С учетом объявленной на этой неделе «присяге на верность» лидеру «Исламского государства» (ИГ) Абу Бакру аль-Багдади исламистских групп из Туниса и Мали в среде аналитиков вновь оживилась дискуссия о том, что «волна джихадизма» под эгидой именно этой организации захлестывает Африканский континент. В качестве доказательства этого тезиса приводятся уже ранее присягнувшие ИГ группы радикалов из Алжира, АРЕ, Ливии и Нигерии. На самом деле ничего нового в этом нет, так как все эти группы возникли не вчера, а действуют на протяжении нескольких лет. Смена ими названия (египетская – «Бейт Ансар аль-Макдис» на «Вилайет Синай», а малийская – «Движение за единство и джихад в Западной Африке» на «Мурабитун») ничего не меняет по сути. В этой связи крайне важно еще раз подчеркнуть, что ИГ в Африке не является единой, вертикально жестко ориентированной структурой. Хотя все эти «присяги» и переименования преследуют цель, прежде всего, убедить общественность в обратном. На практике же структура ИГ скопирована с организационной модели своего основного конкурента «Аль-Каиды». Вообще в данном контексте надо отдавать себе отчет в том, что ИГ, у истоков которой стояла Доха, создавалась, в первую очередь, как конкурент просаудовской «Аль-Каиде». Причем основным условием в данном случае было использование и творческое развитие модели «Аль-Каиды» с целью нарушить ее монополию на площадке условно «салафитского джихадизма». Тем не менее, некие различия имеются.
Прежде всего, это то, что ядро «Аль-Каиды» было многонациональным и профессиональным. По оценке американских аналитиков, оно никогда не ставило перед собой задачу захвата неких территорий с целью организации на них «эмиратов», полагая, что такой сценарий может быть реализован исключительно после «глобального ослабления США». А для этого необходимо было втягивать американские войска в череду латентных локальных конфликтов и влиять на моральный дух в странах Запада путем проведения резонансных терактов. Рискнем не согласиться с этим выводом. Достаточно вспомнить Чечню, где специально откомандированным «десантом» «Аль-Каиды» проводилась целенаправленная работа по созданию на территории Северного Кавказа «Имарата Кавказ». То же самое наблюдалось и в Судане, и в Афганистане, хотя американцы утверждают, что это были локальные сделки верхушки «Аль-Каиды» с местным руководством для организации плацдармов распространения своего влияния и тренировки боевиков «для разжигания мирового исламского восстания». В случае с Чечней — это не так. Здесь речь шла точно об отделении и создании исламистского государства. Действующее в Ираке и Сирии ИГ, хоть на каждом углу и заявляет о необходимости создания «всемирного халифата», по своей сути является узконационалистическим движением. Собственно и по этой причине в ее рядах так много бывших иракских баасистов. Задача-максимум в данном случае создание устойчивого контроля над конкретными суннитскими областями Ирака и Сирии, а дальнейшая внешняя экспансия — это дело очень неясного будущего. «Аль-Каида» же имела целью дестабилизацию ситуации в разных районах мусульманского мира с целью создания там устойчивого плацдарма для противостояния шиитской экспансии со стороны Ирана. Ее в последнюю очередь волновали националистические настроения местных элит, что и сыграло с «Аль-Каидой», в конечном счете, «злую шутку» в тех же Чечне и Ираке.
При этом всяческое поощрение использования своей «франшизы» другими исламистскими группами приветствовались и «Аль-Каидой» и ИГ. И именно с целью создания иллюзии своего влияния и привлечения в свои ряды иностранных джихадистов. Согласитесь, что тем же йеменцам или ливийцам совершенно не интересно воевать за конкретные экономические интересы чеченской или иракской суннитской элиты. Другое дело — идея «всемирной революции», трансформацией которой и является по большому счету лозунг «всемирного халифата». Отсюда и использование этого лозунга, в осуществление которого на практике мало кто верит даже среди спонсоров джихадизма.
Вспомним, что в свое время «Аль-Каиде» также активно присягали все, кому не лень. Тот же Абу Мусаб аль-Заркауи взял имя для своей группы «Аль-Каида в Междуречье», а алжирская «Салафитская группа проповеди и джихада» превратилась в «Аль-Каиду исламского Магриба». При этом использование этого раскрученного «бренда» совершенно не исключало наличие серьезных разногласий между локальными руководителями и пакистанской (по месту нахождения руководства) «Аль-Каидой». Как это случилось с той же иракской «Аль-Каидой», например. То же самое справедливо и к ИГ, которое взяло на вооружение распространение своей «франшизы» с целью доказательства своей глобальности. Ровно также присяга ИГ абсолютно не означает того, что все эти группы во всем согласны с Абу Бакром аль-Багдади и готовы беспрекословно ему подчиняться. Для многих локальных групп — это способ еще раз напомнить о себе как об участнике глобального движения джихадизма, не более.
В пользу этой версии говорит и тот факт, что до сих пор не получено никаких внятных доказательств осуществления ИГ командования, материально-технического снабжения и финансирования присягнувших ей групп. Нет экспорта тактических и оперативных схем действий. Вообще без централизованного финансирования говорить о какой-то вертикали управлния вообще не реально. Вспомним, что как только руководство «Аль-Каиды» перевело официально «свои филиалы» на самофинансирование, ее влияние стало стремительно падать. В отличие от «Аль-Каиды» ИГ не утруждает себя направлением в тот или иной район мира своих «политических комиссаров» и «инженеров» для организации резонансных терактов. Допросы арестованных в январе с.г. членов группы прибывших из Сирии в Бельгию «ветеранов джихада», которые планировали организацию некой «зональной европейской структуры ИГ», не выявили их связи с Мосулом и получения каких-либо указаний и инструкций. Не говоря уже о финансах. Где действительно замечено некое взаимодействие, так это, прежде всего, в сфере пропаганды. Центральная «пресс-служба» ИГ с охотой и безвозмездно помогает своим сторонникам изготовлять на хорошем уровне пропагандистские ролики и размещать их в интернете. В частности, отмечены факты их «методологической помощи» «Вилайету Западного Судана» («Боко харам» — Нигерия), «вилайету Сана» (Йемен) и «Вилайету Барка» (Ливия). В данном случае также все логично, поскольку пропагандистская составляющая является «коньком» ИГ и преследует цели доказательства не только своей «глобальности», но и привлечения новых рекрутов под свои знамена. В остальном же призывы к актам террора в разных странах плюс использование местными группами, которые их совершают, «бренда» ИГ дает Мосулу право приписывать себе их «подвиги», фактически не затратив ничего на их финансирование. На примере «Аль-Каиды» поймем, что такая тактика не может быть долговечной.
Насколько велика вероятность, что эта ситуация с финансированием и командированием «проверенных кадров» может измениться? По мнению экспертов, таких шансов практически нет. Как в силу дефицита финансов из-за утери в значительной степени контроля над контрабандными потоками нефти (ИГ уже давно не самая богатая исламистская структура, как это было в начале ее деятельности), так и по причине нехватки кадров даже на внутренних фронтах в Сирии и Ираке. Да в планах иракского баасистского руководства и не было такой задачи, оно предполагало с помощью ИГ отвоевать себе место «под солнцем» в узконациональных рамках Ирака, а не отправляться в «мировой поход». В этой ситуации применительно к Африке не следует ожидать какого-то мощного всплеска джихадима под эгидой ИГ. От перемены названия боевая мощь местных группировок не может возрасти просто по определению.