Приверженцы ислама в том виде, в каком он практикуется в Афганистане, всегда разделялись на умеренных сторонников «мягкой линии» и сторонников «жесткой линии» (радикалов), которые связаны с различными религиозными школами, предлагающими собственное толкование ислама. Среди наиболее многочисленных групп – сунниты ханафитского мазхаба, шииты джафаритского мазхаба, суфии тарикатов Кадирия и Накшбанди. Фрагментарная картина ислама в Афганистане исключает возможность какого-либо комплексного столкновения исламистов с Западом. В противостоянии друг другу связанные с различными религиозными школами афганские полевые командиры продолжали сотрудничать с коалиционными силами под руководством США, чтобы заручиться американской поддержкой в сохранении контроля над своими территориями. Следовательно, вплоть до вывода американского военного контингента из Афганистана в августе 2021 года, мусульманские военачальники и силы христианской коалиции поддерживали отношения сотрудничества, несмотря на цивилизационные различия. Таким образом, тезис Хантингтона вызывает вопросы в свете противоречивых исторических свидетельств, извлеченных из событий 11 сентября и их последствий. Возникло множество мнений по поводу того, насколько широко люди его восприняли. Признавая важность тезиса Хантингтона не только для Запада, но и для мусульманского мира, исследователь Саид Амир Арджоманд отметил, что он был весьма распространен среди исламских фундаменталистов. Говоря о заимствовании различных форм политического дискурса, исследователь Аста Олесен отмечает: «То, что определяет рецепцию политического дискурса, не может быть определено исключительно на основе содержания рассматриваемого дискурса. Обстоятельства оказывают большое влияние на восприимчивость и интерпретацию дискурса». Олесен указала на две детерминанты: во-первых, «содержание» дискурса как продукта интеллектуальной «деятельности»; во-вторых, «обстоятельства», сопровождающие дискурс как фактор интеллектуальной «структуры». Сочетание деятельности и структуры в рамках гуманистически-экзистенциальной модели восприятия может объяснить факторы политической рецепции в общем и рецепцию тезисов Хантингтона в афганской политике в частности. История Афганистана продемонстрировала, что любой политический дискурс психологически положительно воспринимается большинством афганцев, если он обладает двумя особенностями.

Во-первых, его содержание формируется таким образом, что акцент делается на «исламе».

Во-вторых, с точки зрения этнического состава афганского общества, политически выгоден дискурс, в котором преобладают традиции этнических пуштунов.

Исследователь Мухаммад Аркун полагает, что любой политический дискурс может стать актуальным среди большинства людей только в том случае, если он объединяет и формулирует наиболее распространенные и общие идеологические элементы народных традиций или социальных образов, представляя историческую преемственность. Поскольку преобладание ислама и преобладание этнических пуштунов знаменуют собой историческую преемственность в афганской политике, они остаются решающими факторами в определении афганского политического дискурса. Историческая восприимчивость или невосприимчивость политических дискурсов, порождаемых прежними режимами, такими как Народно-демократическая партия Афганистана (НДПА), моджахеды и «Талибан» (запрещено в РФ) может быть объяснена с точки зрения их успеха или неудачи в формировании цивилизационного портрета современного афганского общества. Так, содержание дискурса НДПА носило по существу марксистский характер. Партия ставила «классовую борьбу» на первое место в своей повестке, тем самым изначально пренебрегая религиозной составляющей. Когда руководство НДПА осознало, что ему трудно мобилизовать афганцев с помощью апелляции к «классовому сознанию», оно начало апеллировать к их этнической, племенной и региональной идентичности. Олесен задавалась вопросом: «Было ли обращение режима НДПА в Афганистане к исламу и племенному кодексу простой риторикой и показным мероприятием или же оно представляло собой реальную попытку интегрировать исламские и племенные элементы в идеологический дискурс режима?». В любом случае, дискурс НДПА сам по себе не получил широкой поддержки, так как доверие общества к лидерам партии как к мусульманам было слишком подорвано. В повестке партии не только отсутствовали вопросы ислама, но и не было никакого политического преимущества для структурно доминирующей группы пуштунов. Глава режима НДПА Бабрак Кармаль не принадлежал к доминирующей этнической группе, поэтому его не поддерживало пуштунское большинство. Советская власть попыталась исправить эту ошибку, заменив Кармаля пуштуном Наджибуллой, однако прежде чем он смог заручиться широкой поддержкой афганского общества, НДПА была разоблачена как организация «неверных». Режим НДПА, которому удалось просуществовать 14 лет благодаря советской помощи, окончательно рухнул в 1992 году – через три года после вывода советских войск из Афганистана в 1989 году. На фоне несостоятельности светских режимов альтернативная модель государства, предложенная исламистскими движениями, легко привлекла к себе всеобщее внимание в регионе. В отличие от светских, исламские государства считают требование разделения религии и политики «антирелигиозным». Они пытаются вести классовую борьбу во имя «религии» – тенденция, которую левое крыло вовремя не приняло на вооружение. До тех пор, пока не будут минимизированы внутренние проблемы стран, которыми руководят исламисты, различные проявления их идеологии с высокой долей вероятности сохранят свою привлекательность. Неудивительно, что экстремистское видение исламизма, пропагандируемое «Талибаном» и «Аль-Каидой» (запрещена в РФ), стало чрезвычайно популярным среди афганцев, разочарованных усилиями светских модернизаторов по улучшению их низкого уровня жизни. Факторы, объясняющие влияние политического дискурса «Талибана» на афганское общество, также дают ключ к пониманию популярности тезисов Хантингтона среди афганцев. Подобно дискурсу «Талибана» и «Аль-Каиды», в котором Запад был объявлен врагом ислама и был призван мобилизовать мусульман всего мира для защиты благочестивых исламских земель от западного вмешательства, дискурс Хантингтона о столкновении цивилизаций отмечал обратное, представляя исламскую цивилизацию как единственную, ставящую под сомнение выживание Запада. Оба эти дискурса возникли примерно в середине 1990-х годов и в некоторой степени отражали язык религиозной войны. Однако нельзя и не следует упускать из виду, что чувство общей цивилизационной идентичности больше служило интересам США, чем афганцев. Подчеркнутая Хантингтоном цивилизационная идентичность дала Вашингтону глубокое идейно-политическое преимущество, позволив ему подчинить себе ООН и создать «международную коалицию» государств, антитеррористическая политика которых остается под большим вопросом. Это также позволило США установить военно-политическое присутствие в Центральной Азии на такой глубине и в таких масштабах, которых у них никогда прежде не было.