ФСБ России заявила что «структуры “Исламского государства” (ИГ) стараются инфильтроваться в террористические организации, которые действуют в России». В этой связи на повестку дня вновь встал вопрос об угрозе проникновения ИГ на российскую территорию. До сих пор российские спецслужбы несколько раз отмечались на линии борьбы с этим явлением. Сначала были арестованы уроженцы Азербайджана, работавшие на одном из автосервисов в российской столице и финансировавшие при этом ИГ в Сирии. Затем нашумевшая история с ночными стрелками в Подмосковье, которые убивали водителей. Фигуранты этих дел были объявлены сторонниками ИГ, хотя при этом никаких убедительных доказательств этого, кроме упоминания о наличии у них некой исламистской литературы, представлено не было. Более того, в последнем случае явно прослеживался и чисто криминальный след, в частности, убийство по найму и грабеж. Допускаем, что при этом преступники публично высказали свое восхищение действиями ИГ, однако говорить, что это является доказательством причастности к международным исламистским структурам было бы натяжкой. На Северном Кавказе также ликвидированы несколько бандгрупп, при этом указывалось, что один из ликвидированных в Кизляре бандитов был «эмиссаром ИГ», воевал в Сирии, а затем приехал в Россию для организации работы в интересах этой группировки.
Вот, пожалуй, на этом и стоит остановиться, чтобы определить, наконец-то, кого правоохранители считают сторонниками ИГ непосредственно в России. В настоящее время, не особенно разбираясь по сути, так называют любого экстремиста, который, возможно, где-то воевал (а может быть и не воевал, но всем рассказывает обратное «для солидности»), знает несколько сур из Корана, а также может идентифицировать главаря ИГ Абу Бакра аль-Багдади на групповой фотографии. Необходимо все-таки определить для себя важный алгоритм идентификации реальных сторонников ИГ или же наличие структур этой организации в России. Рискнем поспорить с нашими силовиками и выдвинем тезис о том, что присутствия ИГ на российской территории в классическом понимании этого слова, пока нет. Наличие или отсутствие, как явления, на территории той или иной страны, в том числе и России, определяется простым набором фактов. Среди них мы, прежде всего, назовем целевое и регулярное финансирование этой структуры из зарубежного центра и наличие на территории, условно говоря, «очага экспансии», солидного десанта, который обязательно должен включать в себя иностранных эмиссаров той или иной террористической организации. Это обязательно. В качестве примера приведем историю экспансии той же пресловутой «Аль-Каиды» на нашем Северном Кавказе в период двух чеченских кампаний. Заброска отряда Хаттаба стала не спонтанным шагом со стороны конкретно этого персонажа, вдруг решившего повоевать на Кавказе, а целенаправленной стратегической линией руководства и зарубежных спонсоров этой организации с целью территориального расширения своего влияния. Это был период ренессанса «Аль-Каиды», которая представлялась в Эр-Рияде универсальным инструментом распространения своего влияния в мусульманском мире и, особенно, в тех ее точках, которые были подвержены тектоническим сдвигам крушения «системы социализма» и образования вследствие этого идеологического вакуума, будь то страны бывшего СССР или Югославия. Подтверждением этого тезиса является и секретный вояж «человека номер два» в руководстве «Аль-Каиды» А.аз-Завахири на Северный Кавказ в 1998 году исключительно с целью зондирования ситуации и условий для распространения салафитской идеологии и вооруженной экспансии джихадизма.
Ничего подобного применительно к ИГ в настоящее время в России мы пока не наблюдаем. Есть отдельные фигуранты, воевавшие в Сирии и эпизодически пытающиеся провозгласить себя эмиссарами ИГ. Кстати, говоря о боях в Сирии, всегда следует иметь в виду в каких конкретно структурах тот или человек воевал. На сирийском фронте присутствуют как просаудовские, так и прокатарские группировки. И ИГ как раз относится к последним. Но существует еще и «Джабхат ан-нусра», которая является детищем Управления общей разведки (УОР) КСА. В данном контексте есть ощущение, что российские правоохранительные органиы слабо разбираются в этой специфике. Особенно с учетом того, что отечественные СМИ, да и некоторые государственные деятели, нисколько не сомневаясь и не смущаясь, постоянно связывают «Аль-Каиду» и ИГ в единого монстра. Возвращаясь к теме присутствия ИГ на российской территории, заметим, что основным критерием, определяющим активность любой джихадистской бандгруппы или конкретного фигуранта, является попытка обзавестись солидным зарубежным спонсором. На это уходит большая часть их или его организационных усилий, в том числе и путем опубликования своей приверженности тому или иному движению на интернет-сайтах или даже поездки за рубеж с целью личного присутствия «на смотринах». Собственно, этим обстоятельством и объяснялось желание каждого мало-мальски влиятельного полевого командира в Северном Кавказе обзавестись собственным посредником и казначеем за рубежом, прежде всего, в Турции. Без финансовых дотаций о какой-то эффективности той или иной группы джихадистов говорить излишне.
В случае с присутствием чисто просаудовских структур «Аль-Каиды» на Северном Кавказе мы имеем некий мотив. В случае с ИГ мы такого мотива не наблюдаем. С какой стати ИГ, которое в настоящее время отражает атаку на свои позиции в Ираке и Сирии со стороны сил международной коалиции, шиитской милиции и сирийской армии, должно зажигать пламя джихада в России, отвлекая на это свои силы и средства? Какой глубинный мотив должен стоять за такими действиями? Его пока нет. Несмотря на все свои «общеисламские реляции» по строительству «всемирного халифата» ИГ на настоящий момент времени представляет собой, в принципе, узконациональное суннитское движение с конкретным мотивом вернуть свои позиции во власти и экономике, утраченные в результате свержения С.Хусейна. Есть и еще один важный нюанс, который необходимо учитывать при анализе возможности экспансии той или иной террористической группы в Россию. Это оценка потенциала и состояния его, условно говоря, «материнской организации» за рубежом. Повторим, что в настоящее время структуры ИГ в Ираке и Сирии находятся под постоянным прессингом, а это минимизирует любую зарубежную активность. Так было и с талибами, и с той же «Аль-Каидой», также сейчас обстоят дела и с ИГ. В качестве примера можно указать на снижение и затухание экстремизма в Чечне в силу прекращения финансирования и подпитки новыми бойцами из-за рубежа, так как основные усилия Эр-Рияда переориентировались на тот же Ирак в период вторжения туда американцев, позже на Сирию, а теперь и на Йемен.
Справедливо говорят в этой связи о том, что в рядах ИГ в настоящее время воюют несколько тысяч уроженцев России, которые гипотетически могут вернуться на родину и разжечь новый очаг джихадизма. Это действительно гипотетически несет в себе угрозу дестабилизации, но, тем не менее, не на планомерной и глобальной основе. «Возвращенцы» действительно могут совершить несколько терактов и кратковременно дестабилизировать ситуацию в той или иной точке России. Но повторим в очередной раз: без надежного финансирования такая активность никогда не приобретет характер глубоко структурированного сопротивления, как это мы наблюдали в период активной фазы боевых действий на Северном Кавказе. А вот этих источников как раз пока и не видно, а в случае разгрома ИГ как централизованной структуры и ее ухода в подполье, любое финансирование структур за рубежом станет большой проблемой. Если еще проще, то всегда следует иметь в виду и внешнеполитические устремления в тот или иной момент основных спонсоров подобного рода организаций в лице Катара и КСА, у которых сейчас есть более важные цели – в Ираке, Ливии и Египте. А у саудовцев еще и в Йемене. Им сейчас не до глобальной экспансии в Россию, тем более, что консолидация элит в той же Чечне дает мало шансов на успех для насаждения каких-либо очагов джихадизма. Но сказанное совершенно не исключает разовых заказных рецидивов, что мы наблюдали сравнительно недавно на примере террористических в Грозном и Волгограде.