Внерегиональные государства давно рассматривают Ближний Восток в качестве ценного актива для борьбы за рынки сбыта. В последнее время появился новый фактор для разногласий в виде идеологических взглядов. Китайский лидер Си Цзиньпин, выступая с глобальными инициативами и мечтая реформировать международный строй, в котором доминируют США, стремится перекроить модель мышления, определяющую «Глобальный Юг» в целом и Ближний Восток в частности. Эта борьба за то, что Пекин называет «дискурсивной силой»[i], определит будущее противостояния великих держав и ограничит возможности для регионального сотрудничества в решении глобальных проблем.
Право голоса
В своем сборнике «Культура и империализм», вышедшем в 1993 году, Эдвард Саид утверждал, что именно подходы к изложению событий сыграли важную роль в истории западного империализма на Ближнем Востоке. В постколониальную эпоху неоднозначные идеи Э.Саида нашли отклик в развивающемся мире, особенно в Китае. Возвышение «Запада во главе с США» после холодной войны и последующее вторжение в Ирак вызвали дискуссии о том, как дискурс и изложение событий укрепляют и поддерживают гегемонию Запада в регионе. Так, в своей монографии 2007 года Ма Лижун из Шанхайского университета международных исследований утверждает, что гегемония Запада и положение Америки как единственной сверхдержавы требуют гегемонии над дискурсом или контроля над изложением фактов, которые она называет властью дискурса» [ii].
Сегодня китайские аналитики определяют власть дискурса как «способность к формулировке повестки дня, направленной на изменение глобального регулирования, ценностей и норм с целью легитимизации и облегчения процесса демонстрации государственной власти». Как отметил Кентон Тибо из Атлантического совета, она включает в себя фундаментальное «право говорить» и «право быть услышанным» на мировой арене[iii]. Но ее последствия выходят далеко за рамки риторики: Китай считает, что владение Западом дискурсивной силой позволяет ему отстаивать и поддерживать свое господство над международным порядком. Китайские политики осознали значение силы дискурса в преддверии летних Олимпийских игр 2008 года. Это громкое событие вызвало пристальное внимание международных наблюдателей к Китаю в связи с нарушениями прав человека. В ответ на это Пекин развернул многомиллиардную пропагандистскую кампанию за рубежом, чтобы усилить свою «мягкую силу» [iv].
Завоевывая сердца и умы
Регион Ближнего Востока и Северной Африки (БВСА), включающий 22 члена Лиги арабских государств (ЛАГ) и являющийся местом территориального и религиозного расположения штаб-квартиры Организации исламского сотрудничества (ОИС), состоящей из 57 членов, служит стержнем международного влияния. Миссии Китая способствует совпадение интересов, поскольку многие страны региона разделяют как недовольство «международным порядком, основанным на правилах», который возглавляют США, так и общее стремление к созданию многополярного мира. Кроме того, большинство идентифицируют себя с самопровозглашенным статусом Китая как постколониальной, развивающейся страны Юга и разделяют мнение о недостаточной степени репрезентативности на мировой арене из-за «дискурсивной гегемонии» Запада.
Необходимость обретения дискурсивной силы на Ближнем Востоке появилась после волны антиправительственных протестов, охвативших регион в 2010 году. Ву Сикэ, специальный посланник Китая на Ближнем Востоке в то время, упрекал Китай в пассивной позиции по отношению к кризису, утверждая, что «международная дискурсивная мощь Китая еще не достигла статуса и роли, соответствующих статусу великой державы[v]».
Впоследствии исследователь Шанхайского института международных исследований Ли Вэйцзянь опубликовал в 2013 году статью, в которой привел убедительные аргументы в пользу существования конкуренции за власть над дискурсом на Ближнем Востоке. Несмотря на реальные истоки «Арабской весны», Ли охарактеризовал ее как «манипулируемую революцию», организованную Западом во главе с США[vi].
По мнению Ли и его коллег, американская экспансия не ослабела с угасанием неоконсерватизма после войны с терроризмом. Напротив, США обзавелись более изощренными инструментами для провоцирования смены режимов и «цветных революций». По их мнению, те же самые представители неоконсерваторов, которые выступали за вторжение в Ирак, подтолкнули Вашингтон развернуться в сторону Азии, чтобы сдержать развивающийся Китай, само существование которого угрожает гегемонии Запада.
По мнению Пекина, «разворот» Америки в сторону Азии и ее относительный уход с Ближнего Востока не уменьшили гегемонистских амбиций Вашингтона. Напротив, Ван Цзинянь из Китайской академии общественных наук отмечает, что США активизировали свои усилия по «подрыву, дискредитации и ограничению» интересов развития Китая на Ближнем Востоке, участвуя в конкуренции за сердца и умы арабского мира[vii].
За последние два десятилетия интересы Китая в области развития на Ближнем Востоке действительно диверсифицировались, что требует активного подхода к их защите. В 2022 году объем торговли между Китаем и Ближним Востоком превысил 500 млрд долл., при этом Китай импортирует более половины сырой нефти из этого региона[viii]. В рамках инициативы Китая «Один пояс, один путь» (ОПОП), которая в этом году отмечает свое десятилетие, было построено или инвестировано в более чем 200 крупных инфраструктурных проектов в регионе.
Подход Китая выходит за рамки простого смягчения негативных последствий гегемонии дискурсивной силы США. Председатель КНР Си Цзиньпин вселил уверенность в превосходстве китайской модели над западной, и теперь Пекин считает, что его альтернативные «китайские решения и китайская мудрость» способны устранить «дефицит развития и безопасности» в регионе[ix].
Незаменимые нации
Международные социологические опросы вызывают недоумение у иностранных наблюдателей: Китай сохраняет значительный уровень благосклонности на Ближнем Востоке, несмотря на то что его репрессивная политика в отношении мусульманских меньшинств подтверждена документально. Более того, в последние годы Синьцзян посетило множество высокопоставленных лиц из стран с большинством исповедующих ислам, что говорит о том, насколько искусным становится Китай в управлении общественным мнением.
По мнению Ли Вэйцзяня из Шанхайского института международных исследований, США использовали свои возможности по формированию повестки дня в Сирии, создав «дискурсную ловушку», настаивая на досрочном голосовании в Совете Безопасности ООН. Ли утверждает, что это привело к тому, что Россию и Китай, которые наложили вето на предложение, выставили в качестве защитников «злого режима», в то время как на самом деле они пытались остановить дальнейшее кровопролитие[x]. Одновременно этот инцидент продемонстрировал Пекину еще не реализованную возможность использовать свое постоянное место в высшем органе ООН. С тех пор КНР демонстрирует все большую изощренность в использовании своих прерогатив для достижения политических целей на Ближнем Востоке.
Тем не менее, ОПОП по-прежнему находится в центре внимания китайских усилий в области дискурсивной милы. При Си Цзиньпине Пекин установил стратегические партнерские отношения с 15 странами БВСА, которые соотносят стратегию развития Китая с их собственными видениями. Стремление Китая повлиять на будущее арабского мира проявляется в значительных успехах, достигнутых благодаря так называемым «Шелковым путям» в области здравоохранения, цифровых технологий, космоса и экологии, которые сегодня пересекают Ближний Восток и Северную Африку.
Китай также использует многосторонние организации для институционализации взаимодействия. За последний год он расширил БРИКС и Шанхайскую организацию сотрудничества (ШОС), включив в них страны Ближнего Востока и Северной Африки. В течение последних двух десятилетий Форум китайско-африканского сотрудничества (FOCAC) и Форум сотрудничества Китая и арабских государств (CASCF) также были важными платформами в этом отношении. Повышение статуса CASCF до уровня саммита во время визита президента Си в Эр-Рияд в декабре 2022 года демонстрирует растущее значение региона Ближнего Востока и Северной Африки в глобальной стратегии Китая.
Однако, несмотря на возрастающее участие, китайские аналитики признают, что США остаются главными носителями дискурсивной власти на Ближнем Востоке. Сунь Дэган из Фуданьского университета объясняет, как Китай должен стремиться заполнить эту пустоту, разрабатывая новые концепции, которые «постепенно внедрят китайские идеи в ООН, международные организации и многосторонние нормативы по отношению к Ближнему Востоку»[xi].
В соответствии с этой целью с 2021 года Китай представил три новые инициативы: Глобальные инициативы в области развития (ГРИ), безопасности (ГБИ) и цивилизации (ГЦИ). Они присоединяются к ОПОП в качестве инструментов глобального управления. Учитывая опыт ОПОП, эти новые инициативы скрыто продвигают антилиберальные идеи под видом таких вопросов, как развитие, безопасность и культурный обмен, требующих высокого уровня согласованности.
Безопасность традиционно занимала незначительное место в списке приоритетов Китая в регионе, что может объяснить, почему мир был застигнут врасплох его успешным посредничеством между Ираном и Саудовской Аравией в марте 2023 года. С начала века Китай пытался позиционировать себя как «ответственную крупную державу» с помощью символических специальных посланников на Ближнем Востоке и бессодержательных миротворческих инициатив. Мартовские события гарантируют, что «новая структура безопасности на Ближнем Востоке» и усилия Китая по позиционированию себя в качестве посредника, превосходящего по своим возможностям США, теперь будут восприниматься более серьезно.
ГБИ Китая, напрямую бросающая вызов межнациональным ценностям, является самым очевидным планом страны по подрыву либеральных сообществ. Во время 4-го диалога политических партий Китая и арабских государств, состоявшегося в июле в Нинся, Лю Цзяньчао, глава Отдела международных связей Коммунистической партии Китая, пообещал ежегодно приглашать в Китай 200 лидеров арабских политических партий, аналитических центров и СМИ, пропагандируя общие «восточные ценности» и выступая против «исламофобских стран», навязывающих другим свою культуру и социальные системы.
Различные взгляды
В конечном итоге, хотя некоторые все еще сохраняют надежду на возобновление сотрудничества крупных держав на Ближнем Востоке, укоренившаяся дихотомия между Китаем и США представляет собой совершенно иную реальность. Подъем Китая сопровождается усилением его стремления бросить вызов Западу во главе с США. Запад, в свою очередь, осознает существенную угрозу существующей международной системе со стороны все более напористого Китая.
В значительной степени региональная политика будет определяться сравнительной привлекательностью этих двух конкурирующих взглядов, ведь, как пишет Сунь Дэган, «по сути, это битва за власть над дискурсом» [xii]. Но государства региона будут готовы прислушаться к американским рекомендациям только в том случае, если их партнеры из США приложат серьезные усилия, чтобы понять их точку зрения относительно религиозных вопросов и уважать их долгосрочные стратегические цели.
[i] Сегодня китайские аналитики определяют дискурсивную силу как «способность к формулированию повестки дня, направленную на изменение глобального регулирования, ценностей и норм с целью легитимизации и содействия власти конкретного государства».
[ii] Bingbing Wu, «霸权, 话语, 认同与伊斯兰-评《西方霸权语境中的阿拉伯 —伊斯兰问题研究 》» («Hegemony, Discourse, Identity and Islam: A Book Review of Research on Arab-Islamic Issues in the Context of Western Hegemony»), Hui Studies, No. 4 (2017), 28-34.
[iii] Kenton Thibaut, «Chinese Discourse Power: Ambitions And Reality In The Digital Domain,” Atlantic Council, August 2022, https://www.atlanticcouncil.org/wp-con- tent/uploads/2022/11/Chinese-Discourse-Power-Ambi- tions-and-Reality-in-the-Digital-Domain.pdf.
[iv] Там же.
[v] «中东问题特使: 中国目前的国际话语权和国家地位尚不匹配» («Middle East Special Envoy: China’s current international discourse power does not yet correspond to our national standing»), China Network Television, June 3, 2012, http://web.archive. org/web/20230930154027/https://news.cntv.cn/chi- na/20120306/106887_1.shtml.
[vi] Weijian Li, «International Competition for Discourse Power in the Middle East Upheaval and Implications for China» Journal of Middle Eastern and Islamic Studies (in Asia) 7, 2 (2013), 75-95.
[vii] Jingyan Wang, «中美博弈背景下中国与阿拉伯国家
共建“一带一路”的前景与路径探析» («Examining the Prospects and Pathways of China’s Belt and Road Initiative with Arab Countries in the Context of US-China Competition»), World Socialism Studies, 11 (2022).
[viii] The ChinaMed INDEX, based on UN Comtrade data, n.d., https://www.chinamed.it/chinamed-data/mediter- ranean-region.
[ix] Там же.
[x] Michael Schuman, Jonathan Fulton, and Tuvia Gering, «How Beijing’s newest global initiatives seek to remake the world order», Atlantic Council Issue Brief, June 21, 2023,
https://www.atlanticcouncil.org/in-depth-research-re-ports/issue-brief/how-beijings-newest-global-initiatives- seek-to-remake-the-world-order/.
[xi] 构建具有中国特色的区域国别学 («Constructing
Area and Country Studies with Chinese Characteristics»), China Social Science Network, July 20, 2023, http://web. archive.org/web/20230730143844/https:/www.essra.org.cn/view-1000-5278.aspx.
[xii] «当前形势下中国的中东外交及与中东国家的关系: 机遇,挑战及应对» («China’s Middle East Diplomacy and Relations with Middle Eastern Countries Under the Current Developments: Opportunities, Challenges, and Solutions»), Shanghai Institutes for International Studies, September 29, 2022, http://web.archive.org/web/20230216225125/https://brgg.fudan.edu.cn/arti- cleinfo_5219.html.