиях сирийского кризиса управление «Хизбаллой» в Ливане и Сирии требовало особого внимания Тегерана. За время участия в сирийской кампании организация потеряла несколько тысяч высокопоставленных командиров и основательно испортила отношения с политическими силами в Ливане и большинстве арабских государств. В результате сирийских событий «Хизбалла» оказалась в террористических списках многих исламских государств. Возможные последствия участия организации в сирийском конфликте вызывали обеспокоенность ее руководства сохранением своего привилегированного положения в Ливане. Тегеран был вынужден периодически вмешиваться во внутренние дела Ливана, чтобы эффективно контролировать действия организации в Бейруте и Дамаске. Внутриполитическая обстановка в САР, в Ираке и Ливане характеризовалась острым политическим соперничеством, основанном на религиозных, идеологических, этнических противоречиях, которые иранская дипломатия и разведка искусно использовала для обеспечения интересов ИРИ.

Секретное оружие Башара Асада

Очевидно, что Б.Асад в определенной мере зависел от  Ирана. Тегеран помог ему сохранить власть и режим. При этом Асад имел определенную свободу действий в решении ключевых вопросов внутренней и внешней политики Сирии. Несмотря на бесконечные разговоры о его политической слабости, неспособности самостоятельно управлять страной, сирийский президент вот уже 12 лет сохраняет власть в условиях кризиса. Более того, он смог добиться победы над вооруженной и политической оппозицией. Взял под контроль государства практически всю территорию страны. Сохранил территориальную целостность Сирии и обеспечил ее частичный суверенитет. Одним из важных инструментов, которым пользуется сирийский президент в сохранении режима, являются сирийские специальные службы. В условиях кризиса большинство государственных институтов САР оказались разрушены. Однако Б.Асад смог сохранить институт органов безопасности. Другой опорой президента служила алавитская община, которой негласно руководил совет алавитских шейхов. Несмотря на то, что далеко не все алавиты были согласны с политикой Б.Асада, они были вынуждены поддерживать его.  Как и его отец, Б.Асад уделял самое пристальное внимание ситуации внутри сирийских спецслужб. Он регулярно проводил кадровые чистки их личного состава при малейшем подозрении на снижение градуса лояльности и личной преданности того или иного офицера, начиная с руководителей среднего звена и заканчивая высшим руководящим составом. Проведенные летом 2019 г. кадровые перемещения в высшем командном составе сирийских органов безопасности, поставили в тупик многих зарубежных экспертов. Некоторые из них полагали, что сирийский президент теряет контроль над своим главным «секретным» оружием в борьбе за власть в пользу Ирана. Этим изменениям был придан характер плановых замен.  Они были оформлены в виде обычных приказов по армии, которые президент традиционно издает ежегодно в январе и июле. Вопросы вызвал тот факт, что кадровые перестановки затронули наиболее значимые и боеспособные спецслужбы, в операциях которых  участвовали иранские военные советники. На деле Б.Асад искусно продемонстрировал, как можно с одобрения своего союзника укрепить собственные позиции в ядре сирийских спецслужб и повысить свой авторитет в ближайшем  окружении. Позиции Ирана в сирийских спецслужбах являлись предметом постоянной озабоченности президента. Он испытывал законное беспокойство, что Тегеран, может оказывать выгодное ему влияние на принятие решений внутри сирийских служб безопасности. Б.Асад постоянно пытался снизить влияние Тегерана на сирийские спецслужбы и укрепить внутри них свой узкий круг сугубо доверенных лиц, которые верны и лояльны исключительно ему одному. В итоге генерал-майор Али Мамлюк был назначен  главой Бюро национальной безопасности (БНБ) САР. А.Мамлюк — суннит. Его предки-выходцы из районов Северного Кавказа. Кифах Мильхем (алавит, Тартус) возглавил Управление военной контрразведки (УВКР) ВС САР. Это две важнейшие спецслужбы САР. Руководство Разведкой ВВС САР («Джавийя») было доверено генрал-майору Гасану Исмаилу (алавит, Тартус). Традиционно во главе  УВКР САР и «Джавийии» стояли алавиты. Это  наиболее мощные службы САР, которые следят за порядком в ВС САР. Во главе Управления общей разведки (УОР) САР был поставлен Хусам Лука (суннит, Халеб). Одновременно, командующий элитной 25-й дивизией спецвойск, которая больше известна как  Tiger Forces, генерал Сухейл Хасан (большой друг России и Ирана) был фактически удален из ближайшего окружения президента и отстранен от механизма принятия решений.  В начале 2021 г. президент поставил во главе Специального военного бюро Талала Махлюфа (алавит), а Амер аль-Хамави (алавит) возглавил личный офис Б.Асада. Вместе с 4 указанными службами эти структуры образуют мощный «пул» поддержки президента внутри армии и органов безопасности. В некотором смысле, можно было говорить об обновлении круга лояльности и личной преданности президенту внутри армии и спецслужб САР. Руководство Департамента политической безопасности (ДПБ) МВД САР было поручено Насеру Али (суннит).  На деле перестановки 2019 г. знаменовали собой завершение очередного этапа президентских усилий по созданию своего круга лояльности внутри правящего клана и органов безопасности. Дальнейшие действия Б.Асада стали демонстрацией того, как он умеет сохранять контроль над режимом за счет постепенного сокращения  влияния Тегерана на внутрирежимные процессы. По оценке ряда экспертов, Асад опасался, что на каком-то этапе он может оказаться бесполезным для Тегерана, и тот попытается сместить его с поста президента САР. Такой сценарий развития событий сегодня выглядит нереалистичным. Тегеран нуждается в Б.Асаде и не имеет достаточных сил для организации переворота внутри страны. Как только произойдет нечто напоминающее попытку устранения Б.Асада от власти, ответственность ляжет на Иран. Тегеран тут же лишиться всех своих позиций и контрактов в Сирии. Поэтому в интересах Ирана охранять Б.Асада и внимательно следить за тем, чтобы ничего подобного не произошло. Единственная опасность для Б.Асада могла исходить из его ближайшего родственного, силового, алавитского окружения. Вероятно, сам Б.Асад хорошо осознавал сложившуюся ситуацию и вполне был способен управлять ею. По оценке одного из высокопоставленных перебежчиков из близкого окружения президента, Б.Асад планировал дальнейшие перестановки в силовом корпусе без согласования с Тегераном. Новые кадровые назначения должны были затронуть, прежде всего, руководство УВКР ВС САР, «Джавийю»,  ряд дивизий спецвойск. УВКР ВС САР могло стать первым объектом кадровых изменений в сирийских спецслужбах. Это единственный орган, который уполномочен контактировать с  подконтрольными Ирану шиитскими милициями. В конце 2018 года Б.Асад своим приказом утвердил УВКР ВС САР в качестве единственного куратора проиранских милиций, освободив «Джавийю» от исполнения этих функций. Президент вряд ли намеревался долго сохранять УВКР ВС САР как влиятельного посредника в контактах с Ираном, который (УВКР ВС САР)  мог оказаться более преданным Тегерану, чем ему лично. Б.Асад не испытывал ни малейших сомнений в особых способностях иранцев приобретать себе друзей в сирийских спецслужбах. Срок пребывания в должности нынешнего  главы УВКР ВС САР генерала К.Мельхема оканчивался в 2022 г. Это же касалось и главы «Джавийии» генерала Г.Исмаила. Глава УОР САР Х. Искандер был ограничен в своих полномочиях и в основном отвечал за процессы примирения и ситуацию на юге Сирии. Такого рода «функционал обязанностей» уже делал его потенциальным кандидатом на увольнение как не справляющегося с решением поставленных задач (которые на деле сегодня не решаемы в принципе — А.В.).  Среди новых назначений в 2022-2023 гг. может оказаться генерал Малик Хабиб. Б.Асад возможно хотел бы  видеть его во главе так называемого отделения «Бадиа» в составе УВКР.  Он хорошо зарекомендовал себя в качестве командира дивизии этого подразделения. Для режима важно установить свои контроль над районами, где расположены основные нефтегазовые поля и месторождения Сирии. К тому же в этом регионе (Дейр эз-Зор) по-прежнему сохраняются недобитые отряды ИГ. Режим хочет продемонстрировать, что сам способен сражаться и победить «джихадистов». Новое назначение М.Хабиба с повышением в звании до генерал-майора, призвано дать сигнал администрации США о готовности Дамаска к совместным действиям в этом районе. Назначение в 2021 г. близкого соратника Б.Асада Талала Махлюфа на должность главы Военного бюро в Президентском дворце имело знаковый характер. Это одна из важных позиций в силовых структурах САР. Военное бюро фактически обеспечивает  принятие решений о проведении военных операций. Командовавший до этого ДРГ САР Т.Махлюф связан родственными узами с Б.Асадом и его младшим братом Махером. Назначение А.аль-Хамави на пост главы личного офиса президента  было призвано показать, что Б.Асад придерживается практики кадровых назначений в спецслужбах САР, меняя алавита на алавита, суннита на суннита. Произведенные и планируемые Б.Асадом замены в основных спецслужбах страны свидетельствовали о сохранившейся у президента логике кадровых назначений как защиты от возможных попыток переворота. Перестановки в силовом корпусе страны могли способствовать его очищению от коррумпированных и нелояльных элементов. Режим стремился продемонстрировать внутри страны и за рубежом свою способность полностью управлять сирийскими силовиками и при необходимости ограничить влияние на них внешних сил.

Некоторые итоги борьбы Ирана за Ближний Восток

В целом, Иран выиграл в спровоцированном сирийским кризисом новом витке борьбы за Ближний Восток. Военная операция Ирана в Сирии и Ираке позволила ему  распространить  проекцию силы на ряд других государств региона. В Ираке Иран сражался с международным терроризмом в лице ИГ, в Сирии обеспечивал сохранность законной власти, в Ливане поддерживал своих союзников, в Йемене формировал фронт поддержки хоуситов против своего регионального соперника в лице КСА. Одномоментная вовлеченность ИРИ в ряд региональных конфликтов поднимала авторитет Ирана в регионе. Иран доказал что способен одновременно вести успешные войны на нескольких фронтах. Иран  остановил атаки ИГ против своих союзников. Тегеран послал мощный сигнал региональным державам, что в отличие от арабских монархий Персидского залива он в одиночку способен добиваться поставленных целей, обеспечивать собственную безопасность и поддерживать региональный статус-кво. Тегеран серьезно укрепил свой авторитет на Ближнем Востоке и в мире. Иранскому руководству удалось убедить значительную часть общества в необходимости военной операции в Сирии. В 2016 г. около 63% иранцев одобряли политику ИРИ на Ближнем Востоке. Более 80%  высказались в пользу военной операции ИРИ в Сирии. Однако только 50% респондентов поддержали режим Асада.  Военно-политические достижения Ирана заставляли считаться с ним США, их западных союзников, учитывать мнение Тегерана по ключевым региональным и международным вопросам. Это объективно повышало запросную планку ИРИ на переговорах с Западом по иранской ядерной программе. Силовая операция ИРИ в САР и в Ираке обеспечила Тегерану взаимодействие с представителями различных этносов и конфессий (курдами, суннитами и шиитами). Таким образом, Тегеран опроверг обвинения в том, что он действует исключительно в интересах шиитских групп населения. Иран включился в процесс реконструкции Ирака и САР и смог частично покрыть свои расходы на поддержку Дамаска, Багдада и своих союзников в Ливане. Тегеран оказывал населению этих стран гуманитарную помощь, что также подчеркивало значимость региональной роли ИРИ. В итоге Иран обеспечил сохранность оси исламского сопротивления и решил в свою пользу ряд геополитических задач на Ближнем Востоке. Иранские вооруженные силы и шиитские милиции приобрели уникальный опыт проведения совместных войсковых операций в условиях реального боя. Это позволило военному руководству переформатировать структуру иранских силовых структур, повысив их боеспособность и усилив готовность к отражению эвентуальных атак со стороны Израиля и США. После участия ИРИ в сирийском конфликте военная доктрина Ирана приобрела новые измерения. Наряду с прежним оборонительным характером новая иранская военная доктрина включала задачи проведения зарубежных военных операций с участием иностранных наемников в интересах обеспечения национальной безопасности Ирана. Для ее реализации потребовалось видоизменение функционала части боевых подразделений иранских вооруженных сил, наполнение их новым содержанием, обеспечение современным видами вооружений. Изменения в военной доктрине ИРИ оказали влияние на корректировку инструментария иранской дипломатии. Вооруженное вмешательство ИРИ в САР и Ирак сочеталось с элементами гуманитарной дипломатии. Поддержка Тегераном шиитских милицейских формирований, особенно в интересах борьбы с ИГ  воспринималась частью местного населения в гуманитарном аспекте и являлась инструментом «мягкой силы». Парадоксально, но иранская военная кампания в САР и в Ираке обеспечила качественные сдвиги в «гуманитарной» дипломатии ИРИ балансировавшей на грани «жесткой» и «мягкой» силы. Во внешнеполитической практике возросла роль неклассических инструментов внешней политики. В результате военных кампаний Ирана в Ираке и Сирии шиитские милиции стали частью сирийских и иракских вооруженных сил.  Представители близких Ирану в религиозном и этническом отношении местных общин заняли руководящие позиции в ключевых институтах государственного управления. В итоге Иран глубоко проник в общественные, административные и политические институты этих государств и мог влиять на принятие ими решений. Борьба Ирана в Сирии и Ираке за Ближний Восток повлияла на характер эволюции иранской политике в регионе. Активизация вооруженного вмешательства Ирана в ряд арабских государств изменила характер взаимоотношений ИРИ с Россией, Израилем, Турцией, монархиями Персидского залива. Продолжающийся в САР кризис и складывающаяся вокруг Дамаска конфликтогенная обстановка взывает особую озабоченность региональных и мировых держав.  Политическое решение вооруженного сирийского конфликта служит одним из важных факторов, определяющих конфликтный потенциал региона. Проблема сирийского примирения во многом сегодня определяет параметры отношения арабских стран к политике Ирана на Ближнем Востоке. Затянувшийся процесс политического урегулирования в САР вызывает обеспокоенность в арабских государствах Ближнего Востока. По мнению их руководителей, продолжающийся кризис в САР, усиливает позиции Ирана не только в Сирии, но и в регионе, в целом. Отсутствие внутриполитической устойчивости в САР чревато дестабилизацией обстановки в других странах Арабского мира. С учетом значимости Персидского залива для Ирана вопросы безопасности играли заметную роль в отношениях Тегерана с государствами этого субрегиона. Последние изменения в политике США на Ближнем Востоке явно складываются не в пользу арабских монархий Персидского залива. Несмотря на это аравийские монархии упорно не доверяют Ирану и не  видят его в числе участников новой системы региональной безопасности. Они хотели бы иметь региональную систему безопасности, возможно, с участием России и Китая как ее гарантов. Ирано-израильское противостояние в Сирии придало новые измерения конфликту между ИРИ и Израилем. Развернувшаяся «шпионская война» между двумя странами, в том числе в зонах жизненно важных интересов России, представляла потенциальную угрозу позициям Москвы на Ближнем Востоке, Центральной  Азии и Закавказье и затрагивала вопросы национальной безопасности Российской Федерации. Москва в равной степени имела хорошие отношения с Израилем и Ираном и сотрудничает с ними по целому комплексу вопросов политики и безопасности в Сирии и на Ближнем Востоке, в целом. Российско-иранское соперничество в Сирии не носит конфронтационного характера. Политические и экономические интересы России и Ирана в этом регионе во многом совпадают. России и Ирану необходимо проводить  более скоординированную политику в регионе Большого Ближнего Востока, чтобы упрочить там свои позиции, углубить  свои отношения со странами этого региона. Согласованная политика Москвы и Тегерана при поддержке Турции на южном направлении может положительно сказаться на урегулировании ситуации на Ближнем Востоке, в том числе и в Сирии.  Военная операция ИРИ в Сирии обозначила новый этап в региональной политике Тегерана, который может бросить вызов ключевым региональным и международным игрокам на Ближнем Востоке. С другой стороны, силовая политика ИРИ в ближневосточном регионе оказывала определенное влияние на развитие внутриполитической обстановки в Иране. Борьба Ирана за Ближний Восток вызывала определенную эволюцию иранской политической системы, меняла расстановку сил внутри властных структур, отражалась на состоянии иранского социума и его мировоззрении. Поскольку иранская вооруженная интервенция в Ирак и САР принесла ИРИ значительные политические выгоды, можно предположить, что Иран в рамках складывающегося баланса сил на Большом Ближнем Востоке в будущем может самостоятельно решать куда, когда и как вмешиваться силовым путем. На будущую позицию Ирана в отношении ведения политики с позиции силы могут оказать влияние ряд факторов внутреннего и внешнего характера. Внезапная кончина  А.Хаменеи и соперничество в вопросах преемственности власти способны серьезно повлиять на  изменения в мировоззрении правящей иранской элиты в вопросах национальной безопасности, включая эвентуальное участие ИРИ в вооруженных конфликтах, в том числе в более широких географических рамках (Африка, Западная Азия, Центральная Азия, Закавказье). Приход к верховной власти в Иране сторонника жесткой линии, тесно связанного с силовыми структурами, может упрочить роль КСИР и связанных с ним структур в политике. Изменение характера власти и приход на властное поприще  представителя из лагеря «реформаторов», может выдвинуть на передний план регулярную армию («Артеш»). Критические изменения в системе международных отношений и  миропорядка, способны оказать влияние на  мотивы  принятия решений о проведении вооруженных операции и скорректировать подходы Тегерана к решению этой проблемы. Соперничество мировых держав за Ближний Восток во многом формирует новое видение Ираном своей роли и места в этом процессе. Заметное ослабление военного и политического превосходства США на Ближнем Востоке снимает ряд угроз национальной безопасности Ирана и открывает перед ним новые возможности в регионе. В течение двух последних десятилетий силовая политика США на Ближнем Востоке привела к ослаблению  государственной власти ключевых арабских стран и дестабилизировала ситуацию в регионе, что подтолкнуло Иран к вмешательству во внутренние дела этих государств. Обострение религиозных и этнических противоречий на фоне ослабления  арабской государственности, облегчило  процесс иранской вовлеченности во внутреннюю региональную политику арабских стран. Напротив, укрепление государственной власти арабских стран и отсутствие в них серьезных конфликтов на религиозной и этнической основе служит барьером вооруженному иранскому вмешательству на Ближнем Востоке. Участие шиитских меньшинств в различных управленческих сферах арабских стран с преимущественно суннитским населением снижает риски военной интервенции Ирана. Наряду с вышеуказанными факторами, укрепление национальных экономик арабских стран снижает степени вероятности дестабилизации в них, которая привлекает внимание Ирана к ним в качестве потенциального объекта вмешательства. Таким образом, в перспективе политика Ирана в арабских странах Ближнего Востока будет во многом определяться характером эволюции политических систем этих стран, динамикой развития политических процессов в них, эволюцией их правящих элит. Заметное влияние на политику ИРИ в ближневосточном регионе будет оказывать природа трансформации региональных отношений и политика мировых держав на Ближнем Востоке. Возможно, что в случае снижения внимания мировых держав к ближневосточному региону и ослабления их глубокой вовлеченности в региональные процессы сложатся условия для нормализации арабо-иранских отношений. Сделанные замечания, возможно, будут приняты во внимание соответствующими ведомствами Российской Федерации, которые сегодня работают над достижением политического урегулирования и установлением прочного мира в Сирии и разрешением острых конфликтных ситуаций на Ближнем Востоке в интересах России.^[v]

 ^[i] В данном случае речь идет преимущественно об эволюции стратегических и тактических концепций в рамках действующей военной доктрины.

 ^[ii] Сирийские органы безопасности проникли во все споры сирийского общества еще до начала сирийских событий. В условиях кризиса специальные службы Сирии обеспечили мобилизацию лояльных режиму слоев населения и установили жесткий контроль в сирийских вооруженных силах.

 ^[iii] Коллективный Запад, Катар, Саудовская Аравия поддерживали вооруженную сирийскую оппозицию и активо вмешивались в во внутрисирийский конфликт.

^[iv] Вооруженные силы Исламской Республики Иран состоят их Армии (Артеш – перс.яз.) и Корпуса стражей исламской революции (КСИР) (Сепахе пасдаране энгелябе эслами – перс. яз.). Каждый копонент является регулярным вооруженным формированием. Он состоит из Сухопутных войск, ВВС и ВМС. В КСИР организационно входят Силы специального назначения  «Аль-Кудс», предназначенные для выполнения разведывательных, диверсионных задач и проведения специальных операций за рубежом, а также Силы сопротивления «Басидж» (мобилизация – перс.яз.)Ю В их задачи входят военное обучение, а также идеологическая и морально-психологическая подготовка всего населения, гражданская оборона, формирование подготовленного резерва для КСИР, помощь органам безопасности в борьбе с оппозицией и преступными элементами, охрана государственных учреждений и важных военно-экономических объектов страны, всестороння подготовка к обороне территории страны. Подробнее см,;Сажин В.И., Бондарь Ю.М. Военная мощь Исламской Республики Иран. М.: Издательство Московского университета, 2014.

^[v] Об этом и многом другом, можно прочесть в подготовленной в ИВ РАНе новой научной монографии В.М. Ахмедова «Сирийский кризис и борьба Ирана за Ближний Восток (1990 — 2020-е гг.)».  Если, конечно, она будет издана в 2022 г.

____________________________________________________________