Результаты, показанные на прошедших в Тунисе, Египте и Марокко выборах, свидетельствуют о том, что в Северной Африке и на Ближнем Востоке набирает силу устойчивая тенденция к изменению политического спектра, причём, самому радикальному. На ведущие позиции в политической сфере претендуют силы, которые долгие годы находились в подполье и были, фактически, лишены права голоса и каких-либо возможностей участвовать в политической жизни своих стран, а потому нередко продвигали свои взгляды с помощью методов, далёких от демократических ценностей. На Западе эти силы уже давно были названы исламистскими, хотя в арабском языке непросто найти подходящий эквивалент для данного определения. Способствовавшие популяризации в массах деструктивных взглядов Сейида Кутба «Братья-мусульмане» и салафиты из «Ан-Нур» в Египте, умеренные исламисты из «Ан-Нахды» в Тунисе и Партия справедливости и развития, ориентирующаяся на пантюркистскую турецкую модель, в Марокко.
Успех этих партий на выборах, на первый взгляд, может показаться неожиданным, однако они долгое время не просто были лишены права голоса, а всячески преследовались, так что, когда их голос зазвучал, для народа он стал лучшей музыкой после событий «арабской весны» и десятилетий отсутствия выбора, ей предшествовавших. Так что неудивительно, что когда этот выбор появился, люди предпочли отдать свои голоса силам, которые выглядят полной противоположностью ушедшим режимам. По крайней мере, на первый взгляд. Однако победа исламистов в Северной Африке также отчасти является следствием и свидетельством куда более глубоких проблем, имеющих самое непосредственное отношение к тому, что в настоящее время происходит в Европе. А если более конкретно, то побочным результатом того противостояния, которое европейское общество сегодня ведёт с исламистами с одной стороны и ультраправыми радикалами с другой.
Хотя в последнее время деструктивная активность исламистов в Европе снизилась (впрочем, скорее, трансформировалась в иные, не столь заметные, как теракты, формы), всевозможные радикальные движения, использующие для достижения своих целей искажённые догматы ислама, присутствуют на континенте уже давно. Современные средства связи и способы передачи информации позволили радикальным исламистам создать незаметные глобальные сети, облегчающие вербовку сторонников, планирование и проведение акций. Именно это позволило, например, дипломированному инженеру из США йеменского происхождения Анвару аль-Авлаки посредством Интернета с достаточной силой воздействовать на молодого студента из Нигерии Умара Фарука Абу Муталлиба, учившегося в Лондоне и прошедшего военную подготовку в Йемене, чтобы он попытался сесть на летящий в США самолёт, везя с собой бомбу.
По схожему принципу сегодня функционируют и ультраправые европейские движения и организации, поставившие своей целью полное очищение Старого Света не только от исламистов, но и от мусульман вообще. Недавно признанный невменяемым, норвежский террорист Андерс Брейвик, как сообщали СМИ, имел связи с несколькими правыми и неонацистскими группировками (в том числе и с набирающей популярность в Великобритании Лигой защиты Англии (English Defense League), хотя и действовал в одиночку.
Активность ультраправых и соответствующие настроения в Европе существенно возросли за последнее десятилетие, когда континент потрясли самые жестокие теракты в новейшей истории, в Лондоне и Мадриде, а также убийства в Нидерландах Тео Ван Гога и Пима Фортайна. Кроме того, в этот же период было раскрыто ещё несколько заговоров. Главный вывод лежит на поверхности: исламисты, вольно или нет, питают своими действиями ультраправую пропаганду, настраивающую коренных европейцев не только против радикалов, но и против мусульман вообще. А что, как не это, лучше всего играет на руку самим исламистам? Не принимаемые до конца западным обществом, иммигранты-мусульмане нередко склонные больше поверить искажающим их веру фанатикам, чем правительствам, которым в лучшем случае нет до неё дела и которые в худшем случае, наоборот, демонстрируют стремление что-нибудь запретить, вроде минаретов или ношения хиджабов в общественных местах. Так и выходит, что исламисты и ультраправые подпитывают пропаганду друг друга, провоцируя страх и отчуждение в тех, кто, казалось бы, привык жить бок о бок за прошедшие десятилетия.
Эта ситуация уже давно вызывает беспокойство у европейских аналитиков, хотя на государственном уровне до сих пор мало что делается для того, чтобы как-то переломить данную тенденцию. Противоестественный симбиоз же, тем временем, набирает обороты. Тот же Брейвик в своём многостраничном манифесте, посвящённом будущему ультраконсервативной христианской Европы без мусульман, указывает на этот факт, считая, что у такого партнёрства могли бы быть перспективы: «Альянс с джихадистами может принести выгоду обеим сторонам, но будет просто чересчур опасным (а также может оказаться идеологически контрпродуктивным). И мы, и они преследуем одну общую цель. Они хотят добиться контроля над своими странами на Ближнем Востоке, а мы – над своими странами в Западной Европе. Будущий культурно-консервативный европейский режим депортирует из Европы всех мусульман и изолирует исламский мир. В результате, исламисты получат необходимые условия для того, чтобы захватить власть в ряде стран: Египте, Саудовской Аравии, Турции, Иордании, Сирии, Йемене, Омане, Алжире, Марокко и некоторых других. Джихадисты знают об этом очень хорошо. Так что «Исламский Халифат» — полезный враг для всех европейцев, поскольку гарантирует единство континента, ведомого христианским культурным консервативным режимом».
Отправленный в психиатрическую лечебницу Брейвик очевидно гиперболизирует положение дел, приводя всё к утопическому знаменателю, к которому стремится сам. Однако утверждать, что вышеописанная связь слаба или и вовсе, полностью отсутствует, было бы слишком самонадеянно. Кроме того, прогнозы норвежского фанатика уже частично реализуются на практике, как видно из результатов выборов в Северной Африке. Только по немного другому сценарию, с использованием демократических механизмов и институтов, которые не только вызывают меньшее отторжение у простых мусульман, чем теракты, но и (что самое важное) принимаются и приветствуются Западом (что красноречиво продемонстрировала позиция Госдепартамента США по вопросу успеха «Братьев-мусульман» на выборах в Египте).
Каким же образом победа исламистов на выборах в Северной Африке связана с ситуацией в Европе и симбиотическим противостоянием между исламистами и ультраправыми? Возьмём для примера выборы в Учредительное собрание Туниса и победившую на них исламистскую партию «Ан-Нахда». Как известно, большинство из имевших право голоса иммигрантов-тунисцев (львиная доля которых проживает во Франции) поддержали именно партию Рашида Ганнуши, продемонстрировав таким образом своё видение предпочтительного для страны и для них лично политического курса. Конечно, если под исламистами подразумевать только кого-то, вроде Сейида Кутба, то «Ан-Нахда» под это определение не подпадает никак. Однако и ярыми приверженцами либерализма с демократией Ганнуши со товарищи никак не назовёшь. Подтверждением этого является выбор тунисцев, оставивших либеральные партии не у дел. Так что иммигранты из Туниса, несмотря на то, что им вполне нравится жить в той же Франции, не хотят, чтобы на родине политическая система стала аналогом европейской демократии, а, в идеале, хотят, чтобы и в Европе события развивались по сценарию, схожему с тем, что происходило в последние месяцы в Северной Африке.
Потому что очень многим из них сложно понять и принять такие основополагающие принципы Запада, как свобода слова, в рамках которой в европейских газетах публикуются карикатуры на различных религиозных деятелей (недавно очередную карикатуру на пророка Мухаммеда в специальном номере, посвящённом событиям «арабской весны», опубликовало как раз одно из французских изданий, газета «Чарли Хебдо»( Charlie Hebdo). Потому что многие из них, в обход европейских законов, живут с несколькими жёнами, каждая из которых зарегистрирована как мать-одиночка и получает социальные пособия от новой родины. Потому что многие мужчины предпочли бы, чтобы их жёны носили скрывающий всё лицо и противоречащий Корану никаб, не считаясь с традиционной и привычной для европейцев необходимостью взаимной идентификации по лицу (для чего, например, не помеха канонический исламский хиджаб). Идеальным сценарием для европейских мусульман был бы приход к власти в Старом Свете кого-то вроде Реджепа Тайипа Эрдогана или партии «Ан-Нахда». Но, по разным причинам, в Европе пока нет таких сил, так что иммигранты отдают свои голоса соответствующим кандидатам у себя на родине, надеясь, что однажды так же случится и в странах, ставших для них новым домом.
Европейские аналитики, в особенности мусульманские, полагают, что противостоять симбиозу исламистов и ультраправых можно, создав аналогичную экстремистским глобальную сеть или движение, которые работали бы по схожему принципу, пропагандируя либерально-демократические ценности и гражданское партнёрство на равных основах, включающее людей любого происхождения и культурно-религиозных взглядов и позволяющее каждому свободно пользоваться своими правами. Однако аналитики, похоже, забывают о том, что очень похожая модель уже принималась на вооружение правительствами некоторых стран, называлась мультикультурализмом, и, по всеобщему признанию, потерпела сокрушительное поражение. Мультикультурализм способствовал образованию закрытых этно-религиозных гетто, в которых различные экстремисты чувствовали себя очень тепло и уютно, вербуя новых сторонников и планируя теракты.
Но сегодня теракты в значительной степени утратили свой устрашающий эффект: европейцы адаптировались, да и простым мусульманам не очень нравится, когда во взрыве случайно погибают их близкие. К тому же, жизнь в сытой Европе не очень располагает себя взрывать, гораздо приятнее получать ни за что социальные пособия. Зато располагает, вольно или нет, перенимать некоторые европейские ценности, оценивать преимущества демократических институтов и выборов. К тому же, власти ряда европейских стран сами поощряют мусульман к участию в политической жизни, а Запад поощряет граждан исламских государств к имплементации демократических механизмов, которые и так уже довольно неплохо работают в некоторых из них. Результат: агрессивные джихадисты резко утратили популярность среди мусульманских масс (в особенности после смерти террориста №1 Усамы бен Ладена), а самые умные из них переквалифицировались в т.н. умеренных исламистов, с которыми Западу и предстоит иметь дело в Северной Африке в самом ближайшем будущем.
Исламисты всё ближе подходят к власти во всё большем количестве стран (в т.ч. и благодаря страхам европейских мусульман перед ультраправыми), словно бы стараясь реализовать стратегию Брейвика. Вот и палестинское движение ХАМАС уже готово отказаться от политики насилия по отношению к Израилю, взамен обещая устроить на восточном берегу Средиземного моря очередную «арабскую весну» с массовыми демонстрациями и протестными выступлениями. Об этом заявил глава политбюро движения Халед Машаль, добавивший, что подобная тактика призвана «раскачать режим сионистов изнутри». В свете упорства, с которым ХАМАС бесцельно обстреливал израильскую территорию ракетами последние десятилетия, такая смена тактики может вызвать удивление, однако очевидно, что Машалю со товарищи просто не даёт покоя успех коллег из «Братьев-мусульман» в Египте. А ведь картина на текущий момент прояснилась далеко не полностью. Кто поручится за то, что ждёт в ближайшее время Сирию, Йемен, Бахрейн и даже Саудовскую Аравию?
Кто-то, и в том числе большинство западных политиков, аналитиков и СМИ, назовёт использование исламистами демократических институтов вместо оружия хорошими новостями. Но «арабская весна» и выборы в Северной Африке – лишь начало. Главный вопрос состоит не в том, готовы ли силы, традиционно считавшиеся на Западе исламистскими, использовать новые демократические методы. А в том, насколько далеко они готовы отступить от своих идеологических принципов, значительная часть которых противоречит западным ценностям и к тому же не имеет отношения к исламу. Вызывает большие сомнения, что они вообще готовы сделать что-либо подобное.