В условиях продолжающейся нестабильной ситуации в Ираке Тегеран предпринимает дополнительные шаги по стабилизации политической устойчивости своего союзника в лице режима Башара Асада. Сирийское направление в настоящее время объективно несколько отошло в тень на фоне активности боевиков «Исламского государства» (ИГ) в Ираке. Наступление исламистов в районе населенного курдами сирийского города Кобани в данном контексте, как мы уже сообщали, больше носило характер отвлекающего удара с решением по возможности задачи максимум — пробить логистический коридор на границе с Турцией. Это, по всей видимости, больше было желанием заставить Анкару сосредоточить свои военные усилия в первую очередь на сирийской границе, нежели реальным планом по установлению своего контроля над этой территорией. С практической точки зрения такой коридор мало что давал исламистам, особенно учитывая проживание на сопредельной территории враждебно настроенных им курдов, в своей подавляющей массе являющихся сторонниками Рабочей партии Курдистана (РПК). События в Кобани также объективно оголили фронт против ИГ с севера в самом Ираке, поскольку Эрбиль все-таки был вынужден при поддержке Турции перебросить часть подразделений пешмерга в район Кобани.
В этой ситуации, принимая в расчет стремление Эр-Рияда реанимировать «под новым флагом» подконтрольные ему исламистские формирования «Джабхат ан-нусра», усилив их спешно вооружаемой еще одной исламистской группировкой «Джунуд аль-Шам», для организации победного марша на Дамаск, иранцы начинают реализовывать в Сирии план по созданию в помощь сирийскому режиму местного аналога «Хизбаллы». Такая практика вообще становится общим местом для Тегерана в рамках распространения и укрепления своего влияния в реперных точках с учетом обеспечения своей национальной безопасности. Мы уже сообщали, что такая же работа идет сейчас в Ираке.
Главным архитектором этого проекта, как и в Ираке, выступает командующий силами «Аль-Кудс», структурно входящих в Корпус стражей исламской революции” (КСИР), генерал Кассем Сулеймани, который действует в этом направлении из своей штаб-квартиры в районе традиционной шиитской мечети Сайидия Зейнаб в пригороде сирийской столицы. Территориальной базой для создания новых формирований он выбрал север Сирии, на котором традиционно проживают шииты и алавиты. В том числе и районы, недавно освобожденные сирийской армией.
Помимо чисто военной функции по поддержке наступательной активности сирийских вооруженных сил, создание сирийской «Хизбаллы» преследует и далеко идущие стратегические цели. Это, прежде всего, создание в Сирии по ливанской модели смешанной политической и военной структуры, через которую Тегеран получает долгосрочную базу сохранения своего влияния в Сирии, даже в случае падения режима Б.Асада. Аналогичная схема реализуется и в Ираке. Эта стратегия опирается, в первую очередь, на регионы с преимущественным шиитским и алавитским населением и подразумевает установление стратегических постоянных контактов с регулярной координацией своих действий между Бейрутом, Дамаском и Багдадом.
Модель таких региональных организаций станет основным инструментом поддержания необходимого уровня иранского влияния в регионе. По оценке ряда экспертов, эта тенденция только усилится в случае провала переговоров по иранской ядерной программе, очередной раунд которых должен состояться 24 ноября с.г. В иранской элите между тем сильны настроения в пользу достижения прогресса на этих консультациях с последующим снижением прессинга эмбарго, что объясняется якобы нежеланием США и ЕС автоматически подталкивать Тегеран и Москву к укреплению дальнейшего союза «обиженных Западом государств». Желание оторвать Тегеран от такого антизападного альянса путем ликвидации экономических санкций, по оценке аналитиков, может возобладать над всеми остальными аргументами.
В Сирии над созданием местной «Хизбаллы» вместе с генералом Сулеймани активно работает брат президента Асада Махер, который командует наиболее боеспособной частью сирийской армии в лице Республиканской гвардии. Ближайшая задача – реформирование сирийской армии, созданной для ведения классических военных действий, основной упор в которой будет сделан на проведение иррегулярных и партизанских операций. А это подразумевает наличие надежной тыловой базы в лице лояльного населения. В самом скором времени начнется и ротация высших командных кадров старше 50 лет (включая министра обороны Фахда аль-Фрейджа), воспитанных в классической школе ведения войны, и замены их на командиров нового поколения, сделавших себе имя, прежде всего, на проведении полупартизанских операций и рейдов. В качестве преемника нынешнего министра обороны называется полковник Сухейль Хасан, неоднократно публично упоминавшийся братьями Асад «в качестве лучшего солдата сирийской армии». Рассматривая эту предстоящую реформу, аналитики указывают, что на ее проведение, помимо политических факторов, могло повлиять и следующее. Во-первых, переориентация вооруженных сил на умение вести т.н. «локальные войны» является господствующей тенденцией во всех ведущих армиях мира. Особенно с учетом печального афганского и иракского опыта американских войск. Во-вторых, к использованию именно такой модели сирийский режим толкает крайняя нехватка личного состава в армии. На сегодняшний день он насчитывает всего чуть более 150 тыс. бойцов, когда до начала гражданской войны в ней было 325 тыс. военнослужащих. В-третьих, именно формат партизанской войны становится для Дамаска оптимальным в сложившейся ситуации, что автоматически означает отказ от каких-либо гипотетических планов по проведению классических военных операций против своих соседей, в том числе Израиля или Ливана.