Алжир не будет в обозримой перспективе развивать индустрию сланцевого газа. Об этом открыто заявил 18 апреля министр энергетики страны Нуреддин Бутарфа.

По его словам, в настоящее время Алжир не нуждается в сланцевом газе, и что «будущее за возобновляемыми источниками энергии».

Как он заявил, сейчас сочетание их использования с расширением добычи других природных ресурсов, включая газ, позволяет гарантированно решить проблемы страны и в том числе вернуть себе утраченные позиции на мировом энергетическом рынке от конкурентов, включая Россию.

Следует заметить, что данное заявление он сделал в Школе бизнес-исследований в Колеа (вилайя Типаса) во время проводимой там конференции в рамках реализации национальной программы использования возобновляемых источников энергии.

Он подчеркнул, что энергетический сектор «меняется на глазах» в результате внедрения новейших технологий, благодаря чему использование возобновляемых источников энергии становится все более привлекательным.

По его словам, как минимум в итоге запуска данного процесса прежняя энергетика к 2050 году коренным образом изменится, а по максимуму вообще прекратит свое существование в прежнем виде.

Тем не менее, Н.Бутарфа подчеркнул, что изложение подобной стратегии не следует считать безусловной аксиомой развития страны в целом, и что по мере проведения дальнейших исследований потребностей мировых рынков будут меняться и параметры модернизации энергетической отрасли.

Необходимо напомнить, что в последние годы алжирские источники заявляли о намерении руководства АНДР развивать отрасль сланцевого газа как инструмент борьбы со снижением добычи и экспорта природного газа, дающего ее экономике основные поступления в бюджет.

К реализации данного сценария алжирскую сторону подталкивали и выводы американских специалистов, согласно которым Алжир располагает третьими в мире объемами сланцевого газа, причем оценки варьировались в пределах «десятков триллионов кубометров».

И в последние годы видные представители руководства страны неоднократно заявляли о намерении развивать сланцевую индустрию как стратегическое направление.

Однако против этого выступили не только многие представители общественности, но и лояльных власти политиков, упрекавших их в стремлении «убить страну» и «устроить масштабную экологическую катастрофу».

Речь, прежде всего, идет об опасности того, что в результате добычи сланцевого газа будут заражены химикатами колоссальные объемы пресной воды Алжира, в том числе перспективные подземные резервуары на юге страны, которые, как ожидается, будут впоследствии использованы для нужд растущего населения.

Соответственно, «сланцевый авантюризм» представителей правящего режима стал одной из «подпиток» оппозиционных настроений, особенно в южных районах АНДР, где, как ожидалось, в скором времени должна была начаться добыча сланцевого газа.

О серьезности ситуации свидетельствовало то, что власти в последние два года приступили там к разведочному бурению и заявляли о скором начале его промышленной добычи.

Соответствующим тревожным индикатором стала и последняя мартовская смена руководства алжирской энергетической компании Sonatrach и приход на место ее генерального директора Абдельмумена Уальда Каддура, получившего профильное образование в США, который, как ожидали многие, объявит о долгожданном начале комплексного перехода на сланцевый газ.

Однако это не произошло. Напротив, заявление министра свидетельствует о том, что в «сланцевая инициатива» «заморожена» на неопределенный срок.

Однако информационные вбросы о переходе страны к альтернативной энергетики из уст ее лидеров следует во многом рассматривать с одной и той же точки позиции – как и былые утверждения о «скором» переходе на сланцевую энергетику.

В том и другом случаях алжирские лидеры видели это спасением от надвигающейся финансово-экономической катастрофы, и для них подобные метания и «прожектерства» стали уже явной визитной карточкой. Что, в свою очередь, лишний раз высвечивает отсутствие у них реальной сбалансированной программы развития страны.

Что же касается причин, вынудивших «заморозить» сланцевый проект, то следует назвать сохранение низких цен на энергоносители, что препятствует его развитию в том числе из-за невозможности конкурировать на рынке с «традиционными» углеводородами и делает «сланцевую революцию» малопривлекательной.

С другой стороны, на позицию алжирского руководства могла повлиять и дороговизна подобного перехода, требующая тотального внедрения совершенно новой инфраструктуры добычи, хранения и транспортировки сырья. Так, по разным данным, общая стоимость реализации сланцевой индустрии для Алжира варьировалась в диапазоне 100 – 300 млрд долларов.

Соответственно, переход к ней означал бы для АНДР почти неизбежное попадание в кабалу от иностранных поставщиков соответствующих технологий и оборудования, равно как компаний и государств, которые бы могли выделить для этого средства – в первую очередь от США.

Кроме того, нельзя исключать, что Алжир также не подтвердил на практике присвоенный ему «сланцевый статус», который он получил еще до проведения геологоразведочных работ на данном направлении.

Во всяком случае, его руководство предпочло вообще не сообщать о результатах уже проведенной геологоразведки.

В этих условиях сочетание использования «традиционных» углеводородов и внедрение менее дорогостоящей, чем сланцевая, альтернативной (солнечной) энергетики и представляется алжирским лидерам панацеей от усугубляющихся проблем.

Впрочем, не следует «хоронить» и сланцевую энергетику. Тем более, что следует ожидать ответной реакции на последние действия проамериканского лобби в стране, благодаря действиям которого, как представляется, алжирское руководство в перспективе еще может к ней вернуться.

Особенно в том случае, если цены на энергоносители повысятся и если заявленные Н.Бутарфой направления развития энергетики страны провалятся или не будут столь эффективными, как на это рассчитывает руководство АНДР.