Иран и «Исламское государство»" в Сирии и Ираке: противостояние

По оценкам многих экспертов война в Сирии закончится не скоро. Поэтому каждая из конфликтующих сторон стремится выстроить свою долговременную стратегию в отношении этой арабской страны.

Сегодня Сирия оказалась разделенной на четыре части, каждая из которых контролируется той или иной стороной конфликта, владеющей немалой частью сирийской территории.

Основными конфликтующими сторонами, борющимися за власть в Сирии, являются сегодня режим Асада и его сторонники, «Исламское государство» (ИГ) и «Джабхат ан-нусра», а также Сирийская свободная армия (ССА) и поддерживающие ее силы.

Укрепление позиций «Исламского государства» (ИГ) в Ираке и Сирии и начало военной операции сил международной коалиции против него существенно изменили баланс сил на Ближнем Востоке и бросили определенный вызов политике Ирана по сохранению и укреплению своего влияния в ближневосточном регионе.

В Иране не могли не обратить внимания на ряд важных аспектов политики и идеологии ИГ, которые оно использует для укрепления своих позиций в регионе. Тегеран не мог также пройти мимо того факта, что ИГ пытается распространить свое влияние за пределы Ирака и Сирии, в частности в Ливане (Триполи), Палестине (сектор Газа), а также ряде стран Северной Африки.

Реальная угроза наступления ИГИЛ (или ИГ, как его сегодня принято называть) в государствах Арабского Машрика, прежде всего, в Ираке и Сирии способствовала тому, что впервые за 3 года развития вооруженного сирийского конфликта, его основные участники осознали глобальную опасность этой организации. Сегодня, похоже, к ним приходит понимание необходимости формирования международного и регионального консенсуса по сирийскому вопросу, и выводу Сирии из кризиса. В настоящее время, практические все, включая Иран и КСА, а также противоборствующие сирийские стороны сходятся в том, что ИГ в обозримой перспективе может представлять реальную угрозу, по крайней мере, странам Арабского Востока и монархиям Персидского залива и с этой организацией необходимо бороться.

Своими корнями ИГ уходит в Ирак, в отряды суннитского сопротивления, частично связанного с иракским филиалом «Аль-Каиды», сражавшегося против американской оккупации этой арабской страны. Сегодня ИГ возглавляет Абу Бакр аль-Багдади, который прежде руководил «Исламским государством Ирака (ИГИ)  В Ираке сторонники А.Б.аль-Багдади сражались против правительственных структур, где господствовали шиитские элементы и делали это от имени иракских суннитов. Неслучайно, сегодня среди высшего командного состава ИГ можно встретить бывших высокопоставленных военных из армии Саддама Хусейна. Вот только где они все это время скрывались? Напомним, что на момент начала сирийского конфликта на территории Сирии (в основном, районы Аль-Гуты) находилось по разным данным от 1 до 1,5 миллионов иракских беженцев, которые спасались от иностранной оккупации Ирака.

ИГИЛ образовалась на территории Сирии из «Исламского государства Ирак», связанного с «Аль-Каидой», котораое в бытность своей деятельности на территории Ирака прославилась атаками на правительственные войска и объекты и стала причиной многих жертв  среди мирного населения.

Несколько основных факторов послужили  вмешательству ИГИ в сирийские события. Это та конфессионально окрашенная война, которую вел  алавитский режим Асада против суннитского сопротивления и та обстановка хаоса гражданской войны, которая позволяла ИГИ  установить свое политическое и военное присутствие в населенной преимущественно суннитами Сирии.

Дальнейшее укрепление ИГИЛ в Сирии происходило на фоне глубокого конфессионального конфликта в стране и той ненависти, которую испытывало суннитское населения в связи с жестокими действиями правительства Асада по подавлению мирного (в течение первых 8 месяцев) протеста. Значительная часть сирийцев, которые сегодня сражаются в Сирии, не были до революции политически активны и не имели ярко выраженной идеологической и религиозной повестки. А многие и сегодня испытывают серьезные трудности с самоидентификацией (в религиозно-идеологическом плане) и окончательно не определились в своих политических предпочтениях. Будучи без оружия, лишенные поддержки извне они постепенно устремлялись к тем, кто одерживал победы над правящим режимом, и вступали в их вооруженные отряды, тем более за весьма приличную зарплату. По степени военного превосходства оружием и боевым опытом, а также финансовым обеспечением отряды «джихаждистов» намного превосходили сирийское национальное движение сопротивления.

Действительно, сирийское восстание явилось ответом на ту социально-политическую систему, которая существовала в Сирии более 40 лет и была крайне неэффективна с точки зрения разрешения острых социально-экономических проблем населения, обеспечения его безопасности, свобод и прав, социальной и религиозной справедливости, эффективности управления. В Сирии существовал  авторитарный режим, главной целью которого была защита правящей алавитской группировки и связанных с ней элит. ИГИЛ никогда бы не смог возникнуть, если бы режим не практиковал жестких полицейских методов в отношении собственного населения и в начальные месяцы восстания попытался бы найти политическое, а не военное решение для того, чтобы погасить протестное движение которое носило мирный характер и вначале даже не требовало свержения Башара Асада.

В результате более чем 3-х летней вооруженной борьбы в сегодняшней Сирии основные институты государства, созданные правящим режимом, оказались разрушены либо существенно ослабли. Данное обстоятельство способствовало тому, что значительная часть территории страны сделалась легкой добычей различного рода экстремистских группировок.

Создание мощной базы ИГИЛ в Сирии к весне 2013 года  обеспечило успех этой вооруженной группировки в Ираке, с одной стороны и явилось показателем слабости других вооруженных отрядов, сражающихся в Сирии против Асада. За последний год в Сирии ИГИЛ (ИГ) сумело полностью захватить город Ракка, значительные части Дейр эз-Зора и стратегические участки территории Халеба (Алеппо), а также установить контроль за рядом пропускных пограничных пунктов на границе Сирии и Ирака.

Сегодня численность ИГ в Сирии насчитывает приблизительно от 7 до 10 тысяч бойцов и имеет тенденцию к стремительному росту. По разным данным организация контролирует от 30 до 40% сирийской территории. По сведениям некоторых экспертов уже в ближайшее время численность бойцов, сражающихся в ИГ, может достигнуть нескольких десятков тысяч человек. В Ираке ИГ смогло нанести поражение превосходящим силам иракской армии и захватил второй по величине город Мосул, а также немалое число современных вооружений, транспорт, средства связи, освободило из тюрем  несколько тысяч своих сторонников. Под контролем ИГ оказались части Фаллуджи, Тикрита и Рамади на западе Ирака. В целом сегодня ИГ контролирует в Ираке территорию сопоставимую по своим размерам с Иорданией с пятимиллионным населением.

Действительно ИГ постепенно захватывает все большие территории и ресурсы в Сирии и Ираке, и пытается установить там если не свое государство (в его традиционном понимании), то укрепить свою власть и ввести собственные порядки и нормы жизни в своей оригинальной трактовке шариата и мусульманского права.

Государство, которое стремится построить ИГ, и которое должно послужить реализации его планов, расположено в стратегически значимом регионе мира. В отличие от «ойкумены» исламского мира  — Афганистана и Йемена, Сирия и Ирак, граничат с Ливаном, Иорданией, КСА, Турцией, Израилем и обеспечивают доступ «джихадистам» к нефтегазовым ресурсам,  оружию, криминально-финансовым сетям, через которые они могут пополнять свой личный состав, боевой арсенал и финансовые запасы.

Определенную озабоченность Тегерана вызывают идеологические политические планы ИГ, которые, в частности, декларируют идею восстановления «Халифата», что находит определенную поддержку не только среди  немалого количества населения арабских государств, а также среди части правящей элиты Турции.

Характерно, что немалая часть правящей исламской Партии справедливости и развития и ее националистической оппозиции обнаруживают немало общего в расчетах возможной конвертации этой идеологической «химеры» в совершенно конкретные политические шаги на основе набирающей в определенных политических кругах Турции идей «нового османизма».

Естественно, подобная ситуация, не может не представлять сопредельную угрозу амбициозным политическим планам Тегерана в регионе Ближнего и Среднего Востока.

ИГ бросает вызов сложившейся на протяжении последних десятилетий  системе государственности в регионе, ломая структуру национального суверенитета и  размывая национальную идентичность ближневосточных государств возникших в результате англо-французского передела Османского наследства на Ближнем Востоке.

В случае успешной реализации хотя бы части планов ИГ на захваченных территориях, это может представлять реальную угрозу сохранению внутренней стабильности и национального суверенитета ИРИ, в составе которого представлены различные национальности и религиозные общины.

За последний год ИГ сумело активно внедриться в ткань  арабских революционных движений, которые в свое время поддержал Иран, чтобы укрепить свои позиции в регионе.     С другой стороны, в Сирии, например, ИГ сражается не столько против  режима Асада, сколько против Запада и поддерживаемых им сил сирийской вооруженной оппозиции.

В тоже время ИГ стремится к свержению существующих арабских режимов в других странах, рассматривая политику их правителей в рамках своих такфиристских установок как неправедную и несоответствующую нормам истинного Ислама. С этой точки зрения ИГ может представлять потенциальную угрозу стабильности Саудовской Аравии и ряда  других арабских монархий Персидского залива.

На данном этапе развития военно-политической ситуации на Ближнем Востоке и вокруг него, ИГ рассматривается в иранском руководстве как  потенциальная угроза или соперник планам Тегерана по укреплению своего идеологического и политического влияния в регионе.  Поэтому в последние месяцы ИРИ, используя, в том числе, свои возможности в ливанской «Хизбалле», предприняла ряд активных военно-политических шагов, которые могли бы обеспечить сохранение позиций Ирана в Леванте при любом развитии ситуации в регионе.

Характерно, что «Хизбалла» выстраивает свою стратегию в Сирии на основе пятилетнего плана. Согласно этому плану «Хизбалла» постепенно создает на территории САР арсеналы оружия и формирует отдельные вооруженные отряды. При этом  «Хизбалла» не хочет, чтобы длительная война в Сирии могла сказаться на ее позициях в Ливане, и не имеет  никакого желания нести в будущем людские и материальные потери в Сирии.

С учетом этого руководство «Хизбаллы» приняло недавно план, согласно которому в Сирии должна быть создана внешне независимая  структура, которая на деле находилась бы под управлением Совета шуры организации и замыкалась непосредственно на генерального секретаря «Хизбаллы» Х.Насраллу.

Наряду с этим «Хизбалла» стремится выйти за рамки Ливана и укрепить свои позиции в Ираке и Йемене. Однако, несмотря на присутствие «Хизбаллы» в Сирии, Ираке, Йемене, где ее отряды могут проводить независимые военные акции, они в той или иной мере остаются, связаны со своим центром в Ливане, который обеспечивает взаимосвязь с «театрами военных действий» в этих странах.

Однако, до тех пор, пока, Сирия продолжает оставаться основным полем сражения, «Хизбалла» приняла решение создать на ее территории вооруженные формирования численностью около 50 тысяч бойцов, которых она планирует рекрутировать из представителей различных общественных и религиозных слоев сирийского населения.  При этом акцент делается, прежде всего, на тех сирийцев, которые под воздействием мощной и агрессивной иранской пропаганды приняли шиизм, а также на представителеях христианской и друзской общин Сирии. Таким образом, «Хизбалла» пытается выстроить в Сирии модель «Исламского сопротивления» (ИС) на подобии той, которую она создала в Ливане. Одновременно, высокопоставленные офицеры «Хизбаллы» находятся в постоянном контакте с представителями правительственных войск в Сирии и Ираке, управляя их действиями.

Совершенно очевидно, что эти амбициозные планы «Хизбаллы» в Сирии могут быть реализованы только при поддержке и с одобрения Ирана, который  рассматривает Левант как один из приоритетов своей национальной безопасности и в качестве ключевого элемента в борьбе с суннитами за доминирование в регионе.

Так, согласно источникам в рядах внутренней и зарубежной сирийской оппозиции, Иран недавно «запустил»  в Сирии программу, в рамках которой  он намеревается создать «параллельную» сирийским правительственным войскам, военизированную структуру, состоящую из новых специализированных вооруженных формирований под названием «Отряды национальной безопасности» (ОНБ).

Для иранских военных очевидно, что правительственная армия практических разрушена, а потери ее личного состава превысили все разумные пределы. Более того, расчеты сирийского режима  выправить сложившуюся ситуацию за счет новой кампании рекрутского набора и призыва на службу резервистов потерпели провал даже, а таких лояльных режиму районах как Тартус и Латакия.

Вновь создающиеся Ираном силы ОНБ будут, как предполагается, управляться непосредственно опытными  офицерами из КСИР и «Хизбаллы». Эти отряды должны будут дислоцироваться в различных районах Сирии.

Данный факт показывает глубокую заинтересованность Ирана в Сирии  и свидетельствует о том, что Иран  стремится взять под свой контроль все основные стратегические направления обеспечения безопасности и  ключевые сектора управления сирийским государством.

Эта новая политика ИРИ на сирийском направлении является своеобразным ответом Ирана на быстрый и мощный рост ИГ в Сирии и Ираке. Для Дамаска подобная  политика Тегерана создает двусмысленную ситуацию, особенно для сирийской армии, которая фактические лишается самостоятельности и оказывается в подчинении ОНБ. Тот факт, что в командном составе ОНБ будут присутствовать бывшие офицеры-баасисты ( в основном из Ирака) призван служить ширмой для придания светского, национального характера новой вооруженной структуре, которая на деле оказывается идеологически заточенной под исламскую идею в ее шиитской интерпретации.

В этом случае уже достаточно сложно говорить о национальном суверенитете Сирии и национальном характере ее армии. К тому же Иран берет на свое содержание личный состав ОНБ, бойцы  которого должны получать от 30 до 50 тысяч сирийских фунтов ежемесячно, а также пользоваться иными льготами, предоставленными  правительством ИРИ. Помимо этого планируется, что в ОНБ будут служить иранские резервисты, которых Тегеран попытается стимулировать большой зарплатой и дополнительными льготами за счет  средств из собственного военного бюджета.

Необходимо отметить, что Иран уже протестировал ранее указанную модель, создав на территории Сирии в сентябре-октябре 2014 года в районе Голанских высот так называемый «Щит Сувейды». Однако в тот раз этот иранский эксперимент не имел ожидаемого успеха, так как не получил должной поддержки местного населения.

Несмотря на вышеуказанные возможности ИГ это не делает эту организацию всесильной, как впрочем, и другие военизированные группировки, действующие на территории Сирии. Это и отряды сирийского вооруженного сопротивления, остатки правительственных войск, подразделения ливанской «Хизбаллы» (часть которых сегодня покидает сирийскую территорию или принимает сирийское гражданство), а также, иракские шиитские милиции и иранские подразделения  «Аль-Кодс».  Все они находятся в более или менее равном положении с точки зрения военной мощи, которая позволяет им какое-то время удерживать захваченные районы и выживать там. Тем более, как показывает практика, местное население в Сирии, оказавшееся под властью ИГ достаточно быстро начинает проявлять недовольство установленными порядками и выступать против них, нередко с оружием в руках. Несмотря на свои военные достижения, ИГ сумело восстановить против себя практически все отряды сирийской вооруженной оппозиции различного спектра. Это и  националистически настроенная ССА, поддерживаемая США и другими странами Запада, крупные исламистские группировки умеренного характера с национальной повесткой, поддерживаемые союзником США в регионе в лице КСА, а также ряд воинствующих отрядов салафитского движения. Последним открыто против ИГ выступил Асад с остатками своих войск (август 2014 года). Несмотря на то, что они все сражаются против ИГ, войну с ним они пока выиграть не могут.

Поэтому, если бы вооруженное сопротивление Сирии и Ирака получило бы наконец, массированную военную и финансовую поддержку международного сообщества (которое пока лишь ограничилось известной резолюцией ООН) оно теоретически могло бы справиться с ИГ. Однако на практике все выглядит куда сложнее и не так однозначно.

Сегодня даже среди ярых сторонников военного удара по ИГ растет понимание того, что долговременный успех подобной операции может быть обеспечен в случае достижения предварительных политических соглашений о судьбах правящего режима и сирийского государства со всеми заинтересованными сторонами сирийского конфликта. В противном случае, вероятно повторение ливийского сценария со всеми вытекающими последствиями, возможно в иракском варианте. Так, по данным ряда сирийских оппозиционных и арабских дипломатических источников недавно бывший глава Национальной коалиции оппозиционных сил) НКОРС М.аль-Хатыб совершил визит в Иран для того, чтобы сблизить позиции Тегерана с суннитской сирийской оппозицией. Иранская сторона предложила план переходного периода рассчитанный на два года, согласно которому Башар Асад на два года остается во главе государства после чего проводятся парламентские и муниципальные выборы, а Асад делегирует ряд своих властных полномочий новому премьер-министру. При этом силы режима и оппозиции в течение означенного периода продолжают удерживать контроль за принадлежащими им районами Сирии. При этом сам М.аль-Хатыб отрицает факт своего визита в Иран и то, что иранцы выходили на него с какими-либо предложениями по Сирии.

Одновременно заместитель министра иностранных дел ИРИ Хоссейн Амир Адуоллахиян 26 августа 2014 года посетил с визитом КСА в ходе, которого обсудил с саудовским руководством угрозу ИГ. Вряд ли иранский план можно признать реалистичным и скорее всего он не будет принят Западом и вооруженной сирийской оппозицией. Нельзя исключать того, что иранские предложения имеют скрытой целью усилить раскол в рядах сирийской оппозиции и одновременно продемонстрировать позитивное отношение Тегерана к проблеме сирийского урегулирования. Однако, тот факт, что Иран мог вообще предложить подобный план (возможно, не без согласования с Москвой) сам по себе косвенно свидетельствует, что Тегеран отдает отчет тому, что Асад самостоятельно не может обеспечить борьбу с ИГ даже  на подконтрольных ему территориях, не говоря уже об освобожденных районах.

С другой стороны, многие арабские страны также склоняются в пользу борьбы с ИГ, правда, возлагая надежды на то, что Вашингтон сможет возглавить эту борьбу. Проходившая 24 августа 2014 года в Джидде (КСА) встреча министров иностранных дел арабских стран была посвящена решению вопросов, связанных с угрозой ИГ и возможным участием арабов в этой борьбе на стороне США. Одним из важных результатов этой встречи стала выдвинутая Египтом инициатива  сирийского урегулировании, суть которой сводилась к формальному продлению еще на год правления Асада и проведению необходимых мероприятий в деле укрепления региональной безопасности и борьбы с ИГ В трактовке лидера Сирийской коалиции Дж.Сабра египетский план предусматривал на деле отказ Асада от властных полномочий в пользу консенсусного преемника на переходный период. В тоже время арабские страны опасаются, что США могут на деле стремиться лишь к ослаблению позиций ИГ, а не к тому, чтобы окончательно покончить с ним.

С другой стороны, указанная выше угроза, представляемая ИГ для  арабских монархий Персидского залива, и его  антизападные настроения импонируют Тегерану. Иран рассчитывает их использовать в диалоге с Западом по ядерному вопросу, а также вынудить США признать Тегеран частью вновь создающейся системы региональной безопасности на Ближнем Востоке.

В этой связи нельзя исключать того, что при определенных изменениях политической конъюнктуры в регионе, ИГ может начать рассматриваться в Тегеране не только в качестве соперника, но как временного «попутчика» для использования в реализации своих стратегических планов на Ближнем Востоке.

Достаточно вспомнить, что еще совсем недавно Иран, обладающий серьезными военными и политическими позициями в Ираке, сравнительно легко пошел на «сдачу» своего верного союзника Н.аль-Малики, а также практически не оказал какого-либо серьезного противодействия ИГ на первых этапах его военных операций в Ираке, приведших к захвату ряда стратегических важных объектов и крупных городских центров (Мосул).

Как показал опыт, ведущейся силами международной коалиции с сентября 2014 года борьбы с ИГ, даже при поддержке сирийского режима, не препятствует ни распространению хаоса, ни значительному ослаблению «джихадистов», которые только набирают силу и распространяют свое влияние на другие арабские страны.

Несомненно, что наземная военная операция сил коалиции  способна основательно подорвать боевую мощь ИГ, а возможно и покончить с этой организацией. Однако, достаточно сложно спрогнозировать сегодня как местное население этих стран будет реагировать на иностранное военное вторжение на их территорию и сколько эта операция может продлиться.

Понятно, что военные средства борьбы с ИГ, а главное подрыв его социальной базы должны «вымостить» путь для политического урегулирования этой проблемы, которое сегодня является, на наш взгляд, единственно верным средством борьбы с этой «джихадистской» организацией.

В этой связи ключевую роль в борьбе с ИГ может сыграть урегулирование  конфликта в Сирии и стабилизация обстановки в Ираке, чего вряд ли удастся добиться без поддержки России и Ирана.

62.92MB | MySQL:102 | 0,639sec