Наступает время большого торга. Консультации по вопросу введения экономических санкций в отношении Ирана входят в свою решающую стадию. На сегодняшний день, по оценке ряда экспертов, остается только одна страна – постоянный член Совета Безопасности ООН Китай, который выдвинул в последний момент ряд дополнительных требований в качестве условия своего присоединения. Вопрос по большому счету у Пекина только один: кто заменит Иран в качестве одного из основных поставщиков углеводородов на его внутренний рынок. Саудовская Аравия, которую считали одним из главных претендентов на эту роль, начала упрямиться. Все дело в том, что хитрые китайцы, используя сложившуюся коньюктуру, выдвинули ряд предложений по заключению долговременных контрактов по фактически «замороженным» ценам, что Эр-Рияд как нормального коммерсанта не устраивает категорически. Той же самой позиции придерживается и один из основных поставщиков газа Катар. И это не говоря о том, что контракты основных экспортеров углеводородов расписаны на несколько лет вперед и не совсем понятно, как эти контракты перекраивать, кто будет платить неустойки и т.п. Это те моменты, которые Вашингтон поторопился назвать «чисто техническими», способны затянуть время введения санкций на очень продолжительный срок. А ведь их скорейшее введение и вообще демонстрация наступательности на иранском направлении является одним из условий возвращения Израиля за стол переговоров с палестинцами, о чем было радостно сообщено общественности 9 мая с.г.
Такая ситуация заставляет Тегеран менять тактику. Вообще надо отдать ему должное. Если опустить прямолинейные и дуроломные высказывания иранских лидеров, которые только подбрасывают «дров в костер», то в остальном Тегеран демонстрирует очень гибкую политику. Поняв, что дальнейшими обещаниями о готовности обогащать свой уран за границей Запад более в заблуждение не ввести, иранцы начинают активную фазу по расколу и так не очень монолитного блока стран, обеспокоенных иранской ядерной программой. И основной упор сделан на страны «третьего мира» и Китай. Только за начало мая с.г. иранские эмиссары самого высокого уровня удостоили своим вниманием Африку (Уганду и Зимбабве), где заключили ряд весьма невыгодных для себя и очень выгодных для их африканских друзей контрактов, в том числе и по добыче и экспорту урановой руды. Как следствие, обе эти страны сразу же присоединились к противникам введения экономических санкций. И это не говоря о Намибии, где иранские фирмы уже несколько лет успешно «открытым способом» добывают тот же уран.
В этом и заключается гибкость иранской тактики. Они работают «широким веером», пропорционально распределяя раздачу «пряников» среди всего спектра стран «третьего мира», не деля их на «главных и неглавных». В этой связи примечательно, что иранцы в самый разгар «уламывания» Китая, объявили о передачи концессий на разработку своего одного из мощнейших углеводородных полей Южного Парса китайским, индийским и малазийским компаниям. При этом западные фирмы, которые уже подали заявки на участие в тендере, фактически отодвинуты от сделки волевым решением Тегерана. Об этом заявил министр нефти и газа Ирана, обвинив западноевропейские компании «в затягивании процесса развития месторождения годами». Западные компании тоже понять можно. Их менеджмент оказался в очень плохой ситуации, когда «на носу» введение санкций, что автоматически тормозит любые инвестиции в очень «лакомый» (по некоторым оценкам, самый большой по запасам в Иране) кусок. Как следствие, потеря очень перспективного направления добычи углеводородов.
Тем не менее, Китайская национальная нефтяная компания совместно с малазийскими и индийскими партнерами уже подписала контракт на разведку и эксплуатацию месторождения. Согласно ему, Пекин инвестирует в иранский газовый сектор 5,5 млрд долларов. Это серьезная заявка «на успех», которая заставляет по новому взглянуть на позицию китайцев по вопросу введения режима экономических санкций. Если ЦК КПК решилось на такую операцию, то это означает только одно: в Пекине четко обозначили «рамки» этих санкций, за которые они выйти не позволят. Рискнем и предположим, что в китайской версии эти санкции коснутся только товаров «двойного назначения», технологий для ядерной программы, возможно – экспорт урана. Но на углеводороды будет наложено табу, или же в действие будут введены уже печально знаменитые по Ираку схемы «нефть за продовольствие». Кстати, этой же схемы «умных санкций» придерживается и Россия. Если учесть, что и Бразилия, «подсаженная на иранскую инвестиционную иглу», категорически против введения режима санкций, то получается, что почти все страны БРИК по этому вопросу солидарны.
Похоже, что и «западники» будут вынуждены согласиться на что-то похожее, поскольку в случае запрета экспорта углеводородов автоматически в разы падает уровень благосостояния иранского населения, а это недопустимо с «гуманистической» точки зрения Запада. Но в этом случае дискредитируется сама идея санкций как эффективного механизма давления на Тегеран.
Правда, по некоторым оценкам, «не так страшен черт, как его малюют». Дело в том, что общий объем необходимых для иранского углеводородного сектора инвестиций составляет 200 млрд долларов. Таких денег для Ирана у Китая и Индии просто нет. Да и технологии у них, мягко говоря, не самые передовые. А Тегерану нужны передовые технологии и на порядки больше инвестиций. В этой связи единственно приемлемым решением в этой ситуации будет наложение эмбарго не только на товары «двойного назначения», но и на технологии по разведке и добыче нефти и газа. Китайцы «со товарищи» в настоящее время просто не в состоянии «переварить» весь углеводородный сектор Ирана. Таким образом, основной задачей режима санкций становится не только прессингование иранской ядерной программы, но и торможение любого технологичного развития сектора добычи полезных ископаемых в Иране. Это вызовет само по себе резкое сокращение государственных доходов, а значит, урежет Тегерану поле для маневра по его «заигрыванию» со странами «третьего мира» и развитию ядерной программы .
Если этот вариант будет, в конце концов, поставлен «во главу угла» режима экономических санкций, то можно будет считать, что достигнута максимально возможная в нынешних условиях задача. Правда, остаются вопросы в отношении эффективности контроля за соблюдением этих санкций, но эта другая тема.
Это хорошо понимают в Тегеране, и в этой связи они не оставляют попыток «раскачать» вроде бы уже сложившейся твердый «антииранский» союз между США и Евросоюзом. Об этом свидетельствует положительная реакция иранцев на инициативу Анкары по посреднической миссии налаживания диалога по линии Тегеран-Брюссель. Турция, которая не приветствует введение санкций, старается вновь заявить о себе как об универсальном механизме соединения Востока и Запада. Кстати, эту инициативу поддержали и в Дамаске. Есть уверенность, что эта же тема будет обсуждаться и во время визита президента РФ Д.А.Медведева в Сирию и Турцию, как и то, что ожидать прорывов в связи с этой инициативой не стоит. В данном случае речь идет только о затягивании времени. Ничего кардинально нового Тегеран предложить Евросоюзу не сможет. А подготовительные шаги иранцев к этому возможному диалогу и отводу европейских компаний от разработки своих углеводородов, по большому счету, как мы это выяснили, фатальных последствий для них не имеют.
Другое дело, складывается впечатление, что в Вашингтоне не очень верят в успех предполагаемых санкций. Там потихоньку начинают кроить новую архитектуру баланса сил на Среднем и Ближнем Востоке. Доказательством этому является перепетии вокруг подписания контракта между Россией и Турцией о строительстве первой турецкой АЭС. Не надо обманываться в оценках «степени самостоятельности» турецкого руководства. Без «тихой санкции» Вашингтона этот контракт не имеет шансов на успех. Строительство станции – это выравнивания баланса сил за счет ядерной программы Турции, которая сейчас является единственным достойным противовесом Ирану.
Из этого вытекает еще один вывод. В Вашингтоне пришли к мнению о бесперспективности однополярной системы мира и готовы «потесниться» на поле строительства коллективной системы безопасности.