Многие эксперты, которые специализируются на анализе «арабской весны», утверждают, что крайне сложно предположить развитие событий даже в среднесрочной перспективе. При этом все в один голос говорят о высокой степени риска усиления исламистского экстремизма с очень неприятными перспективами для цивилизованного мира.
Тем не менее, по нашему мнению, уже можно вполне четко указать на ряд факторов, которые в той или иной степени повторяются в каждой арабской стране, которая вышла из-под режима диктатуры.
И здесь очень показательна ситуация в том же Ираке. Общая тенденция — после ликвидации «светских» диктаторских режимов страны входят в полосу разбалансирования центральной власти с одновременным усилением местных разноплановых элит. Этот процесс наблюдается и в Ираке, и в Ливии, и в Тунисе, и в Йемене. При этом иракский пример показывает, что период неопределенности и выстраивания новой сбалансированной системы распределения экономических благ может длиться сколь угодно долго по причине возникновения после свержения диктаторов примерно равных по силе и потенциалу финансово-клановых групп, которые абсолютно не привыкли проигрывать на выборах. Собственно и вся эта арабская «весна» произошла ровно по той причине, что старые диктаторские элиты потеряли «чувство меры», грубо нарушили системы пропорционального распределения национального богатства и вошли в полосу кризиса идей и идеологии развития. Требования «свободы и демократии» здесь необходимо рассматривать лишь как следствие, а не как первопричину. Мусульманский мир находится еще в той «счастливой фазе» своего развития, когда эти понятия, несомненно, проигрывают соображениям элементарной экономической выгоды и стабильности. Да и «свобода» там приемлема каждой конкретной группе только до той поры, пока она обеспечивает ее экономические дивиденды. Ситуация в Ливии в общем и целом начинает повторять иракский сценарий развития событий, что говорит о тенденции.
При этом необходимо отметить еще один очень важный момент, который напрямую связан именно с возможным усилением экстремизма. Под последним многие эксперты подразумевают явление, которое принято называть «Аль-Каидой». Если мы возьмем тот же Ирак, то увидим, что влияние «интернациональной» «Аль-Каиды» в стране падало пропорционально усилению собственных национальных групп в лице шиитов, суннитов и курдов. Там возникла даже собственная «Аль-Каида Ирака», которая явно не симпатизировала пришельцам из Пакистана. И это ослабление «интернационалистов» было связано не сколько с успехами американских войск и спецслужб, а с тем, что «интернациональная» идеология Усамы бен Ладена «со товарищи» вошла в явное противоречие с узконациональными интересами местных элит. Идет борьба за власть и экономические привилегии, и «чужаки» со своими мыслями «о всеобщем мусульманском счастье» совершенно не вписываются в эту систему координат. Ровно этим же фактором объясняется и резкое понижение авторитета номинального военного руководителя Переходного национального совета (ПНС) Ливии, записного сторонника «Аль-Каиды» А.Бельхаджа, который эксплуатирует наднациональные идеи, пытаясь тем самым минимизировать недостаток поддержки со стороны влиятельных племенных групп. Примерно та же история и с тунисской «Ан-Нахдой», которая категорически дистанцируется от международных радикалов.
На смену последним приходят «братья-мусульмане», которые уже давно не радеют о всеобщем счастье, а преследуют четкие цели по получению власти в отдельно взятой стране, а не во всем мире. Это совсем не С.Кутб с его идеями «всемирного халифата», здесь все гораздо практичнее. А идеология «о возвращении к корням» просто является единственно возможной в мусульманском мире для того, чтобы объединить возможно большое количество народа. Нет в арабской политической культуре многообразия философских идей и идеологических оттенков. Есть четкая родо-племенная система, которую пока никто и ничто не в состоянии серьезно «размыть». Для этого нужны века и ударная урбанизация, чего в арабском мире нет или существует в очень малой мере.
Отсюда полная зависимость от природных ресурсов, иностранных инвестиций и технологий. Все попытки диверсифицировать свою сырьевую экономику привели на сегодняшний момент к очень малым результатам. К этому необходимо прибавить очень серьезную продовольственную зависимость большинства арабских стран от тех же стран Запада. Отсюда необходимо рассчитывать и будущую стратегию новых политических сил в арабских странах, какие бы идеи они не проповедовали перед толпой. Здесь могут упомянуть Иран, который демонстрирует многолетнюю устойчивую тенденцию к экспорту идей «исламской революции» и не желает «приспосабливаться». Но это не совсем так. Под термином «экспорта революции» маскируется обыкновенное стремление иранцев восстановить свое влияние в мусульманском мире, а вернее среди его шиитского сегмента. Так как, иных козырей типа этнического у них в резерве нет, остается эксплуатировать тему «шиитской революции», которая подкрепляется финансовыми вливаниями от экспорта нефти и газа. Ну и конечно, «беспроигрышная» антиизраильская риторика.
Египет, Тунис, а в перспективе – Сирия такой «роскоши» себе позволить не могут. Они вынуждены инкорпорироваться в мировую финансовую систему, иначе экономические неурядицы сметут любую исламскую идеологию. А отсюда умеренность в политике и склонность к компромиссам. Прекрасным примером здесь является тот же Судан, «жесткое исламистское руководство» которого в сравнительно короткие сроки трансформировалось в очень умеренное, поскольку жизнь заставила. Ровно такая же история (или очень похожая) произойдет и с новыми «революционерами», страны которых природа обделила ресурсами.
Вот это, пожалуй, основные тенденции развития арабских стран после цепочки нынешних «революций», которые можно попытаться предсказать уже сейчас.