Два события последних нескольких дней заставили израильтян, поглощенных перипетиями избирательной кампании в Кнессет 20-го созыва, переключить внимание на некоторые аспекты «горячей фазы» нынешнего витка ближневосточного конфликта. В котором Израиль, в отличие от прошлых десятилетий, является если не вообще сторонним наблюдателем, то играет довольно косвенную роль, удивительным для себя образом не являясь субъектом столкновений умеренных и радикальных суннитских группировок, конфликта Иран и прозападных суннитских режимов, или гегемонистской конкуренции Саудовской Аравии, Египта и Турции. Причем часть из этих режимов, даже не отказывая себе время от времени в антисионистской риторике, вынуждены, в интересах собственного выживания, находить с Израилем определенные точки взаимопонимания.
Потому израильтяне, наблюдая как нынешний виток конфликта и не думает разрешаться, а состав его участников пополняется исламистскими группировками, типа «Аль-Каиды» и «Исламского государства» (ИГ), по сравнению с которыми прежние радикалы, такие как «Братья-мусульмане», выглядят едва ли не умеренными, в последние годы привыкли считать себя «чужими на этом празднике». Не в последнюю очередь и потому, что у лидеров различного рода радикальных исламистских движений, включая «Исламское государство», главный враг не Запад, а другие мусульмане, нет прямого интереса на этом этапе втягивать в конфликт Израиль.
Новый контекст
Первым событием, переключившим (надо полагать ненадолго) внимание общественности, стало начало масштабной операции против ИГ, которую в ответ на казнь боевиками этой структуры плененного ими иорданского летчика, провели ВВС Иордании, с возможной перспективой подключения к процессу и сухопутных сил королевства. Реакция израильских СМИ и экспертного сообщества, во многом, вероятно, отражающая и позицию военно-политического руководства страны, была существенно иной, чем реакции этих кругов на события в охваченной гражданской войной Сирии.
Очевидно, что клубок конфликта, в котором участвуют режим Башара Асада, его союзники – Иран и ливанская «Хизбалла», силы самообороны курдов и иных местных неарабских и немусульмианских меньшинств, и широкий спектр исламистских группировок – от умеренных до радикальных, к которым подключилось еще и ИГ, израильтянами воспринимается как внутренне дело соседней страны. Причем, так и не подписавшей с Израилем мирного договора и являющейся базой, транзитом и спонсором ряда действующих против Израиля террористических организаций. Что, в свою очередь, позволяет Израилю держаться максимально в стороне от этого конфликта, желая, как шутят в Израиле, «убедительной победы друг над другом и Асаду, и исламистам», и до тех пор, пока ситуация не угрожает непосредственно его границам, ограничиваясь гуманитарной помощью (включая лечение раненых сирийцев в израильских больницах). А также, если верить сообщениям зарубежных СМИ, ликвидацией караванов вооружений, пересылаемых, вопреки всем международным нормам, из и посредством Сирии «Хизбалле» и покровительствуемым Ираном радикальным палестинским группировкам, что способно нанести ущерб выстроенному Израилем механизму сдерживания этих террористических структур.
Понятно, что постепенное вовлечение в активную фазу конфликта Иордании – станы гарантом выживания которой является сотрудничество с Израилем (что временами делая, для успокоения симпатизирующего исламистам палестинского большинства местного населения, какие-то антисионистские заявления, вполне понимают иорданские элиты), во многом меняет правила игры.
Другим событием последних дней, вроде бы не связанное напрямую с этой историей, стал отказ Турции делегировать министра иностранных дел Мевлюта Чавушоглу на Мюнхенскую конференцию по безопасности, мотивируя этот отказ участием в ней Израиля. Что, естественно вызвало резкую отповедь израильских политиков. Так, министр иностранных дел Израиля Авигдор Либерман, заявил, что поведение Турции в очередной раз демонстрирует ошибочность решения принести даже те минорные «извинения» за инцидент с «Мави Мармара», которые премьер-министр Израиля Биньямин Нетаньяху был вынужден дать турецкому премьер-министру Реджепу Тайипу Эрдогану под давлением президента США Барака Обамы. По мнению Либермана, «пока в Турции у власти находится нынешнее руководство во главе с Эрдоганом и подобными ему, нет ни единого шанса на восстановление двусторонних отношений между государствами, поскольку оно заинтересовано только в нападках на Израиль… [что вынуждает его] вести себя с Турцией соответственно и безо всяких оглядок отстаивать свои интересы». А министр по делам стратегического планирования и спецслужб Израиля Юваль Штайниц в свою очередь подчеркнул, что Турция встала на сторону радикальных исламистов и террористических организаций вроде ХАМАСа, и отказ Чавушоглу от участия не столько вредит Израилю, сколько бросает тень на Анкару.
Все это, как нетрудно заметить, ставит под большой вопрос и так вызывающую немалые сомнения новую ближневосточную доктрину президента США Барака Обамы, с которой его администрация начала свою вторую каденцию — купировать конфликты в регионе, максимально полагаясь на американских союзников – Иорданию, Саудовскую Аравию, Израиль и Турцию, минимизируя непосредственное присутствие американских войск. Именно в духе этой доктрины был предложен, и даже частично реализован план создания, под патронажем США, «тройственного израильско-иорданско-турецкого командования» для контроля над сирийским кризисом. И нечто подобное должно было стать ответом на иные вызовы региональной безопасности – как традиционные, так и новые, включая фактор ИГ.
Как известно, эта схема сработала очень частично, прежде всего потому, что она требовала от всех без исключения участников данной модели как минимум, хотя бы внешнего отказа от позиционирования себя в качестве активных противников, как это, например, происходит, по вине Анкары, в израильско-турецких отношениях.
В свете этой ситуации следует рассматривать и реалистичность планов США и Евросоюза по борьбе с ИГ. Начинать очередную ближневосточную войну США явно не намерены – как минимум, до тех пор, пока в Белом доме находится нынешняя администрация, а возможно и дальше. Потому ставя задачу уничтожения ИГ и выделяя для этого специальную строчку в бюджете Соединенных Штатов, Барак Обама полагал, что американская роль ограничится некоторым набором вспомогательных шагов, от воздушных атак на базы, склады и скопления террористов, до действий по перекрытию «финансового кислорода», коридоров поставок нефти из районов, контролируемых ИГ, и других мер по организации дипломатического и физического давления на исламистов. Но наземные действия, которые, по мнению израильских военных экспертов, только и в состоянии решить проблему окончательно, Соединенные Штаты, судя по всему, намерены передоверить своим союзникам, либо, как максимум, действовать в составе широкой коалиции, куда должны войти ключевые участники блока НАТО, включая Турцию.
Однако, соображения Анкары в данной схеме борьбы с ИГ, далеко не во всем, мягко говоря, совпали с предлагаемой ей ролью. Причина этого понятна: отказ Турции от «западного выбора» и переход к доктрине «неоосманизма», включая замену светского этатизма в духе Кемаля Ататюрка идеологией политического ислама и курс на лидерство в арабо-мусульманских регионах бывшей Османской империи (что собственно, и предопределило свертывание стратегического партнерства с Израилем и переход в стан его наиболее жестких критиков) в очередной раз подвигнули Эрдогана на попытку сидеть на двух стульях. Как полагает российский эксперт Владимир Исаев трехсоттысячная хорошо подготовленная и вооруженная турецкая армия, как минимум могла бы пресечь транзит боевиков, оружия и ворованной нефти через ее территорию. Но «в силу определенных моментов предпочитает этого не делать», включая вполне устраивающую Анкару войну боевиков ИГ с курдами, сильно облегчающую тем самым курдскую проблему для самой Турции.
В этих условиях цена вовлечения Турции в ликвидацию экстремистских течений на Ближнем Востоке в качестве движущей силы может оказаться столь велика, что Запад, похоже, не будет готов ее платить. Что не оставит США и Европе иного выбора, кроме как серьезно войти в урегулирование проблемы, обеспечив физическое присутствие в районах действия «Исламского государства» своих войск. В этом случае их партнеры в регионе смогут из «фигового листка» превратятся в реальных союзников и начнут принимать участие в этом проекте.
Израильский взгляд
Понятно, что по мере приближения новых угроз к своим границам Израиль, который, как отмечалось, долгое время не был активным субъектом процесса, не может оставаться в стороне, по крайней мере – идеологически. Тем более, что региональная ситуация имеет и иной контекст — иранский. Тегеран, с которым в Вашингтоне изо всех сил желают подписать «плохую», как считают в Израиле, ядерную сделку, пытается «выловить свою рыбу в этом озере», делая себя важным адресом для тех, кто ищет новые ресурсы для «латания» системы региональной безопасности, и готов посчитать, что соглашение с Ираном на его условиях – разумная и умеренная цена его сотрудничества. В силу этого Тегеран предпринимает очевидные усилия, активизируя своих старых и новых союзников: с одной стороны – «Хизбала», с другой стороны – ХАМАС, который потеряв своих патронов в лице «Братьев-мусульман», особенно египетских, сам отказавшись от покровительства сирийского режима, полагая еще несколько лет назад, что его дни Амада сочтены, пытается найти и находит взаимопонимание с Тегераном. Не вызывает удивления, что эти две группировки, следуя сигналам, которые идут из Тегерана, пытаются осторожно, не переходя «красную черту», обострить ситуацию на севере и на юге Израиля.
Один из возможных выходов, которые видят израильские аналитики – это попытаться поставить все три дестабилизирующих регион фактора – «Исламское государство», и шиитский джихадизм и угрозу появления у радикально-исламистских террористических течений иранского «ядерного зонтика» – в некую схему общей региональной взаимозависимости и стратегического сдерживания. Ее основой, по мнению израильских военных аналитиков и специалистов по Ближнему Востоку, должна быть некая платформа интересов, которая сможет объединить те относительно умеренные страны и ближневосточные режимы, которые заинтересованны в ликвидации «Исламского государства» и других «неконвенциональных угроз».
Понятно, что речь идет об очень непростом проекте, который должен привести под «единую крышу» большую часть умеренных ближневосточных режимов, то есть тех, которые принадлежат не четвертому миру, как «Аль-Каида», ИГ, а заинтересованы в собственном выживании и занимаются по мере сил и возможностей развитием собственного государства и процветанием собственного населения и понимающих, перед каким вызовом они оказались Такому союзу, по мнению аналитиков, будет под силу примирить конфликтующие стороны в борьбе против деструктивных сил, которые, помимо «ИГ, имеются на Ближнем Востоке, и обеспечить необходимую территориальную, организационную, логистическую инфраструктуру и дипломатическую подготовку антитеррористических операций того масштаба, который будет необходим.
В Израиле есть и те, кто полагает, что ситуацию на Ближнем Востоке нельзя рассматривать вне контекста того, что происходит в Восточной Европе – украино-российский кризис, в который вовлечены и другие группы интересов. И именно здесь, на стыке двух глобальных проблем, может пригодиться накопленный восточноевропейскими, евроазиатскими и ближневосточными странами опыт выстраивания, назовем их «незамкнутых треугольников» стратегического партнерства. Например, у Израиля есть опыт такого партнерства с Азербайджаном, у которого, в свою очередь, есть прекрасные отношения с Турцией, чего, как было сказано, сегодня невозможно сказать о турецко-израильских отношениях. С другой стороны, притом что Россия и Украина находятся в состоянии тяжелого конфликта, у Израиля есть прекрасные отношения и с Россией, и с Украиной. У России на сегодняшний день есть два реальных партнера на Ближнем Востоке – это Иран и Израиль, отношения с которыми, методом проб и ошибок, выстроены на принципах «вынесения за скобки сотрудничества» тех проблем, по которым они договориться не способны по определению. И это притом, что между собой Израиль и Иран пребывают в состоянии «холодной войны».
Если Вашингтону и Брюсселю, не выбрасывая из этого процесса Москву, без которой, вероятно, в таком деле будет сложно обойтись, удастся выстроить все пересекающиеся друг с другом «незамкнутые треугольники», включая в них Турцию, Иорданию, Египет, Израиль, аравийские монархии и иные ближневосточные страны, то идея выстраивания модели коллективной безопасности на Ближнем Востоке может обрести зримые параметры.