Об участии и проблемах Европейского союза в укреплении сектора безопасности Ливии

В ноябре Нидерландский институт международных отношений выпустил доклад на тему «Борьба ЕС за укрепление сектора безопасности Ливии». В нем констатируется, что спустя десять лет  после падения режима  Муаммара  Каддафи сектор безопасности Ливии лучше всего можно охарактеризовать как дисфункциональный. Ливия насчитывает множество вооруженных группировок, которые борются за власть и влияние, государство давно утратило монополию на применение силы, а полиция и службы безопасности чаще всего плохо управляются. Были предприняты различные усилия по улучшению архитектуры безопасности в Ливии, в том числе Европейским союзом (ЕС). ЕС, например, учредил «Комплексную миссию пограничного содействия» (EUBAM) в Ливии в 2013 году.  EUBAM в настоящее время сосредоточена на оказании помощи ливийским властям в создании структуры государственной безопасности и эффективном управлении границами. Национальная ливийская полиция является одним из институтов, на которые нацелена EUBAM, но, несмотря на значительные усилия, существенного улучшения в ее работе не произошло. Ливийская полиция, однако, заслуживает постоянного внимания по двум причинам.

Во-первых, профессиональные, хорошо функционирующие полицейские силы обеспечивают безопасность и правосудие для населения и является необходимым условием в переходный период от военной к гражданской жизни, когда придет время.

Во-вторых, тема (усиления) ливийской полиции менее политизирована, чем тема, например, вооруженных групп, и, следовательно, более доступна для работы ЕС.

Принимая во внимание эти две причины, опубликованный доклад направлен на устранение внешних ограничений, влияющих на ливийскую полицию, и изучение того, как ЕС мог бы помочь ливийскому правительству в решении этих проблем. Поскольку страна де-факто разделена между соперничающими администрациями на Востоке и Западе, а ЕС имеет более серьезное влияние  в последнем из двух регионов, исследование было сосредоточено в первую очередь на потенциальном сотрудничестве с международно-признанным Правительством национального единства (ПНЕ), которое контролирует часть Западной Ливии.

Полиция была частью инфраструктуры безопасности режима Каддафи, хотя никогда не была хорошо оплачиваемой, уважаемой или обеспеченной ресурсами структурой при его режиме, реальная власть в котором принадлежала более узкому кругу внутренней безопасности. Более того, ливийская полиция при Каддафи имела непропорционально большое количество высокопоставленных офицеров, но относительно мало рядовых сотрудников, что привело к нехватке активных патрульных на улицах. Когда протесты вспыхнули незадолго до гражданской войны в 2011 году полицейские силы были одними из первых, кто отреагировал, в основном поддержав статус кво из соображений удобства или ограничений. Когда разразилась гражданская война, полицейские постепенно исчезли с улиц и территорий, удерживаемых повстанцами, и некоторые из них вернулись на свои посты только в конце конфликта. Вооруженные группы быстро заполнили образовавшуюся пустоту. В то время международные державы хотели избежать ошибок Ирака, где инфраструктура безопасности была полностью расформирована. Также недавно сформированная ливийская администрация – Национальный переходный совет (НПС) – не хотела демонтировать прежнюю инфраструктуру безопасности. Результат: ливийская полиция оставалась разрозненным учреждением, в основном организованное на гипер-местном уровне директоратов. НПС решил, что большинство полицейских, служивших при Каддафи, могут сохранить свои прежние должности, но они будут вновь проходить подготовку под международным надзором для обеспечения законопослушной практики. В то же время правительство НПС набрало новых сотрудников полиции, чтобы способствовать разрыву с предыдущим режимом. Большинство из них пришли из Высшего комитета безопасности (SSC), который был сформирован в попытке институционализировать бывшие вооруженные группировки, выступавшие против Каддафи. В декабре 2011 года SSC официально стал новым учреждением государственной безопасности, курируемое министром внутренних дел; SSC насчитывает 130 000 членов в стране с населением около 6 млн человек для обеспечения внутренней безопасности. В конце 2012 года ливийские власти осуществили радикальный поворот в своей политике в секторе безопасности и начали постепенно демонтировать SSC. С 2012 года к 2014 году 80 000 членов SSC присоединились к ливийской полиции. Этот процесс привел к появлению плохо подготовленной полиции и сил, в которых бывшие боевики превратились в офицеров, но часто поддерживали связи с их племенными, религиозными или неформальными вооруженными группами. В целом, полиция столкнулась с двумя проблемами при восстановлении контроля над страной.

Первой была кампания убийств нескольких человек, проведенная неизвестными преступниками в районе Бенгази, включая сотрудников полиции.

Второй был закон об изоляции, который не позволял лицам, связанным с предыдущим режимом, занимать государственные должности, что повлияло на кадровый состав ливийской полиции.

Различные вспышки политической напряженности, а также гражданская война с 2014 по 2020 год привели к дальнейшему негативному воздействию на ливийскую полицию в трех важнейших аспектах.

Во-первых, две конкурирующие власти получили контроль над двумя частями страны. Первым был базирующийся в Триполи Всеобщий национальный совет (ВНС), который позже стал Правительством национального согласия (ПНС), контролирующий большую часть Западной Ливии. Вторым является базирующаяся в Тобруке Палата представителей (ПП), сначала контролирующая восточную часть страны, а затем постепенно приобретающая контроль над некоторыми районами Южной и Западной Ливии в тот момент, когда Ливийская национальная армия (ЛНА) достигла пригородов Триполи. В этом контексте ситуация с безопасностью ухудшилась из-за того, что вооруженные группировки на Западе перегруппировались вокруг этого соперничества, а некоторые даже изменили лояльности, перейдя на сторону командующего ЛНА Халифы Хафтара. Фактическое разделение страны привело к парадоксальной ситуации для сотрудников полиции на Востоке, назначаемых и оплачиваемых министерством в Триполи, и действуя в районе, контролируемом главным врагом базирующегося в Триполи правительства Халифой Хафтаром.

Во-вторых, полиция сталкивалась с растущими трудностями в конкуренции с мощными вооруженными группами при выполнении своих обязанностей. Поскольку политические соперники в конечном счете полагались на поддержку вооруженных групп для сохранения власти, они отводили ресурсы от полиции, чтобы обеспечить привилегированные вооруженные группы лучшим снаряжением и подготовкой. Другими словами, вооруженные группы постепенно начали превосходить численностью и по вооружению ливийскую полицию.

В-третьих, политический лидеры все чаще предоставляли институциональные должности вооруженным группам, которые выступали в качестве поставщиков услуг по обеспечению безопасности, и их членам, чтобы укрепить их лояльность.

Ливия вступила в новую политическую фазу в июне 2020, когда все значимые боестолкновения между силами, связанными с базирующимся в Триполи ПНЕ и те, кто был лоялен к базирующейсяв Тобруке ПП закончились. Этот новый этап характеризовался короткими, периодически повторяющимися столкновениями между коалицией вооруженных групп, поддерживающих премьер-министра ПНЕ Абдель Хамида Дбейбу и те, кто верен Фатхи Башаге, премьер-министру параллельной, исполнительной власти под названием Правительство национальной стабильности (ПНС). Однако для полиции мало что изменилось: она по-прежнему испытывала трудности в выполнении своих функций и в самоутверждении перед местными вооруженными группами.

Оспариваемый авторитет

Несмотря на нынешнее относительное спокойствие, общие условия безопасности в Ливии не сильно улучшились. Согласно глобальному индексу  организованной преступности Ливия занимает 20-е место по уровню преступности. В докладе подчеркивается, что «организованная преступность в Ливии в значительной степени связана с близостью группировок боевиков и криминальных элементов к политическому классу». В документе утверждается, что неподотчетные вооруженные группы и неформальные организации занимаются множеством запрещенных видов деятельности, в основном контрабандой незаконных товаров, торговлей людьми и нелегальным  сбытом топлива. На этом фоне в настоящем исследовании рассматриваются внешние ограничения, которые подрывают эффективность ливийской полиции в борьбе с преступностью. Выводы показывают, что основные проблемы на пути к более эффективным полицейским силам можно разделить на четыре основные категории:

1.Распространение вооруженных групп.

2.Политическая обстановка в Ливии.

3.Административное бесхозяйственность в системе безопасности.

4.Наличие альтернативных механизмов разрешения конфликтов.

 

Среди официальных лиц ЕС и сотрудников ливийской полиции широко распространено мнение, что вооруженные группы прямо или косвенно наносят ущерб работе полиции. Респонденты отметили влияние вооруженных группировок на работу ливийской полиции тремя способами.

Первое относится к мощным вооруженным группам, которые выполняют полицейские функции, таких как аресты и патрулирование улиц, благодаря их полуофициальному статусу в официальной инфраструктуре безопасности. Например, высокопоставленный чиновник Министерства внутренних дел (МВД) утверждает, что Силы специального сдерживания (Рада), которые де-факто управляют аэропортом Митига в Триполи, «известны тем, что целенаправленно подбирают и арестовывают людей». Чиновники МВД утверждают, что «премьер-министр Дбейба полагается на лояльность ополчения Ганейва (возглавляемого Абдельгани аль-Кикли, который с января 2021 года официально возглавил так называемое Силы стабильности, или SSA) и заключил сделку, чтобы передать им контроль над управлением внутренней безопасности». Такое политическое соглашение позволяет SSA осуществлять полицейскую деятельность, которая на его официальном сайте указана как «поддержание безопасности, общественного порядка, безопасности и обеспечение соблюдения закона». Опрошенные отмечают, что передача полицейских функций от официальной полиции вооруженным группам означает, что многие ливийцы часто рассматривают такие группы в качестве конечных поставщиков безопасности.

Второй способ, с помощью которого вооруженные группы подрывают ливийскую полицию, связан с восприятием гражданами вооруженных групп как института более сильного, чем полиция. Такое восприятие еще более усиливается тем фактом, что наиболее могущественные вооруженные группы имеют лучшую подготовку и оснащение, чем полиция. Один респондент обобщает это явление, заявив, что «они [официальная полиция] не могут вмешиваться, когда банды дерутся, и не могут прекратить демонстрации. Когда речь идет о реальном насилии, возможности полиции равны нулю». Благодаря их тесным связям с влиятельными политиками вооруженные группы имеют более легкий доступ к обучению, спонсируемому иностранцами. Как заметил один из респондентов, «если они дружат с [бывшим] министром внутренних дел Халидом Мазеном, они попадают в первый список для обучения». Эта цитата также говорит о несоответствии между ожиданиями ЕС в отношении подготовки кадров для достижения значимых изменений и прагматичным применением такой политики в контексте, когда у ливийцев есть свои собственные сети и предпочтения. Что касается полиции, представитель ООН подчеркивает тот факт, что «у них есть собственные учебные центры, но планирование, учебная программа и оборудование очень устарели и нуждаются в модернизации». Наконец, респонденты утверждают, что страны, не входящие в ЕС проводят свои собственные учебные программы для сил безопасности, имея в виду главным образом Турцию.

Третья динамика заключается в том факте, что вооруженные группы систематически отвлекают государственные средства, которые в противном случае были бы направлены полиции. Например, сотрудник службы безопасности из Мисураты жаловалась, что «все деньги идут ополченцам, а не полиции», причем не только за счет зарплаты, но и за счет их политического влияния. Тот же респондент добавил, что вооруженные группы «находят хитрые способы выкачивать деньги из государства», например, «заявляя, что им нужны новые транспортные средства (…), а затем они продают их на черном или даже легальном рынке».

Четвертый повторяющийся аргумент заключается в том, что полиция не преследует членов вооруженных групп, вовлеченных в преступную деятельность. Первая причина этого заключается в том, что некоторые офицеры поддерживают связи с членами вооруженных групп. Например, один наблюдатель отметил, что постоянное число сотрудников полиции в некоторых случаях являются (бывшими) членами вооруженных групп, которые интегрировались в полицию, но сохраняют свои связи с вооруженными группами. Вторая причина заключается в том, что существует мощное политическое давление с целью предотвращения расследований и наказание членов вооруженных групп, причастных к преступлениям, поскольку некоторые могущественные вооруженные группы, по-видимому, оказывают сильное влияние на министра внутренних дел. Например, два респондента, связанные с МВД, ссылаются на ситуацию, когда два пьяных члена SSA были арестованы полицией в Триполи, но позже освобождены благодаря посредничеству МВД. Эта информация  иллюстрирует восприятие гражданами общей слабости полиции. В разных местах существуют различия что касается влияния вооруженных групп на местную полицию. В Завии, например,  продолжается конкуренция между различными вооруженными группами за превосходство, что приводит к риску того, что полиция окажется бессильной перед насильственными преступлениями и сможет проводить лишь ограниченные операции. Другие города, в том числе Триполи, преобладает альянс могущественных ополченцев, чья власть далеко не бесспорна. Эти вооруженные группы пользуются политической поддержкой и, следовательно, получают средства, которые в противном случае были бы направлены в полицию, и именно они осуществляют полицейскую деятельность. В этих областях действия полиции по расследованию преступлений, совершенных вооруженными членами группы, по-видимому, ограничены политическими властями.  Еще одна часто упоминаемая проблема связана с нынешней политической обстановкой в Ливии. Несколько респондентов утверждали, что разногласия внутри политической элиты затрудняют любые попытки улучшить работу полиции. Политическое соперничество между двумя центрами власти в Триполи и Тобруке, а также внутренние конфликты на Западе приводят в противоречивой лояльности сотрудников полиции и влияет на непрерывность проектов, финансируемых ЕС. Например, два респондента утверждали, что «даже если была честная попытка обучить нужных людей, политика наверху делает невозможным получить какой-либо долговременный эффект». Те же респонденты привели пример контракта на обучение, подписанного бывшим министром внутренних дел Фатхой Башагой с охранной компанией Rose Associates, который затем был аннулирован нынешним министром Халидом Мазеном.

Второй вопрос касается общего представления о том, что западные ливийские политические власти в конечном счете не заинтересованы в укреплении национальной полиции, поскольку их собственная власть зависит исключительно от поддержки вооруженных группировок. Несколько должностных лиц ЕС жаловались на отсутствие поддержки и стратегии со стороны ливийских политических властей, что негативно сказывается на их усилиях. Например, представитель ЕС пожаловался на то, что «нет реформы сектора безопасности, которую задумывают ливийские власти (…). У нас нет многолетнего планирования. Это разовый и неофициальный процесс». Другой чиновник ЕС отметил, что «в микрооперационной части необходимо больше политической поддержки со стороны ливийцев».  Административная бесхозяйственность в системе безопасности, формальные и неформальные административные препятствия мешают полиции эффективно проводить свои операции. Формальные препятствия связаны с тем, что политическое руководство после Каддафи не смогло эффективно реформировать правовую базу, с тем чтобы полиция могла проводить расследования и аресты. Сотрудник Миссии Организации Объединенных Наций по поддержке Ливии (МООНПЛ) подчеркнул, что «процедуры ареста и расследования постоянно меняются, и я думаю, что это делается намеренно, чтобы люди и  сторонние наблюдатели постоянно путались в том, что такое закон». Проблема еще более усугубляется фактическим политическим разделением страны, что привело к отсутствию единой нормативной базы для правоприменения. Более того, некоторые респонденты выявили связь между административной неэффективностью и гибридизацией системы безопасности. Они подчеркнули, что участие вооруженных групп в системе безопасности приводит к тому, что административные процедуры существуют только на бумаге из-за отсутствия у групп знаний или заинтересованности в правовых положениях. Старший офицер МВД заявил, что «вооруженные группы не проявляют никакого интереса к скучной административной работе, которая обеспечивает функционирование профессиональных сил». Другие респонденты идут еще дальше, утверждая, что вооруженные группы активно участвуют в хищении документов, чтобы усложнить расследования в отношении своих членов, обвиняемых в терроризме при Каддафи или были вовлечены в преступную деятельность.  Несколько респондентов утверждали, что ливийцы часто полагаются на неформальные власти вместо полиции для решения своих споров, проведения расследования или пресечения незаконной деятельности. Эта динамика в конечном счете влияет на имидж ливийской полиции в глазах граждан, которые не считают ее главным поставщиком безопасности. Некоторые респонденты утверждают, что граждане полагаются на альтернативных поставщиков услуг безопасности, потому что им не хватает знаний о процедурах сообщения о преступлениях. Как отметил один сотрудник МООНПЛ, «это не является достоянием общественности. (…). Никто не знает, как это сделать; граждане не имеют права влиять на этот процесс». Другие утверждают, что граждане не доверяют способности полиции обеспечивать безопасность и сопутствующие виды деятельности. Опрошенные выявили различия в неформальных органах власти в разных регионах. В крупных городах западного побережья, таких как Триполи, граждане охотнее звонят в полицию, чтобы сообщить о преступной деятельности, в то время как в небольших городах, особенно в тех, где преобладает племенной элемент, граждане в основном полагаются на лидеров общин в решении своих споров. Сотрудник МООНПЛ отметил, что «в этих районах ливийцы полагаются на мохтара (посредника) (…), особенно в тех районах, которые этнически и племенно однородны».  Другой сотрудник службы безопасности ООН подтвердил это, указав, что «существует сильная культура сообщества, в соответствии с которой вопросы чаще всего будут решаться без привлечения полиции (…)».  Вопросы решаются полицией лишь иногда, и именно в таких районах  общая безопасность является более стабильной, нежели чем в большинстве других частей Ливии». На этом фоне ЕС реализовал некоторые  инициативы с целью помочь ливийцам улучшить общую архитектуру безопасности в их стране, включая полицейскую составляющую, совместно с другими международными субъектами, вовлеченными в кризис. На протяжении многих лет ЕС выбирал двусторонний подход к Ливии: осуществление программ реагирования на кризис и общие Миссии по политике безопасности и обороны (CSDP) в Ливии при поддержке Организации Объединенных Наций (ООН). В 2013 году по просьбе ливийского правительства ЕС учредил Объединенную Миссию по содействию управлению границами (EUBAM) «для поддержки ливийских властей в развитии потенциала для укрепления сухопутных, морских и воздушных границ Ливии» – на тот момент она была сосредоточена исключительно на пограничной помощи.  С самого начала конфликта местная ответственность была отмечена как решающая, что означало, что каждая инициатива ЕС должна была быть запрошена самими ливийцами. После нескольких трудных лет в 2018 году Миссия преобразовалась в полностью действующую миссию ОПБО и расширила свой мандат. Были добавлены два направления деятельности – правоохранительная деятельность и уголовное правосудие – и ее роль была переопределена как «содействие ливийским властям в создании структур государственной безопасности». Посредством консультирования, наставничества и подготовки кадров, она стремилась улучшить ситуацию в области безопасности на местах, например, путем обучения ливийской полиции по таким вопросам, как борьба с коррупцией и гендерные вопросы. Прошлым летом Совет продлил мандат Миссии еще на два года до июня 2023 года и утвердил бюджет в размере 85 млн евро. В дополнение к EUBAM ЕС учредил ячейку связи и планирования ЕС (EULPC) для предоставления экспертных знаний в области безопасности, разведки и планирования как ЕС, так и Соединенным Штатам.  Основной целью МООНПЛ является координация международной помощи в поддержании мира и строить демократическую институциональную систему в Ливии, в которой также особое внимание уделяется национальной полиции. Например, в 2021 году МООНПЛ подготовила несколько 400 сотрудников дипломатической полиции для повышения их способности реагировать на взрывоопасные ситуации и оперативные угрозы. Хотя МООНПЛ является миссией ООН, в ней участвуют несколько стран-членов ЕС, например Нидерланды и Германия, которая вносит финансовый вклад и направляет экспертов для предоставления консультаций по реформе сектора безопасности. Несмотря на присутствие и деятельность ЕС на местах в течение последнего десятилетия, большинство экспертов и интервьюируемых критически относятся к влиянию ЕС на сектор безопасности в Ливии, и, более конкретно, на национальную полицию, заявляя, что реальный прогресс отсутствует. Как объяснить это противоречие? Прежде всего, конкурирующие интересы и скрытые повестки дня с обеих сторон препятствуют принятию стратегических и своевременных решений. Сначала посмотрим на ливийскую сторону. Как говорилось ранее, некоторые лидеры вооруженных группировок близки к министрам и другим высокопоставленным должностным лицам до такой степени, что их поддержка может иметь решающее значение для политического выживания. Подлинное реформирование полиции потребует системных изменений, к которым ни министры, ни высокопоставленные чиновники в Ливии, похоже, не испытывают никакого желания на данный момент. Для ЕС это отсутствие политической воли ощутимо в мелочах, таких как длительное рассмотрение  визовых запросов для сотрудников ЕС, но  также и в более важных элементах, таких как тот факт, что ПНЕ и EUBAM еще не подписали Меморандум о взаимопонимании (MoU). Кроме того, ливийское правительство заблокировало любые программы EUBAM в области уголовного правосудия или правоохранительных органов (т. е. национальной полиции). Европейский союз, однако, тоже допустил много ошибок. В то время как EUBAM формально стремится помочь ливийским властям в создании структур государственной безопасности, цель, похоже, перекрывается перспективами краткосрочных выгод и внешними планами отдельных членов. Италия, например, выступает за большую поддержку ЕС «железных границ» и программ по сдерживанию миграции, в то время как Франция поставила перед собой цель бороться с исламистской радикализацией и терроризмом, а не останавливать миграцию. С другой стороны, главной заботой Испании является не терроризм или миграция, а энергетическая безопасность. Ее третья по величине компания по доходам  Repsol является ведущим оператором части ливийской Шарарского поля нефти и хочет сохранить эту позицию любой ценой. Это многообразие национальных интересов создает ситуацию, аналогичную ситуации в Ливии: оказание помощи ливийским властям в создании структур государственной безопасности требует согласованного, единого подхода, которому ряд государств-членов ЕС не хотят следовать на данный момент. Это означает, что EUBAM имеет небольшое влияние, если таковое имеется, в то же время никто не хочет признавать, что ЕС (в основном) потерпел неудачу в достижении своих целей в этой области.  Учебные программы EUBAM, ориентированные на ливийскую полицию, рассматриваются как «не особенно эффективные». Опрошенные указали на несколько препятствий, но две основные претензии касались: отсутствия местной ответственности за проекты и ограниченный оперативный бюджет. Они утверждают, что при организации учебных курсов ЕС в значительной степени руководствуется своими собственными приоритетами. Это не означает, что с ливийцами не консультируются – с ними консультируются, но их потребности, похоже, не находятся в центре внимания при разработке проектов ЕС. Кроме того, при оперативном бюджете всего в 2 млн евро (около 2,5% от общего бюджета миссии) очень мало, что можно сделать с точки зрения инициирования или поддержания проектов. Что еще больше усложняет ситуацию, так это тот факт, что сотрудники EUBAM первоначально назначаются только на 12 месяцев. Хорошие рабочие отношения и знание того, как работают ливийские министерства имеют решающее значение, но это трудно сделать за такой короткий период. На протяжении многих лет эта политическая раздробленность и недостатки в реализации на местах приводили к неправильному управлению, разовым проектам, и ЕС не рассматривается в Ливии как наиболее заслуживающий доверия партнер. Тем временем другие региональные игроки приобрели влияние; например, Турция, которая более чем стремится расширить свое влияние в Ливии. У ЕС очень мало возможностей предотвратить такое партнерство, но это проблема, которая, по мнению многих респондентов, еще больше осложнит усилия ЕС по поддержке ливийского сектора безопасности в будущем. Как ЕС может переломить ситуацию и реально поддержать Ливию в укреплении и восстановлении национальных полицейских сил? Прежде всего, для того, чтобы ЕС мог играть какую-либо значимую роль в Ливии, было бы неплохо начать с объективной переоценки своего нынешнего образа действий и существующих разногласий между государствами — членами ЕС. Другими словами, каковы внутренние препятствия, которые стоят на пути единого, рассчитанного на несколько лет европейского ответа? И как это восстановить? Для того чтобы привлечь ключевых игроков, было бы разумно активно привлекать Францию, Италию, Испанию и Германию, а также Грецию, Нидерланды и Венгрия в процесс. Работа в этом направлении, но также и поддержание единого ответа ЕС потребовало бы поддержки со стороны европейских правительств – хотя бы из-за правила единогласия при формировании внешней политики ЕС. Эксперт по Ливии Тарек Мегериси даже рекомендует Франции, Италии и Германия создать коалицию на уровне министров вокруг общих целей ЕС, чтобы иметь как можно больше взаимных обязательств. Во-вторых, из-за очень сложной ситуации с национальной полицией, а также общего мнения о том, что (по крайней мере, часть) политических властей Западной Ливии в конечном счете не заинтересованы в укреплении национальной полиции, возможно, ЕС стоило бы скорректировать приоритеты на данный момент. Даже несмотря на то, что профессиональные, хорошо функционирующие полицейские силы являются важной опорой для возвращения Ливии на демократический путь,  на первый план вышли другие неотложные приоритеты безопасности, в которых ЕС потенциально мог бы играть более значимую роль.  Вместе с ООН и ее ключевыми государствами-членами в ливийском конфликте, Европейский союз мог бы, например, изучить возможности составления новой дорожной карты по подготовке Ливии к новым выборам, а также способы заручиться поддержкой процесса со стороны своих региональных союзников. В–третьих, ЕС мог бы рассмотреть возможность реформирования своей предыдущей модели поддержки национальной полиции в Западной Ливии с помощью более адаптивного подхода, в соответствии с поэтапной стратегией и — как только будут предприняты шаги по устранению политических препятствий с обеих сторон ЕС мог бы увеличить свой оперативный бюджет. Начнем с более адаптивного подхода: общенациональный подход, который применяет одну и ту же стратегию во всех регионах, по-видимому, не подходит в данном случае. Интервью показали, что национальная полиция сталкивается с разными проблемами в разных местах, а это значит, что она может эффективно исследовать возможность перехода к более локальным проектам, в которых приоритет отдается целям, адаптированным к конкретной области. Например, в районах с сильным племенным компонентом приоритетом может быть укрепление доверия к полиции, в то время как в других районах акцент может быть сделан на защите сотрудников, которые расследуют преступления, связанные с вооруженными группами. Преимущество такого рода проектов в этом контексте заключается в том, что они могут быть адаптированы к ситуации в конкретной деревне или городе, в то же время ЕС будет продолжать «безопасно» действовать в пределах структуры национальной полиции. Более того, местные проекты, как известно, способствуют формированию чувства местной сопричастности – требования, которого часто не хватает в программах ЕС. Кроме того, ЕС, возможно, стоило бы больше работать в русле поэтапной стратегии:  вместо реализации специальных проектов он мог бы оценивать существующие проекты и корректировать их на основе результатов оценки. Интересными областями для анализа были бы: i) количество подготовленных офицеров/экспертов; ii) присутствие и влияние племен и вооруженных групп в этой конкретной области; iii) положение и функционирование местных нормативных актов; iv) доступный бюджет; и v) количество вовлеченных местных партнеров и т.д. Наконец, как только будут предприняты шаги по сближению Ливии и ЕС в вопросе преобразования полиции, ЕС не мешало бы увеличить свой оперативный бюджет. Как упоминалось ранее, в настоящее время EUBAM располагает общим бюджетом в размере 85 млн евро, который включает оперативный бюджет всего в 2 млн евро. Для сравнения, вместе с ПРООН и МООНПЛ, EUBAM создали пилотную модель полицейским участком в Хай-эль-Андалусе с общим объемом инвестиций примерно в 1,4 млн евро. Хотя у этого конкретного проекта есть несколько спонсоров, он показывает необходимость в большем финансировании для создания реально существенных проектов.

Вывод

Слабые структуры национальной полиции и наследие режима Муаммара Каддафи характеризуют ситуацию с безопасностью в Западной Ливии. Фактически, по сей день Ливия занимает 20-е место по уровню преступности в мире. На протяжении многих лет ЕС помогал ливийским властям в попытках укрепить национальную полицию, в частности, через EUBAM, но успех не материализовался.  Однако в ходе процесса исследования выяснилось, что два вопроса – выявление проблем и поиск решений – не отражают ситуацию на местах по двум причинам.

Во-первых, внутренние и внешние препятствия не всегда являются взаимоисключающими, а это означает, что в некоторых случаях их невозможно разделить. Например, «распространение вооруженных групп» вышло на первый план в качестве наиболее насущного внешнего ограничения. С одной стороны, эти группы осуществляют полицейские обязанности, такие как патрулирование улиц и проведение арестов, тем самым подрывая власть полиции (внешнее ограничение). Однако, с другой стороны, некоторые вооруженные группы получают политическую поддержку и финансирование от высокопоставленных политиков и правительственных чиновников, с помощью которых их положение и влияние намеренно сохраняются (внутреннее ограничение).

Во-вторых, подход ЕС к Ливии в настоящее время «слишком фрагментирован» и охватывает различные (национальные) повестки дня и интересы. Это затрудняет выполнение функций надежного партнера ливийского правительства в рамках укрепления национальной полиции. В заключение, прежде чем станет возможным какой-либо прогресс, ливийское правительство должно постепенно дистанцироваться от важнейших внутренних препятствий, в частности от политической поддержки вооруженных групп. Поскольку это не произойдет в одночасье, усилия ЕС могли бы начаться с оказания помощи правительству в улучшении более широкой инфраструктуры Ливии, уделяя особое внимание сферам безопасности, отличным от полиции. Параллельно с этим ЕС необходимо работать над подходом в котором она выступает единым фронтом в Ливии, с тем чтобы в будущем можно было в полной мере использовать возможности для укрепления национальной полиции в Западной Ливии ЕС был бы наиболее эффективен при наличии согласованной долгосрочной стратегии, реализуемой в соответствующее время, а не разрозненных разовых инициатив. Когда это будет достигнуто, предыдущая модель поддержки ЕС национальной полиции в Западной Ливии может быть улучшена за счет более адаптивного подхода, поэтапной стратегии и увеличения оперативного бюджета.

52.35MB | MySQL:103 | 0,570sec