Ливано-израильская война, а также события в Дарфуре оттеснили на второй план в мировых и суданских СМИ одну из краеугольных проблем Судана: отношения севера и юга страны. Напомним, что более полутора лет назад — 9 января 2005 г. на стадионе «Ньюайю» в столице Кении Найробе между правительством Судана и Суданским народно-освободительным движением/Суданской народно-освободительной армией (СНОД/СНОА) было подписано Всестороннее мирное соглашение (Comprehensive Peace Agreement – CPA). Это соглашение положило конец (или остановило на неопределенное время) 39-летнему периоду войн южносуданцев с регулярной армией и проправительственными вооруженными формированиями (1955 -1972, 1983 – 2005 гг.).
Как это обычно бывает, события подобного масштаба вызывают большой разброс мнений, как у рядового обывателя, так и у экспертов, вплотную работающих с данными вопросами. Не стало исключением из этого правила и CPA, оценки которого можно условно развести по двум полюсам: сдержанно оптимистические и критическо-пессимистические. На протяжении полутора лет, что претворяются в жизнь базовые принципы и установки CPA, обе стороны – и южане, и северяне – на всех официальных уровнях старались в целом придерживаться сдержанно оптимистических оценок реализации Всестороннего мирного соглашения.
Но в последнее время стал заметен явный отход представителей Южного Судана от вышеуказанных сдержанно оптимистических позиций. Выступая 17 июля 2006 г. в Найроби, первый вице-президент Судана, лидер южан Сальва Киир Майардит посетовал на то, что «осуществление CPA идет медленнее, чем ожидалось, в силу того, что отсутствует механизм, который обеспечивал бы наблюдение и подталкивание сторон (Хартума и Джубы-авт.) к полному и бесповоротному исполнению всех положений договора». При этом Сальва Киир прозрачно намекнул на то, что данный механизм должен быть создан на международном, а вовсе не на национальном уровне: «мы нуждаемся в поддержке мировой общественности, для того чтобы CPA могло быть осуществлено».
Что же касается национального уровня, то там уже действует с ноября 2005 г. Комиссия по политическому примирению. Она состоит из двух представителей от Севера и стольких же от Юга. Кроме них членами Комиссии являются чрезвычайный посланник ООН в Судане, представитель Межправительственной организации по развитию – основного спонсора мирного процесса в Судане, чьими усилиями стал возможен сам факт подписания двумя противоборствующими сторонами CPA.
Основная обязанность комиссии, созданной президентом аль-Баширом, «надзирать, наблюдать, следить за выполнением» CPA. Однако пока этот надзор (или, как считают многие видные южане, его отсутствие) направлен исключительно на защиту северосуданских интересов, что вызывает крайнее раздражение южных элит страны.
Вообще, характеризуя поведение официального Хартума за те неполные 18 месяцев, что прошли с того памятного январского дня, когда казавшийся долгие годы невозможным мир между Севером и Югом был, наконец, заключен, можно обозначить его как «игру в одни ворота». Цель этой игры – не допустить приобретения Южным Суданом государственного суверенитета, то есть реализация малоафишируемой, но широко распространенной в кругах северосуданской политической элиты формулы: «Широкой южной автономии – да, независимости – нет».
Такое положение вещей хорошо видно на примере реализации краеугольных пунктов CPA. Для большой объективности в выборе важнейших и уже реализованных, а также неосуществленных до сих пор, положений CPA мы сошлемся на мнение видного южносуданского политического деятеля Пагана Амума, генерального секретаря СНОД. Амум выделил следующие ключевые моменты CPA, уже претворенные в жизнь «нового Судана»: новая конституция страны, южносуданская конституция, правительство национального единства и парламент.
Новая конституция Республики Судан, введенная в действие 9 июля 2005 г., фактически представляет собой соединение в рамках одного текста принципиальных положений CPA и прежней суданской конституции 1998 году. В политическом плане июльская конституция узаконивает до 2011 г. раздел власти в стране по строго географическому признаку: на Юге полнота власти у СНОД, а на севере – у правящего Национального конгресса Судана (НКС) и его председателя аль-Башира. Самое интересное, что такое положение вещей существовало и до 2005 г.
Таким образом, оппозиция в Судане в очередной раз осталась ни с чем, ну если быть очень точными, то с 20%-м представительством в системе федеральных и региональных органов власти. Причем, учитывая тот факт, что основные оппозиционные партии и движения базируются на севере Судана, то реальная квота на политическую деятельность для оппозиции равна 14%. Оставшиеся 6% отданы аморфной оппозиции Юга, о существование которой можно узнать лишь из документов Национального демократического альянса (НДА), где всем заправляет подлинный хозяин Юга-СНОД и его боевое крыло СНОА.
Иначе говоря, фельдмаршал аль-Башир (так его именуют во всех без исключения официальных документах) и его окружение убили сразу двух «зайцев»: приняли в нужной для южан редакции федеральную конституцию и продлили свое пребывание у власти ещё как минимум на шесть лет. Если за это время в Судане не произойдет ничего радикального, то аль-Башир установит национальный рекорд по времени своего пребывания у власти- с 1989 года. Уже сейчас нынешний суданский президент побил рекорд своего бывшего «коллеги» — Джаафара Нимейри, который пробыл у власти 16 лет.
Изучая основные положения конституции Южного Судана, понимаешь, что и здесь вопреки общераспространенному мнению, северяне не проиграли. Аль-Баширу удалось, то, что в свое время не получилось у Нимейри: всю ответственность за политическое, социальное, экономическое и культурное развитие Южного Судана руководители страны возложили на самих южносуданцев и их лидеров. То есть Хартум скинул со своей «шеи» столь тяжкие камни, как борьбу с бедностью на Юге, ликвидацию неграмотности и другие социально-экономические проблемы. Теперь над ними работают бывшие полевые командиры из СНОД/СНОА, сменившие камуфляжную форму на дорогие европейские костюмы.
В созданном в конце сентября прошлого года правительстве национального единства девять из тридцати мест достались бывшим южносуданским повстанцам. Они получили министерства по делам кабинета, иностранных дел, по делам парламента, внешней торговли, по инвестициям, транспорта и дорог, здравоохранения, по гуманитарным делам, высшего образования и научных исследований. Спору нет, в нормальной европейской стране этими должностями могла бы гордиться любая партия. Но Судан находится не в Европе и здесь в цене вовсе не здравоохранение и научные исследования, а силовой блок (в 2003 г. расходы на армию составили 700 млн. долл. при общем бюджете страны в 1,6 млрд. долл.) и ТЭК. Эти министерские посты оказались, как и ожидалось, в руках членов НКС. Красоту этой политической рокировки можно легко оценить, если принять во внимание следующее обстоятельство: СНОДу достались самые критикуемые, трудоемкие и малофинансируемые (за исключением разве, что МИДа) суданские министерства.
Самая сложная позиция, занятая южанами в правительстве, это, безусловно, МИД. Ведь теперь любые внешнеполитические демарши Судана будут тесно увязываться со СНОДом. С одной стороны, глава МИД обладает определенной автономией в принятии решений, но при этом зачастую важнейшие шаги во внешнеполитической области по сложившейся традиции предпринимает президент, а министр иностранных дел лишь комментирует их мировому сообществу. С другой стороны, попытки руководства МИДа за последние десять месяцев повлиять на принятие президентом тех или иных ключевых решений всегда жестко пресекались, невзирая даже на поддержку со стороны первого вице-президента.
Очень наглядно этот момент демонстрирует несгибаемая позиция аль-Башира по вопросу о вводе в Дарфур «голубых касок» ООН: суданский президент категорически против размещения на западе страны вооруженных сил ООН, считая, что это прикрытие для иностранного вторжения на территорию страны. При этом Сальва Киир отстаивает прямо противоположную позицию, однако ему не удается убедить в этом своего партнера по власти.
Аналогичная правительству национального единства картина сложилась и в сформированной в августе 2005 г. Национальной Ассамблее. «Контрольный пакет» суданского парламента также принадлежит президентской партии.
Все, что мы выше перечислили, относится к успехам, достигнутым в ходе реализации CPA. А каковы же тогда неудачи и трудности, с которыми до сих пор продолжает сталкиваться процесс Всестороннего мирного урегулирования? Почему все большое число представителей суданских СМИ, не таясь, пишут о том, что никакого референдума в 2011 г. не будет? И что же вообще ждет страну: новая гражданская война или «тихое» подчинение Юга Северу?
Начнем, пожалуй, с непреодолимых на сегодняшний момент трудностей в деле полномасштабной реализации CPA. В, первую очередь, по словам Амума, это фактическая «заморозка» Хартумом реализации положений Протокола по разрешению конфликта на территории Эби (нефтеносный район провинции Кордофан, где находится одно из двух крупнейших в Судане нефтяных полей). Напомним, что данный протокол был заключен 26 мая 2004 г. между правительством Судана и СНОД/СНОА в Найваше (Кения) и стал составной частью CPA.
В соответствии с этим документом окончательно вопрос о принадлежности района Эби Югу или Северу будет решен на референдуме в 2011 г. Вплоть до этого момента данный район имеет особый административный статус и подчинен непосредственно президенту Судана. Решать вопросы местного самоуправления поручено Исполнительному совету, члены которого должны избираться жителями Эби. Но первоначальный состав Совета назначен президентом и он же фактически управляет (правда, формально, следуя рекомендациям им же самим назначенного совета) указанным районом.
При этом доходы от добытой на этой земле нефти делятся следующим образом: 50% центральному правительству, 42% правительству Южного Судана, 2% провинции Бахр аль-Газаль, 2% Восточному Кордофану, 2% общности Нгок (народность Динка, коренные жители Юга, проживающие в Эби), 2% племени Мизерийя (арабы Севера, также проживающие в Эби). Однако, учитывая, что, как мы уже говорили выше, на деле всем, включая финансы, в районе Эби управляет президент, то федеральная доля фактически достигает 54%.
Однако корень проблемы вовсе не в протоколе, а в результатах работы Комиссии по определению границ этого спорного района: эксперты единодушно признали права южан на него, хотя местные жители теоретически могут не согласиться с этим и проголосовать на будущем референдуме за вхождение в состав Северного Судана. Именно непрочность и шаткость прав Хартума на этот стратегический для всей суданской нефтяной промышленности район, вынуждает лагерь аль-Башира вставлять «палки в колеса» процессу делимитации и последующей демаркации административных границ территории Эби.
Близким к идеальному выходом из сложившейся ситуации для Хартума является сохранение на неопределенно долгое время особого статуса территории Эби, без проведения там референдума. Вместо волеизъявления всех жителей данного района суданские власти могут ограничиться рекомендацией Исполнительного совета оставить все как есть.
Следует сказать, что проблема района Эби является частным отражением гораздо большей проблемы: делимитации и демаркации всей границы между Северным и Южным Суданом. Предусмотренная в соответствии с CPA специальная смешанная комиссия так до сих пор и не заработала: делить нефтяные поля, приносящие Судану сотни миллионов долларов в год, невероятно сложно.
Из пограничной проблемы проистекает вопрос о разделе в общесуданском масштабе доходов от добычи нефти. Напомним, что этот раздел производится в пропорции 50% на 50% между правительством национального единства и правительством Южного Судана. Собственно претензий к самому разделению доходов нет ни у кого, интрига заключается лишь в той сумме, которая предъявляется южанам как итоговая, от которой им отчисляют их законную половину. Как говорит Амум: «это 100%, теперь мы их делим и это ваши». Не только на Юге, но и на Севере ходят упорные слухи о том, что эти «100%» образуются путем вычитания из реальной суммы всех нефтяных доходов маржи Севера.
Ещё один камень преткновения проправительственные вооруженные формирования в Южном Судане, нераспущенные и неразоруженные до сих пор.
Но гораздо опаснее сейчас другая проблема, а именно постепенное уменьшение роли первого вице-президента Судана Сальва Киира во внутренней и внешней политике страны. Очень показательна здесь ситуация с постом министра энергетики и полезных ископаемых в правительстве национального единства. Борьба северян и южан за этот пост началась ещё в июле 2005 г., затем 30 июля в авиакатастрофе гибнет признанный лидер Южного Судана Джон Гаранг де Мабиор, а на его место приходит верный «первый зам» Сальва Киир Майардит. Сальва Киир оказался менее искушенным в аппаратных играх, чем его предшественник, к тому же не у нет такой харизмы, которой обладал покойный доктор Гаранг.
Все эти факторы и обусловили проигрыш южан в борьбе за административный контроль над суданским ТЭК: новым министром энергетики и полезных ископаемых стал Авад Ахмед аль-Джаз, член НКС. Не удается Кииру и запустить работу неоднократно упомянутых выше комиссий по Эби, разграничению северо-южных границ, а также Национальной нефтяной комиссии.
Так что же надо действительно ждать новой войны между Югом и Севером, или нет? В пользу реальной угрозы возникновения нового акта вооруженного противостояния по линии Джуба – Хартум говорит тот факт, что все чаще возникают вооруженные стычки между правительственными силами и бойцами СНОА. Так 19 июля спор на городском рынке Рубкона солдат суданской армии с их «коллегами» из СНОА завершился перестрелкой, унесшей жизни четырех солдат и семерых горожан.
С другой стороны новая война не нужна ни политической элите Юга, успевший привыкнуть к новой для себя роли менеджеров Южного Судана и потихоньку разворовающей выделяемые на восстановление региона средства, ни северной элите во главе с аль-Баширом, у которого и так много проблем на западе страны – в Дарфуре, где продолжают гибнуть десятки и сотни людей. Поэтому скорее всего и южане и северяне предпочтут закулисный торг по ключевым проблемам открытой войне, где в роли проигравшего рискует оказаться уже вся страна.
Наконец, последнее, все вышеперечисленное, хотим мы того или не хотим, но вызывает ощущение некого «дежавю». Назовем это «дежавю по-судански». Дело том, что в 1972 г. также зимой, только в феврале, в Аддис-Абебе были подписаны соглашения о прекращении военных действий и предоставлении Югу Судана статуса автономного региона в рамках единого государства. Также как и в 2005 г. Гаранг возглавил южносуданское правительство и получил пост первого вице-президента страны, в 1972 г. Абель Альер стал премьером южносуданской автономии и вице-президентом Судана. Президентом тогда, как и сейчас тоже был видный представитель суданского генералитета Джаафар Нимейри.
Одним словом, в 1972 г. началось строительство нового Южного Судана, в котором как хотелось верить его творцам больше не будет места безработице, безграмотности, бедности, преступности и т.д. Но вместо этого там в 1978 г. нашли нефть, и вскоре в 1983 г. снова началась гражданская война. Не правда ли похоже на нынешнюю ситуацию? Есть только одно отличие: у нынешнего поколения южносуданцев шансы на мирную жизнь все ёще остаются. Ими нужно только воспользоваться.