Одним из главных побудительных мотивов начала массовых народных движений в арабском мире стал вопрос о смене власти, которая десятилетиями на разных уровнях оставалась неизменной и, естественно, не была заинтересована в проведении каких-либо знаковых реформ в экономике и социальной сфере стран региона.

К тому же, уход из жизни или политики в последние несколько лет многих знаковых фигур на Ближнем Востоке (сделал не только скучными саммиты ЛАГ – А.В.), обострил одну из основных проблем современной арабо-исламской государ­ственности, когда переход власти и смена элит превращались в перелом общества. Тем более что сегодня в арабском мире, пока не просматривается харизматиче­ского лидера регионального масштаба.

Лидера, который имел бы воз­можность предложить эндогенный общеарабский проект раз­вития светского модернизационного содержания с учетом ин­тересов арабо-исламского большинства, прав и желаний наци­онально-религиозных меньшинств и сплотить вокруг него представителей региональных элит и широких слоев населения арабских стран.  В сложившихся военно-политических условиях Ближнего Востока подобного рода изменения могут иметь весьма негативные последствия.

При этом неопределенность перспектив сохраняется и в тех странах, которые оказались лишь косвенно затронуты событиями «арабской весны» и где, казалось бы, проблема смены власти была решена и являлась «семейным делом», как, например, в Саудовской Аравии.

Дей­ствующий в королевстве механизм преемственности власти оформился еще в 1930-х гг. ХХ века в период правления основателя со­временного саудовского государства короля Абдель Азиза Ибн Сауда. Согласно ему власть в королевстве носит наследствен­ный характер и передается по старшей линии в роду представи­телям семьи Саудидов и связанных с ней родственными узами крупнейших племенных кланов Саудовской Аравии.

Статья            так называемого «Основного закона», принятого королем Фахдом в начале 1990-х гг., и созданный в 2000-м году совет из 18 старших принцев королевской семьи по определению пре­емственности власти, несколько расширили возможности вла­сти в вопросе выбора преемника. Принятый осенью 2006 г. за­кон о создании комиссии по принятию королевской клятвы внес определенные коррективы в статью 5 «Основного закона». Он был направлен на создание защитных механизмов от внутри­семейной борьбы за власть, придание конституционной видимости про­цессу ее передачи, и несколько расширил круг участников ме­ханизма принятия решений и кандидатов на высшие должнос­ти в стране. Однако данные меры носили косметический харак­тер и не могли изменить сложившуюся практику в вопросе сме­ны власти.

До начала революционных событий на Арабском Востоке традиционный механизм работал достаточно устойчиво. Передача власти наследному принцу Абдалле после кончины короля Фахда в августе 2005 г. прошла без видимых конфликтов в правящей элите. Впервые в истории королевства к власти пришел выходец не из клана Судейри, представители которого традиционно правили страной после смерти Ибн Сауда.

В то же время, воцарение Абдаллы на саудовском престоле вряд ли могло свидетельствовать о серьезных переменах в во­просе о власти на верхних этажах правящей элиты. Скорее это произошло в результате компромисса между соперничающими фракциями королевского семейства в целях сохранения преем­ственности саудовского курса. Одним из первых указов новый король назначил в качестве наследника престола выходца из клана Судейри — Султана бен Абдель Азиза (ныне покойного), занимавшего пост министра обороны с 1962 г. Таким образом, сохранился тради­ционный механизм смены власти и баланс сил в правящей эли­те.

Власти королевства стремились объединить свои силы для решения стоящих перед страной весьма непростых задач. Речь шла, прежде всего, о выработке оптимального курса государ­ственных реформ и противодействия терроризму. При этом го­ворить о наличии какой-либо системной оппозиции, тем более внутриэлитного характера, не приходилось.

В феврале 2005 г. в Саудовской Аравии, впервые в истории, были проведены частичные муниципальные выборы, однако избранные в ходе них городские советы так и не смогли полно­ценно заработать к назначенному времени. В тоже время, с конца 2007 года в саудовском руководстве усилился конфликте между представителями различных поколений са­удовской королевской семьи по вопросу о путях дальнейшего развития страны. Данный факт косвенно свидетельствовал о том, что устояв­шийся порядок власти в королевстве мог быть поколеблен, особенно в случае возникновения в стране кризисной ситуации.

С началом событий «арабской весны» и постепенным распространением ее последствий на другие страны региона, оказывалось достаточно сложным предсказать, насколько долго сможет сохраняться в неизменном виде достигнутый баланс сил.  Действительно, сохра­нять прежнее равновесие становилось все труднее. Второе поко­ление в правящей королевской семье постепенно выходило (через бизнес — А.В.) на политическую авансцену и требовало своей доли во власти.

В целях сохранения баланса сил саудовскому руководству пришлось задуматься над разработкой но­вой формулы власти, способной обеспечить доступ к управле­нию государством представителей нового поколения саудовцев, и не только из ныне правящей семьи. Это было особенно акту­ально с учетом наличия в стране внесистемной оппозиции, ря­ды которой регулярно пополняются за счет выходцев из небо­гатых слоев городского населения и сельских мигрантов. В этой связи борьба с бедностью и безработицей становилась актуаль­ной задачей саудовских властей. Ее решение облегчалось  благоприятной коньюктурой на мировых рынках нефти. Однако ку­да большую озабоченность саудовского руководства вызывала значительная религиозная оппозиция, которая не только по­тенциально угрожала стабильности страны, но и была способна по­дорвать легитимность нынешней власти, основанной на прин­ципах ислама и шариата.       Углубляющееся в стране социальное неравенство, несомненно, служило питательной средой для рос­та оппозиционных настроений, которые в условиях отсутствия светских политических и общественных институтов канализи­ровались в религиозной форме. Треснувший социальный мир можно было попы­таться склеить путем массированных финансовых вливаний. В конце лета 2011 года саудовский монарх издал ряд королевских декретов, согласно которым на социальные нужды населения были ассигнованы миллиарды долларов США. Однако куда сложнее было справиться с решением политических проблем общеарабского характера. Эскалация напряженности в регионе приводила к тому, что призывы к джихаду становились привычным элементом пятничных проповедей в мечетях коро­левства. А растущее участие выходцев из королевства, сражавшихся в Сирии против Асада превращало слова в дела. К тому же оппозиция пользовалась симпатией и поддержкой различных групп населения страны, в том числе представлен­ных в саудовских силовых структурах.

Пока саудовскому режиму удавалось справляться с акциями со­циального протеста  и удерживать их от перерастания в неконт­ролируемые действия. Однако практически невозможно пред­сказать, когда количество перерастет в качество и градус внут­ренней напряженности повысится настолько, что приведет к нарушению военно-гражданских отношений и баланса власти. Сложно также спрогнозировать, до каких пределов спецслужбы и армия смогут действовать против своего народа. Нельзя ис­ключать, что регулярные войска могут решить отойти на задний план, предпочитая не столько подавлять, сколько умиротво­рять общественность. Если режим утратит поддержку со сторо­ны армии, он станет более уязвим для оппозиции, прежде все­го действующей под знаменем политического ислама.

Очевидно, принимая во внимания сложившиеся обстоятельства, саудовский монарх в последних числах марта 2014 года произвел ряд знаковых кадровых перестановок в высших эшелонах власти. Так, хворающему наследнику престола принцу Сальману (77 лет) назначен новый заместитель принц Мукрин (68 лет). Внешне этот шаг мог выглядеть весьма логичным, и объясняться стремлением монарха обеспечить бесперебойную работу властного механизма, особенно в столь непростых региональных условиях. С другой стороны ряд обстоятельств могли свидетельствовать о некоторой необычности данного шага.

Так, назначение принца Мукрина состоялось за несколько часов до прибытия в КСА президента США Б.Обамы, которому многие наблюдатели пророчили весьма непростые переговоры с саудовским руководством по целому спектру региональных проблем, прежде всего по Ирану и Сирии.

Во-вторых, обратило на себя внимание необычно жесткое заявление, с которым выступил монарх в ходе своей речи по случаю назначения принца Мукрина заместителем наследника престола. Так, Абдалла дал ясно понять, что это его решение является окончательным, не может быть оспорено или отменено никем и ни при каких обстоятельствах. По оценке ряда искушенных экспертов подобное заявление могло рассматриваться как негласное указание на то, что состояние здоровья самого монарха и  наследного принца Сальмана действительно серьезно ухудшилось за последнее время. При этом новый заместитель наследника престола принц Мукрин мог рассматриваться как наиболее вероятный претендент на занятие  в будущем престола в случае смерти или длительной нетрудоспособности действующего наследного принца или монарха.

Однако, пожалуй, самым любопытным аспектом данного назначения стало то обстоятельство, что принц Мукрин является одним из самых молодых сыновей (42-м) основателя династии Саудидов (Ибн Сауда), а его матерью является Барака аль-Йаманийя. То есть  она не происходит из племени Саудидов и трех других союзных ему кланов, что нарушает одну из основополагающих негласных традиций наследования власти в королевстве. Таким образом, Мукрин, с одной стороны, не приходится единоутробным братом действующему монарху, а с другой не принадлежит к семейству ас-Судейри. Иными словами он в отличие от сыновей Ибн Сауда – бывшего короля Фахда, покойных ныне наследных принцев Султана и Найефа, заболевшего Сальмана и принцев Адбул Рахмана, Турки ат-Тани и Ахмада рожден не Хассой бинт Ахмад ас-Судейри.

Более того, если допустить, что новый заместитель наследного принца имеет много шансов стать будущим саудовским монархом, то его нынешнее место вероятнее всего займет еще  один выходец не из клана ас-Судейри. Уже сегодня некоторые пророчат это место старшему сыну действующего монарха принцу Мутаибу министру по делам Национальной Гвардии (который на деле осуществляет командование этой мощнейшей спецслужбой королевства). Дело в том, что сам нынешний король был рожден Ибн Сауду его женой из влиятельного племени Шаммар по имени Бинт Аси аш-Шураим. Означает ли это, что долголетняя власть всесильной «7-ки Судейри» сходит нанет и дорогу людям из клана Судейри к самым высоким постам в государстве перекрывают другие представители династии Саудидов. Или же ее представители просто переживают непростые времена и могут со временем восстановить свои позиции.

В тоже время, эвентуальный приход во власть представителей так называемого второго поколения Саудидов, которых насчитывается несколько сотен человек, не обязательно откроет эру стабильности и процветания королевству, а равным образом может спровоцировать нежелательные потрясения внутри страны и правящего клана, в частности.

С другой стороны «авансовое» назначение  наследным принцем Мукрина означает, что шансы занять королевский престол у нынешнего министра внутренних дел принца  Мухаммеда бен Найефа, если и не сильно ослабли, то явно поколеблены. В тоже время, принц Мухаммед вполне справедливо считал себя достойным кандидатом на высший пост в королевстве. По свидетельству близко знающих его людей он весьма неплохо проявил себя во время работы за границей, а также умудрился за 2 года после назначения на указанную должность приобрести заслуженную репутацию внутри страны как непримиримого борца с терроризмом.

Примечательно, что еще совсем недавно его очень тепло принимали в США, где он  участвовал в работе международного саммита по безопасности. Более того, как свидетельствуют осведомленные источники, принц Мухаммед обсуждал с рядом участников саммита в закрытом режиме сирийский вопрос, и результатом этих дискуссий стало то, что американская сторона именно его вместо Бандара бен Султана попросила курировать «сирийское досье».

С другой стороны, по тем же данным, принц Мутаиб (Национальная Гвардия) также с некоторых пор ведет ряд аспектов «сирийского досье».  В тоже время, многие наблюдатели обратили внимание на еще один немаловажный факт. Так, во время последнего министерсткго саммита ЛАГ в Каире, заместитель министра иностранных дел КСА принц Абдель Азиз бен Абдалла, известный своими широкими региональными и международными связями в течение нескольких дней фактически представлял на этом форуме Саудию, до тех пор, пока в Каир не прибыли принцы Сальман и Сауд аль-Фейсал.
Хорошо известно, что истинная подоплека подобных кадровых перестановок такого уровня, а тем более их запланированное влияние на внутреннюю жизнь королевства тщательно скрыты от постороннего взгляда даже самых искушенных экспертов. Другое дело, что указанные перемены могут достаточно быстро проявиться в ходе некоторых демаршей королевства на внешнеполитическом уровне. Не случайно, поэтому ряд экспертов уже сегодня выражают определенные надежды на некоторое смягчение прежней жесткой линии, занятой КСА в вопросах американо-иранского сближения. Они также  полагают, что указанные кадровые перемещения могут достаточно быстро привести к позитивным изменениям в политике Саудовской Аравии в отношении Ирана, Ирака и Сирии. Подобные изменения могут быстро оформиться если не в виде государственных решений, то, хотя бы на уровне заявлений и шагов таких представителей правящей династии, как принцы Мукрин, Мутаиб, Абдул Азиз бен Абдалла и Мухаммед бен Найеф.

Иными словами,  было бы весьма смелым утверждать, что уже в ближайшие дни «поезд арабских революций» прибудет из Дамаска на станцию в Хиджаз (Саудия). Тем более что англичане во главе с Лоуренсом Аравийским еще примерно сто лет тому назад успешно подорвали эту заботливо построенную немцами ветку.

А вот что касается многострадальной Сирии, то есть небольшая надежда, что мучения этой прекрасной и несчастной страны наконец-то окончатся.