Продолжаем разбирать книгу главного мозгового центра Турции – Фонда политических, экономических и социальных исследований Турции под заголовком «Большая стратегия Турции».

Перед собой мы видим попытку осмысления новой роли Турции, предпринятую главным мозговым центром Турции – Фондом политических, экономических и социальных исследований Турции (SETAV), на фоне того, как это новое, укрепившееся положение Турции стало все более отчетливо проявляться, как минимум, в регионе нахождения страны.

Главный вопрос, который в наши дни занимает Турцию: каким образом страна может воспользоваться теми тектоническими сдвигами, которые сейчас наблюдаются в мире, чтобы укрепить свой статус региональной державы и даже сделать себе «апгрейд» до статуса державы глобальной?

Предыдущая, 33-я часть публикации доступна по ссылке на сайте Института Ближнего Востока: http://www.iimes.ru/?p=77969.

Напомним, что мы продолжаем разбор так называемого «третьего стратегического пояса» Турции. И, в частности, говорим о роли внерегиональных игроков для Турции, таких как Европейский Союз. Та мысль турецких авторов, на которой мы остановились в ходе прошлой публикации, — Европейский Союз играет одну из ключевых ролей в вопросе построения и проведения Турцией своей «Большой стратегии».

Во-первых, потому что ЕС – это, при всех своих трендах и нюансах, (все ещё) влияние и моральный авторитет в мире. Проекты, поддержанные со стороны ЕС, крепнут в статусе и получают политическое «благословение» и финансовую поддержку. Особый статус Турции – кандидат на члены в этом надцациональном образовании – дает возможность Турции предлагать ЕС различные проекты и инициативы и реализовывать их под эгидой своих отношений с Европой. Тем самым, убивается, одновременно, два зайца: и сам проект реализуется, и создается ещё один пункт в положительную часть турецко-европейской повестки дня.

Во-вторых, потому что ЕС – это крупнейший торгово-экономический партнёр Турции и инвестор в экономику страны. Как бы ни развивался бы турецко-европейский диалог в наши дни, взаимная торговая заинтересованность – это константа отношений. Ни Турция, ни Европа не могут позволить себе потерять друг друга в экономическом смысле. Европа для Турции – это огромный рынок сбыта, а также источник средств и технологий. Что же до Турции для Европы – то она, в экономическом смысле, будучи достаточно крупным рынком сбыта, является ещё и, возможно, самым привлекательным «окном» на Ближний Восток и в Северную Африку. Кроме того, от года к году Турция укрепляет свое логистическое значение перевалочной базы по маршруту Запад – Восток и Север – Юг. Строительство третьего аэропорта в городе Стамбул и создание «Турецкими авиалиниями» своей грузовой компании авиаперевозок следует воспринимать именно в русле этой политики Турции.

В-третьих, гуманитарный фактор в самом широком смысле – от турецкой диаспоры в Европе, до вопроса беженцев и «исламофобии». Это те пункты повестки дня, по которым развивается турецко-европейский диалог. Они, одновременно, представляют собой и интерес Турции, и козыри Турции в отношениях с Европой. Говорили и писали об этом мы уже немало, поэтому повторяться не будем.

Продолжаем обзор турецкого издания в части, касающейся так называемого «третьего стратегического пояса».

От отношений с Европейским союзом, авторы переходят к рассмотрению других регионов и, в это смысле, ими упоминаются Балканы.

Как отмечается турецкими авторами, турецкие отношения с Балканами, в известной степени, повторяют турецкие же отношения с Европейским союзом. За последние 30 лет (после окончания Холодной войны – И.С.), как упоминается, Турция со значительной частью Балканского региона укрепила свои экономические, дипломатические и организационные механизмы.

Со своей стороны, отметим справедливость тезиса о динамичном развитии отношений между Турцией и Балканами.

Спустя столетие после распада Османской империи, перед Турцией возник шанс на «перезагрузку» своих отношений с Балканами. Отметим, что турецкие попытки в этом направлении включают переосмысление общей истории с непременным уходом в историческое забвение таких «явлений», как «национально-освободительная борьба от османского ига» и «панславизм».

Разумеется, Турция стоит на тех позициях, что Османская империя была общим домом для всех народов, её населявших. И, разумеется, не было никакого ущемления прав этих самых народов, что подтверждается тем, что сохранились и их язык, и их культура, и их религия.

Что же до национально-освободительной борьбы прошлого, то у неё были и свои внешние интересанты, которые провоцировали сепаратизм в Османской империи, его поддерживали всеми имеющимися средствами. Разумеется, одним из главных участников этого процесса была Российская Империя. При этом, причины распада Османской Империи лежали, прежде всего, в экономической области. А контекст национально-освободительной борьбы назрел под влиянием конъюнктуры, центробежных сил в Империи и при поддержки внешних сил, желавших распада могущественной доселе Османской Империи.

Вот, собственно, под таким углом зрения современная Турция предлагает Балканам переосмыслить свое прошлое.

В какой мере ей это удастся сделать это на уровне населения Балканских стран – пока до конца неясно. Однако, на политическом уровне следует констатировать, что определенные подвижки в этом направлении уже возникли. По крайней мере с отдельными странами – в первую очередь, где население исповедует ислам. Так, турецкими авторами перечисляются те страны, с кем Турции на Балканах уже удалось построить «особые отношения». К ряду этих стран ими относятся следующие: Босния-Герцеговина, Косово, Албания и Македония.

При этом, как ими подчеркивается, не просматривается угрозы возникновения в этом регионе процессов, ставящих под угрозу цель по достижению стратегической стабильности.

Тем не менее, невзирая на упомянутое отсутствие серьёзных угроз стратегической стабильности, турецкими авторами называется три элемента нестабильности в Балканском регионе.

Первый из этих элементов – это Дейтонские соглашения, подписанные по Боснии и Герцеговине в 1995 году, которые фиксируют достаточно «ломкую ситуацию» в стране. Второй элемент – это напряженность в отношениях между Сербией и Косово, которые провозгласили свою независимость в 2008 году. И, наконец, третий элемент – это Охридское рамочное соглашение, подписанное в Северной Македонии в 2001 году.

Впрочем, как указывается турецкими авторами, не просматривается вероятности того, что, как в случае Ближнего Востока и Северной Африки, эти элементы риска приведут к похожим столкновениям. Однако, одной из целей Большой стратегии Турции является устранение этих рисков и привнесение стратегической стабильности. Поэтому коронавирусная инфекция не знаменует каких-либо разломов в этом смысле.

Авторы предлагают и после преодоления пандемии развивать отношения с Балканским регионом: в двух-, трех- и многостороннем форматах. Одной из их основ должна стать экономическая, дипломатическая и гуманитарная помощь, оказываемая со стороны Турции, при интенсивном использовании общественной дипломатии.

Переходим к региону третьего стратегического пояса, который не может не вызывать особого интереса у российской читающей публики. Речь идет о Центральной Азии. При этом, в контексте политики Турции в этом регионе, турецкими авторами предлагается рассматривать и такие страны, как Азербайджан, Пакистан и Афганистан. Очевидна региональная удаленность Турции от региона Центральной Азии. Но даже, принимая во внимание такой аспект, есть ещё несомненные факторы, которые сближают Турцию и Центральную Азию. Как подчеркивается турецкими авторами, речь идет о культурном и историческом фоне. Наряду, с несомненным развитием торгово-экономических связей Турции с этим регионом, переживающим интенсивный период с момента распада СССР и образования независимых центральноазиатских государств. Эти все факторы, вкупе с важностью региона для мировой политики, «уменьшают /физическое/ расстояние» (от Турции до региона).

Говоря о Центральной Азии, авторы говорят о трех факторах риска, которые существуют для региона.

Один из этих факторов риска является общим для всех стран региона. Речь идет о ситуации смены лидера / руководства страны, которая может приводить к возникновению в стране нестабильности. Говоря об «отдельных» факторах риска, авторами упоминается Афганистан, обстановка в котором имеет шансы «расползания» на весь регион. Далее автор упоминает про индо-пакистанский конфликт и вероятность его перерастания в полноценную войну (опять же, вспоминаем здесь ремарку о том, что Пакистан надо рассматривать в тесной взаимосвязи с регионом Центральной Азии – И.С.).

Впрочем, говоря о ситуации возможной (ну или неизбежной – И.С.) смене лидеров центральноазиатских государств, турецкие авторы подчеркивают, что, по всей видимости, подобного рода повороты не будут представлять для Турции сколь-нибудь большой проблемы.

Однако, Турции необходимо прикладывать усилия к тому, чтобы устранять возникающую нестабильность. А для этого, в свою очередь, потребуются дипломатические, политические и экономические усилия. В этом смысле, как подчёркивается авторами, Турция должна играть в регионе более важную и заметную роль.

От себя заметим, что возрастание роли Турции в Центрально-азиатском регионе уже было замечено Россией и воспринято, как покушение на территорию, провозглашенную как территория исключительного влияния России – ближнее зарубежье.

Впрочем, как можно заметить, Турция не рассматривает российскую реакцию на свое укрепление в Центральной Азии в качестве фактора, который может в этом смысле что-нибудь кардинально изменить. Более того, влияние победы Азербайджана, при поддержке Турции, в Нагорном Карабахе ещё только предстоит в полной мере оценить. Однако, можно уже, с серьезной уверенностью, говорить о том, что Нагорный Карабах и последовавшее за ним подписание «Шушинского» соглашения становятся факторами, на фоне которых активизируются центростремительные силы так называемого «Тюркского мира». Можно сказать, что Нагорный Карабах стал мощным катализатором этой реакции.

Следующий фактор риска, это, как мы сказали выше, — это Афганистан. Куда, заметим, Турция заходит с целью заместить войска НАТО при обеспечении безопасности аэропорта Кабула. И, что характерно, речь идет о плане по привлечению к этому вопросу ещё и Пакистана с Венгрией.

Роль Пакистана как сдерживающего фактора для талибов – понятна.

Ситуация с Венгрией – чуть менее прозрачна и здесь может речь идти о целом комплексе факторов: от внутриполитических процессов внутри Венгрии, до того обстоятельства, что Венгрия, вообще-то говоря, имеет статус наблюдателя в Тюркском совете и, исходя из своих тесных контактов с тюркским миром, не может не интересоваться проблемой Афганистана.

Следует иметь в виду то обстоятельство, что, заходя в Афганистан с подобной миссией, разумеется, Турция серьезным образом рискует. Она идет на конфликт с определенной частью талибов, которые уже выступили негативно против турецкого участия в защите кабульского аэропорта.

Каковы же могут быть выигрыши для Турции, вкупе с существующими рисками?

Во-первых, речь идет о реноме Турции в НАТО и возникновении ещё одного пункта в положительную повестку дня Турции с Североатлантическим альянсом. На фоне очевидного кризиса смысла – на уровне нахождения Турции в НАТО,

Во-вторых, Турция становится силой на земле, действующей от имени США и НАТО.

Это – та роль, к которой Турция стремится и в других регионах мира, включая, в частности, Сирию. Пусть с Сирией и не удалось пока (там США сделали ставку на курдские Силы народной самообороны – И.С.), однако, все равно Турция создает важный прецедент, где она заменяет НАТО на земле и оказывается там, где НАТО, по каким-то причинам, оказываться не готовы.

К слову сказать, от этой идеи до другой – буквально один шаг: речь идет о создании Турцией своей военной инфраструктуры за рубежом.

Турция, создавая свои военные базы, разумеется, имеет над ними полный контроль и суверенитет. Это – целиком и полностью, турецкие базы. Однако, Турция всячески подчеркивает свое членство в НАТО и, более того, свою стратегическую важность для НАТО из серии известного российского высказывания по другому поводу «Есть Турция – есть НАТО, нет Турции – нет НАТО». Имея «приданое» в виде военных баз, Турция неизбежно поднимает свой статус в Североатлантическом альянсе.

Кроме того, заметим, что Турция, не будучи связанным в своих действиях подходом НАТО, может открывать свои военные базы, на базе двусторонних договоренностей, целиком и полностью, по своему разумению там, где НАТО такого себе позволить не может. Речь, разумеется, идет о военных базах на территории постсоветского пространства.

Выскажем сугубо свою, личную мысль о том, что в обозримой перспективе мы можем стать свидетелями «квазирасширения НАТО» на постсоветском пространстве, которое будет упаковано в создание Турцией своих собственных военных баз. Повторимся, что они таковыми и являются, однако, проблема заключается в том, что они могут одномоментно выполнить и задачи, которые могут возникнуть в рамках НАТО. Иными словами, выглядит так, что НАТО «переобувает лакированные штиблеты на тапочки, и перестает громыхать, подкрадываясь к российским границам».

Заметим, что не совсем уж неправы те турецкие обозреватели, которые указали на то, что «Шушинские» соглашения, в части коллективной обороны, между Турцией и Азербайджаном являются важным вкладом в Трансатлантическую солидарность. Пусть даже сейчас все выглядит так, что Турция стала нарушителем спокойствия и опередила Минский формат, в перспективе, взгляд на эту ситуацию на Западе может измениться. Тем более, что Турция прилагает к этому усилия – к тому, чтобы именно под этим углом зрения ситуацию рассматривали бы на Западе.

Так что, турецкое присутствие в Афганистане может стать ещё одним аргументом в пользу того, чтобы политика НАТО в отношении Турции была бы пересмотрена, а вторая серьезно бы укрепила бы свою роль в составе Североатлантического альянса.

В-третьих, Турция позиционирует себя как одно из ведущих государств в деле борьбы с терроризмом «во всех его формах и проявлениях».

Неслучайно ведь на последнем по времени Саммите НАТО, турецким президентом Р.Т.Эрдоганом присутствующим была вручена книга, подробно освещающая турецкую борьбу с террором. Главный тезис – прост: Турция является той страной, которая, в составе НАТО, самым активным образом борется с террором и является, в этом смысле, чуть ли не самым активным членом Североатлантического альянса.

Это, разумеется, не может не вызывать за собой тезиса о том, что «террор не имеет лица», поскольку Турция – представительница исламского мира – борется с террором, не меньше, а даже и больше чем страны – представительницы христианского мира. Таким образом, Турция последовательно разрушает популярный тезис о том, что «современный террор – это исламский террор». И, более того, у неё возникает дополнительный аргумент в деле борьбы с так называемой «исламофобией». Заметим ещё раз: как мы не раз писали в статьях ИБВ, тезис об «исламофобии», судя по всему, имеет для Турции значение скрепы, вокруг которой она пытается сплотить исламский мир.