Объявленная утром 25 марта 2020 года добровольная – в кавычках или без них – отставка Юлия Эдельштейна с поста спикера Кнессета пополнила список беспрецедентных для Израиля событий последних 12 месяцев, и прежде всего — политический тупик, который демонстрировали переходящие одна в другую три избирательные кампании подряд. Состоявшиеся 2 марта с. г. последние по времени выборы в Кнессет уже 23-го созыва также не стали исключением.
Послевыборный расклад и (не)возможные перспективы
Правящая правоцентристская партия Ликуд премьер-министра Биньямина Нетаньяху в союзе с двумя партиями религиозных ультра-ортодоксов (т.н. «харедим») — «Еврейство Торы» и ШАС и блоком консервативных религиозных сионистов «Ямина» в сумме получили 58 мандатов (из них 36 сам Ликуд). Их основной соперник, блок центристских и лево-центристских партий «Кахоль-лаван» Бени Ганца и его возможные партнеры из объединенного списка партий «Авода-Гешер» и МЕРЕЦ, в сумме получили еще меньше – 40 (соответственно, 33 и 7) мест в Кнессете. Таким образом, ни Нетаньяху, ни Ганц – даже с учетом того, что его на пост премьер-министра порекомендовали также 15 членов Объединённого арабского списка (ОАС) – не имеют необходимого минимума в 61 из 120 мандатов Кнессета для формирования право-религиозной или левоцентристской коалиции.
Таким образом, в точном соответствии с предвыборными прогнозами, ключевым фактором, без которого формирование любой из двух коалиций является невозможным, остается партия «Наш дом – Израиль» Авигдора Либермана, завоевавшая на этот раз 7 мандатов, почти 6 из которых были получены в среде выходцев из бывшего СССР. В отличие от выборов в апреле 2019 года, когда фракция НДИ порекомендовала Биньямина Нетаньяху, и в сентябре т. г., когда она воздержалась от поддержки любых кандидатов, на этот раз Либерман решил поддержать Бени Ганца, что и позволяет ему первым попытаться сформировать правительство.
Тем не менее, шансов на то, чтобы составить его «узкий вариант» у Ганца немного. Препятствием является требование Либермана о «сионистском правительстве без антисионистов (т. е. арабских партий) и несионистов (то есть, партий «харедим»)». Не говоря уже о том, что и публика, судя по опросам, не в восторге от идеи правительства, включающего ОАС или даже опирающегося на внешнюю поддержку антисионистских арабских партий. Например, в опросе, проведенном в начале марта 2020 года по заказу газеты «Исраэль гайом», против такой идеи выступали 55% опрошенных и лишь 31% респондентов выступали за такой вариант. К тому же, с мнением большинства также оказались солидарны также как минимум трое правонастроенных депутатов от блока «Кахоль-лаван».
Таким образом, на повестке дня вновь стоит вопрос о создании «широкого правительства национального единства», на чем Либерман настаивал накануне и после выборов в Кнессет 22-го созыва в сентябре 2019 года – но так и не смог «вынудить», как он надеялся это сделать, лидеров Ликуда и «Кахоль-лаван», также не сумевших тогда получить со своими партнерами необходимого минимума мандатов, пойти на компромисс. Препятствием были неготовность руководителей Ликуда отказаться от стратегического союза с партиями харедим. А также отказ как минимум двух из трех ближайших партнёров Ганца по блоку «Кахоль-лаван» – лидера левоцентристской партии «Еш атид» Яира Лапида и центристского списка «Телем» Моше (Буги) Яалона – принять «компромисс Ривлина». Согласно которому Нетаньяху первым занимает пост премьер-министра, и в любом случае уступает его Ганцу во второй половине каденции, либо сразу же, в случае вынесения судом обвинительного вердикта по делам, связанным с ведущимися против него расследованиями по подозрениям в коррупции.
Сегодня шансы на создание такого правительства, как считается, повысились, в связи с чрезвычайной ситуацией, продиктованной добравшейся и до Израиля глобальной эпидемией коронавируса. Например, проведенный 13 марта с. г. опрос 12-го канала ИТВ показал, что 64% респондентов вступали за «немедленное создание единого чрезвычайного правительства из Ликуда и «Кахоль-лаван» для противостояния кризису коронавируса и его социально-экономическим последствиям. Оценивая израильский и мировой опыт такого рода коалиционных правительств, исследователи Израильского института демократии (ИИД) Офер Кениг и (Оfer Kenig) и Дана Бландер (Dana Blander) отмечают, что в подавляющем большинстве случаев факторами их формирования (при наличии доброй воли политиков) являются состояние военной, экономической или иной чрезвычайной ситуации, в которой оказалась страна, либо политический тупик.
Как нетрудно заметить, нынешняя ситуация в Израиле отвечает обоим мотивам. На момент написания этих строк еще не было очевидно, смогут ли лидеры двух крупнейших партий – Ликуд и блока «Кахоль-лаван» отложить на время свои личные и политические разногласия. И составить основу такого широкого правительства национального единства (если оно просуществует несколько лет) или временного «правительства чрезвычайного положения», созданного для борьбы с эпидемией и преодоления ее экономических последствий.
Четыре варианта выхода из системного кризиса
Однако в любом случае остается вопрос: имеем ли мы дело с уже не первым в израильской истории ситуативным сбоем, который со временем, как и предыдущие, удастся преодолеть – или системным кризисом партийно-политической системы Государства Израиль, базовые элементы которой были заложены еще за несколько десятилетий до образования самого еврейского государства? Если после выборов 2015 года, многие комментаторы (включая автора этих строк) еще склонялись у перовой версии, то сегодня необходимость структурной реформы израильской парламентской демократии, выглядят более насущными. При этом, принципиально новых, по сравнению высказывавшимися в период прежних сбоев, идей пока не поступало.
Речь по-прежнему идет о четырех предложениях, три из которых связаны с принятием соответствующих законодательных актов в рамках тех или иных проектов реформы политической системы Израиля.
1.Это резкое укрепление исполнительной власти, и, следовательно, стабильности правительства путем введения «исполнительного президентства» в одной из двух его моделей. Американской модели, которая предполагает, что всенародно избранный президент сам формирует «правительство профессионалов». И европейской (парламентско-президентской) модели, при которой президент формирует правительство, состоящее из политиков, ответственных также и перед Кнессетом.
При всей внешней привлекательности этих идей, которые могут способствовать оптимизации исполнительной власти, вероятность их реализации находится под сомнением. Так как имеется большое число экспертов, политиков и представителей общественности, которые высказывают небезосновательные опасения, что итогом перехода к президентской модели может стать чрезмерная концентрация власти в руках узкой группы лидеров и/или стоящих за ними элит – со всеми вытекающими издержками для израильской демократии. Собственно, уже сейчас сколь угодно, возможно, оправданные методы чрезвычайного управления, к которым в условиях вызванного эпидемией и вакуумом власти, прибегает нынешнее переходное правительство, вызывают большое общественное недовольство, которое четко показывает властям границы их возможностей и реформистских инициатив. Потому, максимум, о чем может идти речь на этом этапе – это временный, возможно, некий промежуточный вариант этих двух идей, например, возвращение к прямым выборам премьер-министра и формирование им, в случае невозможности составить коалицию, «правительства технократов». Такая идея в общих чертах обсуждалась, с подачи того же Авигдора Либермана, как временное решение для выхода из политического тупика накануне выборов в Кнессет в марте 2020 года.
3.Это переход от исторически принятой в Израиле пропорциональной системы выборов (голосование за партийные списки) к мажоритарной системе (по избирательным округам). Благодаря чему, согласно оценкам экспертов, провести своих кандидатов в Кнессет смогут лишь две-три крупные партии, обладающие развитой инфраструктурой и базой в местных органах власти, и возможно, одна-две секторальные партии, электорат которых компактно проживает в определенных районах (как например, евреи – ультраортодоксы и арабы). Шансы на реализацию такого сценария, итогом которого может быть «самоликвидация» мелких и средних партий и потеря стоящими за ними общинными группами своего секторального лобби, а с ним – возможности влиять на процесс принятия общенациональных политических решений, оценивается как минимальные.
3.Резкое повышение электорального барьера (то есть, минимальной доли доля голосов, которую должен получить избирательный список для того, чтобы участвовать в распределении парламентских мест). Что вряд ли возможно в нынешней ситуации, судя по настроениям в руководстве как раз крупных партий, склонных, наоборот, поддержать идею снижения электорального барьера, с тем, чтобы в Кнессет прошло больше их «естественных союзников». А пока что, прилагающих, как это делали накануне всех трех выборов Биньямин Нетаньяху, и перед последними по времени выборами – Бенни Ганц, немалые усилия к объединению своих потенциальных сателлитов.
4.В отличие от трех предыдущих, эта идея более связана с различными партийно-электоральными стратегиями в рамках существующей системы: создание широких и устойчивых (а не «технических») предвыборных блоков, способных обеспечить своим инициаторам однозначную и несомненную победу на выборах.
Бывшие и новые соискатели
Попытки создания таких блоков, действительно, предпринимались: в 2013 году это был союз двух правоцентристских партий Ликуд и НДИ «Ликуд Бейтейну»; в 2015 – левоцентристский блок Аводы и Ха-Тнуа «Сионистский лагерь», на нынешних трех выборах – блок двух центристских («Телем» и «Хосен ле-Исраэль») и левоцентристской («Еш атид») партий «Кахоль-лаван». Как показала практика, как минимум, первые два их этих проектов не пережили более одной полноценной каденции Кнессета, и похоже, что третий упомянутый проект, по некоторым признакам – включая разногласия о возможности присоединения к «правительству чрезвычайного положения» во главе с Биньямином Нетаньяху – уже сейчас находится на пути к распаду.
На первый взгляд, центристский блок «Кахоль-лаван» повторяет путь всех израильских проектов, нацеленных не столько на традиционную нишу собственно партий центра, которые пытаются втиснуться в узкий промежуток между ведущими партиями «широкого правого» и «широкого левого» лагеря. Сколько претендующих на роль «центристской партии власти» и, выдвинув привлекательного лидера или идею, освоить, помимо 4-5 «плавающих» между широким правым и левым лагерем мандатов, также максимально большие сегменты умеренных флангов политического спектра страны, и возглавить правительство. А оказавшись в оппозиции, немедленно демонстрируют тенденции к распаду на элементы, из которых она и была в свое время сконструирована.
Наиболее ярким примером в этом смысле была созданная в 2005 году Ариэлем Шароном на платформе его плана «одностороннего отделения от палестинских территорий» партия «Кадима» («Вперед»). Под руководством Эхуда Ольмерта заменившего Ариэля Шарона несколько месяцев спустя, Кадима завоевала 29 мандатов на выборах следующего года и стала правящей партией, но уже к началу 2008 года практически исчерпала свою изначальную идею и потенциал «широкого центристского проекта». И просуществовала на политической арене страны еще полдесятилетия лишь потому, что, сильно «полевев», сумела, уже под руководством Ципи Ливни, вытеснить партию Авода из ниши главной политической силы «широкого левого» лагеря. И проведя в оппозиции почти всю каденцию Кнессета 19-го созыва (2009-2013 гг.), к ее концу раскололась, и тихо угасла в следующем Кнессете, завоевав, под руководством сменившего Ливни бывшего начальника Генштаба ЦАХАЛа Шауля Мофаза на выборах 2013 года лишь 2 мандата.
В последующие годы на освободившуюся нишу претендовали три политические инициативы, каждая из которых была, по сути, «реинкарнацией» одной из трех версий бывшей «центристской партии власти». Наследником Кадимы эпохи Ципи Ливни фактически стала партия «Еш атид» («Есть будущее», ЕА), созданная известным телеведущим Яиром Лапидом накануне выборов 2013 года, которая выбросила тогда лозунги «борьбы за статус и права среднего класса, несущего на себе основную нагрузку налоговых и гражданских обязанностей». И сумела стать главным бенефициаром прокатившихся по стране летом и осенью 2011 года волна протестов против дороговизны жилья и общего повышения стоимости жизни, которая на своем пике вывела на улицы городов Израиля сотни тысяч демонстрантов. Данная стратегия сходу принесла партии 19 мандатов на выборах 2013 года, с которыми «Еш атид» и вошла в третью правительственную коалицию Биньямина Нетаньяху, где лидер ЕА Яир Лапид занял пост министра финансов.
В 2015 году фракция ЕА, сократившись до 11 мандатов, осталась в оппозиции, но постепенно стала вновь усиливаться, подбирая отпадающих от Аводы избирателей из числа «старых мапайников» (представителей семей, ранее поколениями голосовавших за Аводу и ее предшественницу – некогда почти безраздельно правящую умеренно-социалистическую партию МАПАЙ) и голоса, «плавающие» между левым и правым блоком. А также, в стиле «партий центра» в их расширенной версии, выдвинула претензии на умеренные сегменты широкого правого лагеря, постаравшись увлечь их довольно расплывчатой схемой Яира Лапида о «противостоянии между экстремистами справа и слева, которые пытаются упаковать реальность в привычные идеологические модели». И именно в этом качестве объявила себя главным оппонентом Ликуда, сумев стать новой надеждой левоцентристских элит, которые, будучи разочарованы провалом «Осло», все же не желали полностью отказываться от парадигмы «мирного процесса». В итоге к концу 2018 года опросы снова обещали «Еш атид» от 20 до целых 25 мандатов, преимущественно – за счет перераспределения голосов внутри «широкого левого» лагеря.
На новом витке ЕА, не отказываясь полностью от темы борьбы за права среднего класса, сделала акцент на социально-гражданскую проблематику, которая включала два основных сюжета. Первый – это проблема борьбы с коррупцией, привлекшая общественное внимание в связи с расследуемыми полицией (и постоянно сливаемыми в прессу) рядом подозрений в отношении премьер-министра. А также растущее у значительной части общества раздражение «ползучим», как считали сторонники такой точки зрения, изменением исторического статус-кво между светским и религиозным населением страны в пользу религиозных общин и организаций. Что было темой, получившей, как показано выше, столь мощное звучание на «трехтактных» выборах 2019-2020 гг. Параллельно, однако, выяснилось, что на те же роли, голоса и тематику имеются и иные претенденты.
Среди них был бывший начальник Генштаба, а в 2013-2016 гг. министр обороны Израиля Моше (Буги) Яалон. Заявляя, что «самая большая проблема в стране – это коррупция», хотя и «оборонная тема [тоже] вызывает тревогу», в конце февраля 2018 года он приступил к формированию собственной умеренно-центристской партии, во главе которой он был намерен баллотироваться в Кнессет 21-го созыва. Представляя, как мы уже отмечали в предыдущем исследовании, потенциальным избирателям образ «идеологически умеренного лидера, настаивающий на приоритете либерально-гражданских ценностей» в сочетании с заботой о социальном благополучии и «разумном понимании» задач обеспечения безопасности страны. Бывший министр обороны, утверждая, что именно он, а не команда премьер-министра, и является настоящим ликудником, и обещая составить «альтернативу» Биньямину Нетаньяху, как и иные соискатели этого статуса, делал заявку на умеренный фланг партии Ликуд.
Но уже тогда было понятно, что реально он в основном рассчитывал на электорат левоцентристской «Еш атид» и центристской партии «Кулану», а также все те же «плавающие голоса». Иными словами, центристский проект М.Яалона, который получил название «Телем» («Колея», или «Направление движения») на практике постепенно обретал черты Кадимы в версии Шауля Мофаза – также как Яалон, в прошлом начальника Генштаба и министра обороны. Причем, судя по тогдашним социологическим данным, без особых шансов пройти повышенный с тех пор электоральный барьер – в силу чего комментаторы стали говорить о возможном союзе с лидером стремительно теряющей в опросах голоса партии «Кулану», министром финансов Моше Кахлоном.
И под самый занавес каденции 20-го Кнессета у Яалона, Лапида и Кахлона появился новый серьезный соперник: еще один бывший начальник Генштаба ЦАХАЛа Бени Ганц. В конце декабря 2018 года, то есть уже в ходе избирательной кампании в Кнессет 21-го созыва Ганц объявил о создании новой политической партии «Хосен ле-Исраэль» («Стойкость Израиля). Судя по энтузиазму, который этот шаг вызвал в различных сегментах умеренного центра, в лице данного проекта, которому опросы сразу стали предсказывать двузначное число мандатов, речь могла идти о долгожданной многими «реинкарнации» Кадимы в ее центристской версии «Шарона-Ольмерта». Во всяком случае, конкуренты Ганца восприняли его заявку вполне всерьез, и предпочли принять поступившие от него предложения союза.
Уже месяц спустя, в конце января 2019 года было объявлено, что Ганц и Яалон создают совместный список, к которому вскоре присоединился третий из вступивших на том этапе в партийную политику бывших начальников Генштаба Габи Ашкенази, а также глава национального объединения профсоюзов Гистадрут Ави Ниссенкорен, мэры городов и еще несколько видных общественных фигур. Проведенные тогда же социологические замеры показали, что этот список может рассчитывать на 19-24 мандата, в то время как потенциал «Ешь атид» сокращался с 24 до 9-12 мандатов. Подобная тенденция и стала побудительным мотивом для Яира Лапида, буквально за день до окончательного срока подачи списков в избирательную комиссию 21 февраля 2019 года, достичь согласия с Бени Ганцем об объединении в совместный блок трех партий, получивший название «Кахоль-лаван». И именно эта структура стала своего рода «зонтиком» для всех трех указанных выше версий прежней «Кадимы».
При этом надо иметь в виду, что в отличие от прежней «Кадимы», выстроенной вокруг определённой идеологической концепции, объединяющей идеей блока «Кахоль-лаван» была не столько альтернативная Ликуду и правому лагерю внешнеполитическая или социально-экономическая идеологическая доктрина, сколько декларированная ею способность стать центром притяжения членов лагеря «только не Биби». То есть, избирателей чрезвычайно широкого спектра партий «от центра и левее», кто надеялся, сдвинувшись к центру, переломить саму тенденцию неизменного, начиная с 2009 года, формирования правительства лидером Ликуда, «правым ястребом» и «радикальным рыночником» Биньямином (Биби) Нетаньяху. Иными словами, сделать то, что не смогли сделать ни в 2009 году «Кадима», ни в 2013 году Авода, ни в 2015 году блок «Сионистский лагерь», ни другие партии, оспаривающие друг у друга лидерство в «широком левом» лагере. Потому, при неудаче, или даже частичной удаче выполнения своей заявки шансы на сохранение блока «Кахоль-лаван» явно невелики, особенно, если лидер этой фракции, вновь получивший после третьих подряд выборов мандат на формирование правительства, не сможет этого сделать – либо войти в широкое правительство с Ликудом на своих условиях.
Что дальше?
При этом представляется очевидным, что в обществе по-прежнему имеется запрос на наличие в центре политического спектра определенной силы, располагающей автономной позитивной программой, и потому способной в случае сохранения стратегического союза Ликуда и консервативно-религиозных партий, составить ему политическую альтернативу.
Похоже, что аргументом в пользу такой гипотезы могут служить данные о постепенном росте популярности самой идеи «правительства национального единства» как долгосрочной меры. В начале второй выборной кампании, когда Либерман вбросил этот лозунг, его идею «широкого либерального правительства» поддерживали порядка 35%, незадолго до выборов – около половины израильтян. А в сентябре и ноябре 2019 года, в свете того, что альтернативой может стать уже третья за год выборная кампания – уже порядка двух третьих (64%) опрошенных.
Еще показательнее, что когда эти выборы были объявлены, и потом, когда они уже состоялись, и оперативная причина поддерживать идею создания «правительства национального единства», вроде бы, уже отпала, данный вариант по-прежнему оставался весьма желаемым для статистически значимого числа израильтян. Так, в опросе в феврале 2020 года компании Panels Politics по заказу газет Jerusalem Post и «Маарив» сторонников этой варианта развития событий было 42%: более четверти (точнее, 26%) респондентов по-прежнему предпочитали «узкое правительство национального единства» в составе двух крупнейших списков – Ликуд и «Кахоль-лаван», и еще 16% хотели, чтобы их партнёром был также НДИ. Создание право-религиозной коалиции поддерживали лишь 23% опрошенных израильтян, и еще меньше – 19% — левоцентристскую коалицию при внешней поддержке арабских партий. Сходные данные (48% сторонников правительства национального единства в его «широком» или «узком» варианте) показал и упомянутый выше опрос по заказу газеты «Исраэль гайом».
Но интересны также не только абсолютное число тех, кто готов поддержать эту идею, но и их партийная аффилиация, которая неплохо видна в мартовском опросе Panels Politics. Огромное большинство избирателей ОАС и около трети блока «Кахоль-лаван» предпочитает левоцентристское правительство при поддержке арабов, а религиозные парии ШАС и «Ямина», а также большинство избирателей Ликуда – право-религиозную коалицию. И напротив, абсолютное большинство избирателей НДИ, часть ликудников (видимо, относящихся к умеренному флангу избирателей правящей партии), и почти две трети избирателей блока «Кахоль-Лаван» (что примерно соответствует доле ее избирателей «от левого центра и правее») выступили за правительство национального единства. Иными словами, такое правительство готовы поддержать избиратели, занимающие сегменты от умеренно-левой до умерено-правой части политического спектра.
Коль скоро носители именно таких взглядов обычно составляют электоральную базу проектов, претендующих на нишу «центристской партии власти», потенциал для нее имеется. Дело лишь за идеологическим фокусом и харизматическим лидером (список которых, если речь идет о высшем эшелоне трех упомянутых партий – НДИ, Ликуд и «Кахоль-Лаван» или их умеренных флангов, невелик и в известен), способным воплотить такой проект на практике. Впрочем, не исключено, что богатый на события 5780 еврейский год все еще не исчерпал весь список возможных сюрпризов.