Среди событий, имевших место в последние несколько дней, и вызвавших повышенное внимание израильской общественности, два имеют, на наш взгляд, несомненную глубинную связь.
Первым стали высказывания бывшего министра обороны Израиля Моше (Буги) Яалона, который именно сейчас решил присоединить свой голос к хору критиков премьер-министра и лидера правящей партии Ликуд, Биньямина Нетаньяху, обвиняющих его в коррупции в процессе приобретения израильским ВМФ новейших подводных лодок германского производства. А заодно выдавшего резкую отповедь нынешнему министру обороны, лидеру партии «Наш дом – Израиль» (НДИ) Авигдору Либерману, который заметил, что именно Яалон, в качестве главы оборонного ведомства, вместе с премьер-министром принимал решение об этой сделке, и потому не мог быть не в курсе ее деталей. И коль скоро, по мнению Яалона, в этом деле была коррупционная составляющая, ему не следовало так долго держать эту информацию при себе.
Вторым событием стала объявленная 20 июля 2017 года демобилизация из ЦАХАЛа Эльора Азарии, признанного военным судом виновным в непредумышленном убийстве вооруженного палестинского араба. Речь идет о нашумевшей истории, начало которой было положено 24 марта прошлого года – именно тогда, когда карьера Яалона на посту министра обороны, как вскоре выяснилось, подходила к концу, и шлейф этой истории тянется за ним сегодня, когда Буги Яалон прилагает весьма заметные усилия по возвращению в публичную политику.
Общественно-политический фон
Э.Азария, военнослужащий из расквартированного возле города Хеврон в Иудее (в международной терминологии, на Западном берегу р. Иордан) подразделения бригады «Кфир», тогда выстрелил и, как показала экспертиза, тем самым добил уже лежащего на земле террориста, нейтрализованного после того, как он напал на израильских солдат и ранил одного из них. По свидетельству Азарии и его адвокатов, он пошел на этот шаг из опасений, что тот задействует взрывное устройство, которое могло находиться под курткой террориста, надетой на него в очень теплый день.
С момента начала расследования Азария находился на своей военной базе в условиях открытого ареста, в том числе и после 21 февраля с. г., когда военный суд приговорил его к полутора годам тюремного заключения и условному наказанию сроком на год. Окончательный вердикт, после рассмотрения взаимных апелляций адвокатов и военной прокураторы на, соответственно, «слишком суровый» и «на слишком мягкий приговор», будет вынесен 30 июля.
Помимо дискуссии по поводу юридической стороны дела, в котором, естественно, много неочевидных моментов и противоречий, вся эта история стала и фактором, и индикатором существующих в израильском обществе идеологических и политических противоречий. Собственно, громкие судебные дела имеют общественный резонанс практически в любой стране мира, но в Израиле такие резонансные сюжеты оказывали, может быть, больше, чем в других странах, влияние на функционирование политического процесса. И создавали нормы, которые надолго или навсегда оставались частью политической культуры сраны.
Достаточно вспомнить дело Кастнера, которое привело к перевороту в нормах взаимоотношений коалиции и оппозиции, отказу от силовых методов, как принципа, в политическом диалоге в обмен на то, что оппозиция получает вполне надежные рычаги (в том числе информационные) влияния на принятие политических решений. Далее, дело Лавона, которое привело к укреплению механизма общественного контроля над спецслужбами. Или наиболее близкая по времени история – это дело Шая Дроми (застрелившего проникшего на его ферму грабителя-бедуина, из числа участников банд, которые просто разоряют еврейские хозяйства юга страны), которое заставило изменить законодательство и разрешить гражданам страны защищать свое имущество с оружием в руках.
Дело Азарии будет, несомненно, одним из этой серии. Начнем с того, что оно решительно раскололо местное общественное мнение. Например, согласно опросу, проведенному 2-м каналом израильского телевидения после вынесения Азарии в январе 2017 года приговора в непредумышленном убийстве террориста в Хевроне, более половины респондентов выразили протест против такого решения, против 36% опрошенных, которые признали его справедливым. Соответственно, 67% израильтян оправдывали действия Эльора Азарии, и считали, что солдат должен быть помилован, и лишь 19% заявили, что Азария должен понести наказание.
Соответственно, лишь меньшинство еврейских граждан страны поддержали тогдашнего министра обороны Моше Яалона, который поспешил осудить действия Азарии, исходя из соображения, что «мы не добиваем террористов, и тем более не действуем, исходя из личной мести». В аналогичном ключе в первые часы после инцидента высказался и премьер-министр страны Биньямин Нетаньяху. Существенно больше граждан полагали, что «террорист, пришедший убивать израильтян, не должен оставаться в живых». И потому солидаризировались с теми политиками, которые как министр образования от блока «Еврейский дом» Нафтали Беннет потребовал «поддержать солдата, который выполнял свой долг». Или лидера партии НДИ Авигдора Либермана, вскоре сменившего Яалона на посту главы оборонного ведомства, по мнению которого «решение действовал ли правильно, или ошибся (этот) солдат должны, после проверки, принять должностные лица в ЦАХАЛе… но ожесточенные нападки на военнослужащего (в любом случае) несправедливы и лицемерны. Уж лучше солдату ошибиться – но остаться в живых, чем быть убитым террористом из-за того, что промедлил».
Собственно, именно этот факт – что скандал сразу стал публичным, а не был разрешен в внутри армии – многие израильтяне и обвиняли Моше Яалона. Среди них, что характерно, оказался и один из военных судей, вынесших Эльору Азарии обвинительный приговор – полковник Майя Эллер, которая в своем частном определении подвергла критике бывшего министра обороны, немедленно, по горячим следам заявившего, что речь идет о проштрафившемся солдате. По ее мнению, «общественным деятелям стоило воздержаться от публичных высказываний в то время, когда армейское расследование еще не завершилось».
И именно не замедливший появиться ответ экс-министра обороны (который в прошлом занимал также пост начальника Генштаба ЦАХАЛа) показал, что тема выходит далеко за рамки процедурно-правовых вопросов. Яалон заметил, что результаты первичного расследования дела в Хевроне были переданы ему, начальнику генштаба и главе правительства, и всем троим, по его словам «с первой минуты было понятно, что речь идет о беспрецедентном случае. Поэтому спустя несколько часов после этого происшествия мы выступили с совместным заявлением, чтобы предотвратить возможные беспорядки на местах, чтобы это происшествие не использовалось в качестве доказательства того, что солдаты ЦАХАЛа казнят палестинцев без суда и следствия». Соответственно, заключает Яалон, «это было сделано ради безопасности Израиля».
Идейно-юридический контекст
Иными словами, за стенами суда общественная дискуссия идет совсем на ином поле, где правоведы, политики, журналисты, военные и гражданские активисты все эти месяцы обсуждают как минимум, два вопроса. Ответ на первый из них — должны ли юридические и прочие нормы быть интерпретированы в соответствии с соображениями «целесообразности» – на первый взгляд, прост и очевиден. Хотя, на практике, разумеется, бывает всякое, большинство израильтян все же не считают, что судьба солдата, призванного на защиту страны, должна быть заложником общественных настроений (и, как следствие, электорального выбора граждан), и тем более задач «успокоения палестинских соседей». С такой точки зрения, ответ Моше Яалона на критику судьи выглядит, как простая, не очень убедительная отговорка.
Вторая тема сложнее. В словах Яалона есть очевидная индикация вполне определенной тенденции, которая существует во взаимоотношениях армии и общества, во внутриармейских взаимоотношениях высшего командования со средним и рядовым составом ЦАХАЛа, а также отношениях армии и политического руководства Израиля с окружающим миром. Это тот набирающий в последние два-два с половиной десятилетия силу процесс, который в Израиле условно называется «мишпатизация» (от «мишпат» – на иврите «суд, право»). То есть усиления юридической составляющей процесса принятия решений, в том числе и сугубо оборонных вопросах – причем, не только стратегических, но и тех, которые касаются проведения военнослужащих на поле боя.
Мнения на этот счет в профессиональном и политическом истеблишменте, и в гражданском обществе Израиля на этот счет существенно расходятся. Есть те, кто считает, что развитие этического кодекса ЦАХАЛа должно идти в направлении ограничения свободы действия бойцов и командиров в ситуациях, которые могут быть проблематичны с точки зрения идеи защиты «универсальных прав человека». То есть, именно в тех ситуациях, которые постоянно сопровождают противостояние регулярных сил с боевиками террористических организаций.
С точки зрения расширительной («максималистской») интерпретации такого рода сюжетов, события на поле боя следует оценивать с тех же позиций, что и гражданский случай. Если это так, то это значит, что военнослужащий ЦАХАЛа Эльор Азария застрелил преступника, совершившего сколь угодно тяжкое правонарушение, но, тем не менее, имеющего как гражданин – или как человек, находящийся в рамках израильского правового поля – право на то, чтобы стать объектом не расправы, а некоторой юридической процедуры.
Другие комментаторы полагают неверным рассматривать ситуацию в таком ключе, который делает не только почти невозможными наиболее эффективные варианты борьбы с террором, но и сильно ограничит свободу действий армии в условиях конвенциональных и квази-конвенциональных конфликтов с структурированными и локализованными режимами террористических группировок, такими, например, как режим ХАМАСа в Газе или «Хизбаллы» в Ливане. Которые действуют в качестве фактического суверена на контролируемых ими территориях, употребляя имеющиеся там материальные и человеческие ресурсы для террористической активности (в том числе используя гражданское население в качестве «живого щита» своих боевиков и объектов). Но при этом, имеют возможность, в рамках упомянутой «максималистской» интерпретации универсальных прав, возлагать ответственность за последствия своей деятельности на сторону, которая борется с террором.
При всей абсурдности подобной ситуации, именно такую интерпретацию продвигает немалое число политиков, дипломатов, юристов, высокопоставленных сотрудников международных организаций (таких как ООН и ЕС) и правозащитных НПО. Так, наиболее выпукло подобный подход в свое время представила тогдашний министр иностранных дел Швеции Марго Вальстрём (Margot Wallström), которая в декабре 2015 года «прославилась» обвинениями израильской армии во «внесудебных казнях» палестинских террористов «путем диспропорционального применения военной силы». То есть, как заметил тогда же посол Израиля в Швеции Ицхак Бахман, сторонники такого взгляда на вещи «предлагают (осуждающе) фокусироваться на действиях тех, кто пытается защититься от террора, уводя внимание от инициаторов и виновников террористической активности».[1] Примерно те же мантры были озвучены в выпущенном в феврале с. г. заявлении «флагмана дипломатической борьбы» с Израилем – т.н. Совета по правам человека ООН, по поводу решения израильского военного суда по делу Эльора Азарии, который, по мнению авторов документа, «получил слишком мягкое наказание за внесудебную расправу над раненным палестинцем». Закономерно, что министр обороны Израиля Авигдор Либерман определил данное заявление СПЧ как «новое доказательства [того], что по искаженной шкале нравственности Совета по правам человека, одна пуля, выпущенная Азарией в террориста, является более тяжким преступлением, чем миллионы пуль, выпущенных в невинных людей в Сирии, Ливии, Ираке и Йемене». А также очередной аргумент в пользу того, что «Совет по правам человека на самом деле является Советом ненависти к Израилю».[2]
Потому, многие в Израиле скорее солидарны с действующим министром обороны в его убеждении, что тенденция «мишпатизации» сможет увести ЦАХАЛ настолько далеко, что сделает почти невозможными наиболее эффективные варианты борьбы с террором. Коль скоро если не каждому солдату, то к каждому офицеру нужно будет приставлять юридического советника, который будет давать ему рекомендации, почти по всем поводам, включая открытие огня по конкретному противнику. Потому, с точки зрения сторонников такого подхода, Азария стрелял не в преступника – но при этом гражданина страны, который имеет право на определенную судебную процедуру. Он стрелял в террориста, то есть в человека, который взял оружие и пошел на поле боя убивать израильских солдат, активиста организации, которая ведет объявленные военные действия против Израиля, и потому сама отвечает за своих пострадавших. Похоже, что постановление суда, как бы были недовольны многие в израильском обществе, даже вынеся Азарии обвинительный приговор, оказалось ближе к этой второй логике, пытаясь ввести эту историю в определенную пропорцию.
Вопрос о том, в какой мере подобная, более рациональная, по мнению большинства израильтян, логика имеет возможность, наконец, утвердиться в международной дипломатической и политико-правовой практике, остается открытым. Не исключено, что тон, который задает новая американская администрация Дональда Трампа, сможет переломить прежнюю негативную для Израиля тенденцию.
Как сообщали СМИ, Белый дом уже взвешивает возможность выхода США из Совета ООН по правам человека, в котором доминируют авторитарные, а нередко – и наиболее одиозные диктаторские режимы (типа Сирии и Судана, или Китая и Саудовской Аравии, которые входят туда с января с.г.), сама постановка вопроса о степени соблюдения прав человека в которых звучит как дурной анекдот. Причиной такого возможного шага Вашингтона, по словам главы Госдепартамента США Рекса Тиллерсона и посла этой страны в ООН Никки Хейли, являются их сомнения администрации Трампа в эффективности СПЧ и «двойные стандарты» его деятельности – непродуктивно-предвзятое отношение к еврейскому государству на фоне почти полного игнорирования массовых нарушений гражданских и гуманитарных прав в других странах.[3]
Партийно-политическое продолжение
Как бы то ни было, позиция международных организаций, с точки зрения тех, кто занят борьбой с политической и дипломатической делигитимацией Израиля, является не единственной проблемой. Обвинения Израиля в «диспропорции в применении силы» и практике «несудебных расправ» со стороны некоторых европейских (и тем более арабских или мусульманских) политиков и международных бюрократов, часть из которых официальные европейские и международные инстанции, в свете разгорающихся дипломатических скандалов поспешили дезавуировать, большинство израильтян как раз не слишком удивляют, ибо особой погоды не делают. Намного большее удивление у них вызывает то, что готовность усвоить близкий подход выражает частью израильского юридического и политического сообщества.
Разумеется, было бы большим преувеличением – да и несправедливо по сути – помещать в ту же категорию и Моше Яалона, хотя некоторые комментаторы все же готовы услышать отзвук такого подхода и в его словах. Дело явно в другом: его спонтанная, на первый взгляд, реакция на критику в свой адрес, лишь производила впечатление попытки перевести вопрос в морально-этическую плоскость «гражданских прав», в том виде, как они понимаются упомянутым сегментом международного сообщества. На самом же деле она скорее выглядела как потребность человека, который ступает на политическую стезю, в некоем символе, который поможет ему застолбить место в желаемой им нише политического спектра страны.
Подтверждение данного заключения не заставило себя ждать: уже в конце февраля Второй канал телевидения Израиля сообщил, что Моше Яалон приступил к формированию собственной умеренно-центристской партии, главе которой он намерен баллотироваться в Кнессет XXI созыва. А сам бывший министр обороны вскоре после этого признал, что он уже «ездит по стране, встречаюсь с самыми разными людьми и формирую свой политический потенциал».
Парламентские мандаты для своего проекта он намерен отобрать у партий, занимающих эту нишу сегодня. Прежде всего у левоцентристского списка «Еш атид» бывшего министра финансов Яира Лапида, который сегодня вновь набирает электоральные очки, и центристской партии «Кулану» нынешнего министра финансов Кахлона, которая, напротив, сегодня стремительно теряет свою популярность.
Иными словами, пока Моше Яалон намерен идти по традиционному пути инициаторов центристских проектов в израильской ситуации – попытаться «втиснуться» в узкий промежуток между левым и правым лагерями политического спектр, точнее – партиями-лидерами этих лагерей. «Широкого правого», который возглавляет правящий Ликуд, и «широкого левого», за лидерство в котором сегодня борются два левоцентристских списка. А именно, упомянутый «Еш атид» и блок «Сионистский лагерь», создатель которого Ицхак («Бужи») Герцог две недели назад проиграл внутрипартийные выборы в партии Авода (Партия труда), образующей ядро упомянутого блока, бывшему министру экологии Ави Габаю, но остался формальным главой парламентской оппозиции.
Инициаторы каждого нового центристского списка, как правило, претендуют на «плавающие» между этими блоками голоса (обычно, 4-5 мандатов). И одновременно пытаются «отщипнуть» и какую-то часть собственно «правого» и «левого» электората, делая акцент на одном из них. Разумеется, все это будет иметь смысл, если инициаторы нового политического проекта оказываются в состоянии выдвинуть некую востребованную в обществе идею.
Здесь может быть одно из двух: либо сделать ставку на выдвижение внешнеполитической программы, альтернативной платформам ведущих партий правого и левого блока. Либо, напротив, не слишком акцентировать тему арабо-израильского противостояния, которая может мгновенно развести потенциальных избирателей нового списка по привычным «правому» или «левому» политическим им углам (что постоянно и происходит). А предложить им популярного лидера (каковым в своем случае, Яалон, судя по всему, полагает себя) либо привлекательную социально-экономическую и/или гражданскую идею.
Перспективность первого, «внешнеполитического» сценария для Моше Яалона пока неочевидна. И это несмотря на, казалось бы, естественную для бывшего министра обороны и начальника генштаба возможность занять нишу «обеспокоенного битхониста» (профессионала национальной безопасности). Как, собственно, с разным успехом в прошлом уже пробовали делать многие левые, или сдвигающиеся влево выходцы высшей военной элиты страны (Эхуд Барак, Ами Аялон, Шауль Мофаз, Ави Дихтер и другие). Этого искушения явно не избежал и Яалон, выступив год назад в тандеме со своим «визави» из левого лагеря, Эхудом Бараком на Герцлийской конференции. Где оба думающие о возвращении в большую политику бывших начальника генерального штаба и министра обороны обрушились с резкой критикой стиля руководства и политики в сфере безопасности премьер-министра Биньямина Нетаньяху и ключевых членов военно-политического кабинета. Впрочем, оба политика тогда поспешили заявить, что их союз невозможен из-за различия во внешнеполитических и социально-экономических вопросах.[4]
Тем не менее, его высказывания по вопросам региональной политики, пока не выходят за рамки заявлений о том, что он расходится в представлении о путях и перспективах диалога с ПНА с лидером «Еш атид» Яиром Лапидом (программа которого мало отличается от идей окружения бывшего лидера Аводы Герцога). На презентации своей платформы в ходе мероприятия, организованного 23 февраля с. г. занимающейся продвижением Яалона организацией «Манхигут ахерет» («Другое лидерство»), в коллективном поселении Бейт-Хорон, им было сделано несколько общих замечаний по поводу желаемой им модели политического статуса для палестинских арабов. Включая максимальный внутренний суверенитет при сохранении экономических связей с Израилем, который будет полностью контролировать границы, воздушное пространство и ситуацию в сфере безопасности. Что, как можно заметить, совпадает с концепцией Биньямина Нетаньяху палестинского «государства минус», а идея Яалона о политике «кнута и пряника» в отношение сектора Газа идентична программе Авигдора Либермана.
Таким образом, какую-либо оригинальную идею в сфере внешней политики и безопасности Яалон пока не представил. А его массированная критика премьер-министра и бывших коллег по правительству, Нафтали Беннета и Авигдора Либерман, которых экс-министр обороны обвиняет в безответственности, популизме и гонке за рейтингом, вакуум позитивной платформы практически не заполняет.
В итоге в активе у Яалона пока остается только второй «центристский» сценарий партийного строительства, именуемый в израильской политической традиции one-man, one issue party – лидерская партия одной, но привлекательной, идеи. Например, Моше Кахлон, который, как и теперь Яалон, за два года до прошлых выборов покинул Ликуд и основал партию «Кулану», занявшую в 2015 году ныне желаемую Яалоном центристскую нишу, и электорат которой, как отмечалось, Буги видимо готов освоить, в качестве такой идеи избрал социальную тему. Он пообещал тогда снижение цен на жилье и товары первой необходимости, помощь пожилым людям и молодым семьям, что и принесло партии голоса, обеспечившие ей 10 мандатов в Кнессете – и сейчас уже неважно, что многие из ее бывших избирателей сильно разочарованы результатом ее деятельности. Что же в этом смысле может предложить Моше Яалон?
Приговор по делу Азарии позволил Яалону озвучить политическую и гражданскую составляющую своей платформы – пока достаточно аморфной, но уже включающей некий базовый ценностный компонент. Его роль выполняет идея «уважения к мнению международного сообщества в существенно большей степени, чем это кажется многим израильтянам» в процессе принятия политических решений, включая пути, который Израиль должен выбирать для купирования террористической угрозы. Если к этому добавить декларации Яалона об отсутствии сегодня «прямой и непосредственной угрозы существованию Израилю», из чего проистекает его требование к правительству «прекратить запугивать граждан новым Холокостом, который якобы вот-вот разразится». А также отказаться закупки части дорогостоящих вооружений (типа трех новых субмарин у концерна Thyssenkrupp), перенаправив средства на «нужды инвалидов, больницы, приемные отделения, и на бедность, которая существует в нашей стране». [5] То в итоге получится, как вероятно представляют имиджмейкеры Яалона, его новый политический образ – идеологически умеренный лидер, настаивающий на приоритете либерально-гражданских ценностей в сочетании с заботой о социальном благополучии и «разумном понимании» задач обеспечения безопасности страны.
Собственно, и свое решение покинуть правительство и Кнессет в мае 2016 года Яалон объяснил последовательной радикализацией Ликуда, а также распространением культуры ненависти между всеми слоями в обществе. Утверждая, что «в сегодняшнем Ликуде Владимир Жаботинский (основатель ревизионистского течения в сионизме, являющейся официальной платформой Ликуда –авт.) и Менахем Бегин (символ «либерального лица» и моральный авторитет этой партии –авт.) не прошли бы праймериз», Яалон намекает, что именно он и является настоящим ликудником. Имея правда, в виду не заявку на лидерство в этой партии, а на ее электорат для своего проекта.
Впрочем, главным соперником Яалона, по мнению наблюдателей, на этом этапе является не столько Биньямину Нетаньяху, сколько лидер «Ешь атид» Яир Лапид, которого бывший министр обороны хотел бы, собрав голоса со всего умеренного спектра, оттеснить с позиции главной альтернативы лидеру Ликуда. Эффект от подобных усилий, судя по опросам общественного мнения, пока невелик. Но и выборы в следующий Кнессет, судя по всему, тоже не завтра.
[1]Цит. по: «Sweden’s top diplomat slams Israel’s ‘extrajudicial executions’ of Palestinian terrorists», Jerusalem Post, 02.12.2015
[2] Пост Авигдора Либермана в социальной сети Facebook, 24 февраля 2017
[3] Цит. по: Nahal Toosi and Eliana Johnson, «Sources: U.S. considers quitting U.N. Human Rights Council», Politico, 02/25/2017
[4] Радио «Решет Бет», 31 июля 2016 года.
[5] Видео-обращение Моше Яалона в социальной сети Facebook, 17 мая 2017 года, https://www.facebook.com/BogieYaalon/videos/1586739131359259/?hc_ref=NEWSFEED