2020-й год ознаменовался целым рядом изменений в Турции, которые будут иметь немалое значение для страны и для её отношений с зарубежными партнёрами, включая Россию.

В третьей части нашей публикации, доступной по ссылке на сайте ИБВ http://www.iimes.ru/?p=74952, мы приступили к рассмотрению турецкой внешней политики в 2020-м году и события, которое было расценено одно из переломных в попытках Турции нарастить свое влияние на Южном Кавказе и в Центральной Азии. Речь, разумеется, идет о конфликте в Нагорном Карабахе.

При этом готовность современной Турции использовать как инструменты мягкой силы, так и жесткой силы, отнюдь не означает того, что страна отказывается от своей политики по балансированию между глобальными державами – США, ЕС и Россией. Для определения этой политики в Турции недавно даже прозвучал термин – «золотое сечение».

В том смысле, что речь идет о пропорциональном построении отношений со всеми ведущими игроками без нанесения ущерба другим направлениям внешней политики страны.

На самом деле, в случае Турции, построение такой «идеальной картины мира» пока возможно лишь только в теории – во многом из-за блоковой принадлежности Турции к НАТО и из-за той второстепенной, вспомогательной роли, которую Турция в нем до конца Холодной войны играла. Выражаясь в терминах психологии, Турция оказалась в «эмоциональной петле отношений», когда её воспринимают в качестве младшего партнера Североатлантического альянса, невзирая на то, что и ситуация меняется на глазах, и вес и значение Турции усиливается.

Сегодня Турция пытается если не разорвать, то уж, по крайней мере, постепенно растягивать эту петлю, переходя в иное качество. В том числе, на российском направлении.

Подчеркнем, что каждый более-менее крупный проект между Турцией и Россией, будь то АЭС «Аккую», газопровод «Турецкий поток» или поставка систем ПВО С-400 наталкивается на мощное противодействие как извне страны, так и изнутри неё с привлечением групп влияния. Сейчас уже начало забываться, но, чтобы преодолеть внутреннее антироссийское лобби в Турции по АЭС «Аккую», России пришлось задействовать все механизмы. Не последнюю роль сыграло и то, что Франция стала одним из поставщиков оборудования станции (Франция – тогда ещё, в начале 2010-х годов, имевшая рабочие отношения с Турцией – И.С.).

Стоит отметить следующее обстоятельство: значительная часть ведущих турецких СМИ – это проамерикански и, говоря шире, прозападно настроенные медиа (разумеется, в наши дни стоит вынести за скобки Францию, как страну, с которой Турция исключительно много в последнее время медийно полемизирует – И.С.). Это означает то, что можно выразить перефразом – «про Россию – либо плохо, либо – ничего».

Разумеется, иногда такие западно заангажированные турецкие медиа вынуждены идти за повесткой. К примеру, если на очередной встрече между президентами В.Путиным и Р.Т.Эрдоганом отмечается значительный прогресс или достигаются крупные договоренности, то говорить «на белое — черное» или игнорировать такие новости не получается.

Однако, жизнь складывается не только из победных саммитов, но, в большей степени, из того, что между ними происходит. Есть ещё тяжелые и вязкие переговоры между лидерами двух стран. Мы говорим, как раз про такой аспект жизни. И тогда на первый план в значительной доле турецких СМИ вновь выходит упомянутый выше подход «плохо или ничего». Что сильно мешает продвижению российских интересов в Турции.

Ведь мы сейчас наблюдаем запуск очередного этапа Большой игры, однако, при иных подходах в конкуренции – не через жесткую силу, а через инструменты мягкой силы. Жесткая сила является «последним доводом королей». Все остальное время противостояние идет совсем на других, менее заметных фронтах, а жесткое столкновение если и происходит, то на ограниченных театрах военных действий, в микроконфликтах и при участии различных прокси- или ЧВК, которые формально не имеют государственной принадлежности.

Россия и Турция сегодня являются, как выразился министр иностранных дел Сергей Лавров, «тесными партнёрами» и именно эта характеристика отражает нежелание России идти на обострение отношений с Турцией.

Такой же подход присутствует и со стороны Турции: наращивать свое влияние во всех возможных регионах постсоветского пространства от Украины до Казахстана, не вступая с Россией в «последний и решительный бой».

Тем более, что Россия, выразимся мягко, своими не всегда умелыми действиями на постсоветском пространстве оставляет Турции достаточное пустое пространство для маневра, на которое можно просто прийти и заполнить собой, не оказываясь с Россией лицом к лицу. Допустим, в смысле мягкой силы, Турция по большинству направлений заметно опережает Россию, о чем мы неоднократно писали на страницах ИБВ. И именно использование этих инструментов привело Турцию в итоге на «парад победы» в Баку.

Ну и ещё одно немаловажное обстоятельство: Россию, похоже, устраивает тот факт, что Турция укрепляется на постсоветском пространстве в том случае, если это приводит к снижению влияния там Запада и НАТО.

Исходя из той оценки, которая, по всему выходит, Кремлем дается «тесным турецким партнёрам»: Турция – это «предсказуемый и неопасный противник» (справедлива или нет эта оценка – предмет отдельной дискуссии – И.С.), чего нельзя сказать о Североатлантическом альянсе. Лучше пусть не будет НАТО и США на постсоветском пространстве, а «с Турцией мы и сами разберемся».

И, подводя черту под вероятностью возникновения жесткого конфликта между Россией и Турцией, просто заметим, что если бы такой конфликт мог бы в нынешних условиях состояться, то он уже бы давно состоялся бы.

Лишь только в новейшей истории двусторонних отношений между Россией и Турцией было более чем достаточно эпизодов, являющихся веским поводом для объявления войны.

С российской стороны речь идет о сбитом самолете в конце 2015 года и об убитом после А.Г.Карлове (и то и другое в Турции преподносится как провокация, призванная торпедировать российско-турецкие отношения – И.С.). И заметим, что в первом случае Турция особенно с себя ответственности и не снимала за сбитый самолет. Хотя выступления турецких руководителей и отличались противоречивостью (из серии «перепутали самолеты», «думали – это сирийские ВВС»), но, в итоге, тогдашний премьер-министр страны Ахмет Давутоглу заявил, что именно он отдал приказ нанести удар по российскому самолету.

С турецкой стороны, можно вспомнить гибель трех десятков военнослужащих ВС Турции в сирийском Идлибе в начале 2020 года, в которой турки прямо обвинили Россию (Россия объявила о том, что Турция была неоднократно запрошена о нахождении турецких военнослужащих в районе нанесения удара, но неизменно получался отрицательный ответ – И.С.). Кризис был урегулирован 5 марта в итоге очной встречи между президентами В.Путиным и Р.Т.Эрдоганом в Москве.

И в том, и в другом случаях, речь идет об инцидентах, которые в другие времена привели бы к тому, что была бы объявлена «всеобщая мобилизация».

Однако, ничего похожего в 21-м веке не случилось. Границы допустимого, на фоне кратного роста возможных потерь от военного столкновения, заметно расширились. И для реванширования используются совсем другие инструменты. Отнюдь не предполагающие постановки «под ружье» ВС страны.

Но заметим и ещё одну вещь, что, как показывает опыт последних лет, все, включая США, ЕС и Россию, при введении каких-либо мер ограничительного свойства воздерживаются (во всяком случае, пока воздерживались – И.С.) от того, чтобы вводить меры крайнего свойства, опасаясь «выстрелить самим себе в ногу», настолько все взаимоувязано в условиях современной глобальной экономики.

Это касается санкций в отношении США на действия Турции по закупке систем С-400 у России. Введенные санкции против Управления оборонной промышленности Турции лишь означают то, что с турецким государством США в сфере ОПК не сотрудничают. Но это не значит, что американские компании не могут сотрудничать с турецкими частными компаниями в этом смысле.

Впрочем, следует признать, что исключение Турции из программы создания истребителя 5-го поколения F-35 – это был достаточно сильный и радикальный ход, приведший к прямым убыткам Турции и турецких компаний, вложившихся в этот проект. На него Турция отреагировала достаточно резко, обозначив свое намерение обратиться в сторону альтернативных партнёров в сфере авиации, в том числе, в сторону России.

Однако, исключение лишь подтверждает правило: США не готовы идти до конца, «бросая Турцию в объятия России». Американцы, после АЭС «Аккую» и С-400 уже поняли, что Турция научилась находить альтернативные пути достижения своих целей. И одна из таких «столбовых дорог» пролегает, как раз, через Россию.

То же самое касается и Европейского союза, который, по факту, оказался не готов ввести санкции в отношении Турции за её действия в Восточном Средиземном море. Два подряд Саммита в Брюсселе, в этом смысле, не привел ни к чему.

Напор Греции и Кипра при поддержке Франции не дал ничего. Происходила лишь имитация угрозы, но когда дошло дело до конкретной жесткой и работающей резолюции, то произошло буквально следующее: нашелся миротворец (Германия), нашлись сторонники, или, по крайней мере, не противники Турции в ЕС и нашлись аргументы, почему вводить крайних мер против Турции не стоит.

К классическому аргументу того, что Турция может «развернуться в сторону России» добавляется ещё несколько.

В частности, речь, разумеется, идет о проблеме 4-х млн беженцев, находящихся в Турции в «низком старте» и готовых хлынуть в ЕС лишь только Турция приоткроет свою дверь. Вот Турция, на самом деле, продемонстрировала, что к крайним мерам она, как раз, готова, всего лишь один раз приоткрыв свою границу с Грецией и все прекрасно увидели весьма затруднительные и неприглядные последствия для Европы. ЕС к действиям такого градуса жесткости, как показали события последних месяцев, не готовы. И это отлично почувствовали в Турции.

Второй вопрос – это турецкие диаспоры, проживающие в ЕС. Разумеется, их значительная часть – это просто люди, которые хотят работать и жить в комфортных и спокойных условиях ЕС.

Однако, для того, чтобы создать шум и хаос, вовсе не нужно много людей. Тут просто может срабатывать закон больших чисел: в миллионной диаспоре легче найти «горлопанов», чем в тысячной. Такие «диаспоральные» показатели у Турции есть и Турция предпринимает все возможные усилия для того, чтобы не упускать из виду своих соотечественников за рубежом, строя с ними работу через соответствующие структуры – от TIKA и Управления по делам диаспоры и соотечественников за рубежом при правительстве Турции до Управления по делам религии.

В итоге, сегодня турецкие диаспоры – это уже такой же фактор политики в ЕС, как, допустим, мексиканцы и выходцы из стран Латинской Америки, проживающие в США.

Посчитав одно и другое, ЕС по итогам двух Саммитов ЕС не находит ничего лучше, чем погрозить пальцем в сторону Турции, лишь утвердив последнюю во мнении, что она действует абсолютно правильно и нужно наращивать давление в восточной части Средиземного моря, подлавливая Европейский союз в нехитрые, но эффективные ловушки. В частности, играя на его падкости ЕС на «конструктивный диалог» и разного рода «мирные конференции».

Между тем, пока обсуждается организация Саммита по Восточному Средиземноморью, Турция продолжает действовать в своем ключе.

И, наконец, Россия: на самом деле, «самолетный кризис» 2015 года в памяти специалистов должен остаться не только крылатой фразой про то, что Турция «помидорами не отделается».

Этот кризис внимательным наблюдателям достаточно четко показал границы возможностей нынешнего российского ответа Турции.

Во-первых, никакого немедленного прямого удара возмездия не было. Инструменты жесткой силы, даже в качестве инструмента психологического воздействия, задействованы не были.

Во-вторых, рассматривая и вводя асимметричные ответные меры, Россия оказалась в явно затруднительном положении.

Отключение Турции от российского газа в разгар зимы моментально бы остановило процентов 30 турецкой промышленности и оставило бы множество турецких домов без электроэнергии и тепла. Но на такую меру российская сторона не пошла, потому как, с одной стороны, она не хотела терять многомиллионную газовую выручку страны, а, с другой стороны, не хотела быть, в очередной раз, обвиненной в использовании «энергетического оружия». После Украины ещё и Турцией. То же самое касается и поставки нефти, нефтепродуктов и прочего сырья в адрес Турции. Россия не захотела терять свои доходы, получаемые от Турции.

Эту логику, в принципе, понять можно. Однако, и попытки ограничить действия турецких компаний в России столкнулись с естественными ограничениями.

Целый ряд важных инфраструктурных проектов реализуется с участием турецких строительных компаний в России. Остановить их работу или даже запретить им привлекать к работе свой технический персонал, опять же, означает нанесение ущерба своей собственной экономике. Ведь в России практически нет собственных строительных компаний уровня турецких, а равно как и нет, в достаточном количестве шеф-инженеров и рабочих соответствующего профиля. В итоге получается, что ограничить работу строительного бизнеса Турции в России оказалось невозможным.

Дальше – больше, без полной приостановки воздушного сообщения между двумя странами, оказалось невозможным запретить выезд российских туристов в Турцию. Да, туристические агентства остановили продажу путевок, но аполитичные желающие отдохнуть в Турции попросту перешли на бронирования на различных отельных сайтах-агрегаторах и на покупку авиабилетов не чартеров, а «регулярных авиакомпаний». В итоге, турецкий туризм потерял, но не так много, как если бы был введен полный запрет на авиасообщение между двумя странами.

В итоге, Россия ввела ограниченные санкции в адрес Турции, однако, не столь болезненные, чтобы считаться симметричным ответом.

Подводя черту под нашими рассуждениями: в сегодняшних условиях даже при введении мер «мягкого воздействия» даже ведущие мировые игроки проявляют избирательность, нередко выхолащивая их смысл.

Не говоря уже о том, что меры жесткого воздействия не рассматриваются в принципе.

А, следовательно, если говорить, допустим, о конкуренции за влияние на постсоветском пространстве между ведущими глобальными и региональными игроками, включая Россию и Турцию – это будет весьма сложная игра, где победит не тот, у кого будет преимущество в смысле военной силы, а тот, у кого будет в запасе больше альтернативных инструментов из категории «мягкой силы», у кого они будут более развитыми и кто будет ими более умело пользоваться.

И та же Турция эту ситуацию отлично понимает, активно действуя именно в «мягком направлении», но, наряду с этим, диверсифицируя свои возможности ещё и инструментами жесткой силы. Что сделать не так уж сложно, если учесть, что у Турции – боеспособная и обстрелянная армия, вторая по численности в НАТО. А имеющиеся у себя пробелы Турция в последние годы начала постепенно заполнять, в том числе, через развитие собственного «национального и местного» оборонно-промышленного комплекса.