Ситуация в Алжире, Ливии, Ираке и Сирии свидетельствует о усилении трайбалистских (племенных) тенденций на Большом Ближнем Востоке, дополнительно подчеркивающих распад прежних государств региона. Реальную альтернативу этому ожившему сегодня явлению представляют национальные и исламистские проекты.

Заметное усиление этноконфессиональных противоречий в странах Магриба (в первую очередь, Алжир и Ливия), а также в Ираке и Сирии свидетельствуют об усилении трайбалистских (племенных) тенденций, проявления которых все чаще демонстрируют неэффективность прежних государственных систем.

До сих пор это особенно заметно проявлялось в Ливии в условиях распада единого государства после краха режима Муаммара Каддафи, где представители арабских племен не только противостоят «чужим» берберам, туарегам и тубу, но и зачастую друг другу.

Теперь же данная тенденция все более явно просматривается и в соседнем Алжире, хотя пока его власти, казалось бы, держат ситуацию под контролем.

Впрочем, реально им это делать становится все сложнее. Наглядным примером тому стали практически синхронно произошедшие июльские этно-конфессиональные волнения и погромы в центре и на юге страны (провинции Гардайя и Таманрассет соответственно), в которых представители арабов-суннитов вступали в ожесточенные схватки с туарегами и сахарскими берберами-мозабитами, мусульманами-ибадитами, зачастую воспринимаемыми в остальной части исламского мира как «сектанты».

Их результатом стали сотни убитых и раненых с обеих сторон. Это автоматически поставило вопрос о доверии властям, неспособным (а подчас и нежелающим) реально стабилизировать ситуацию.

И теперь в ряде «национальных» провинций Алжира, где проживают представители этноконфессиональных  меньшинств, наблюдается состояние, близкое к тому, что наблюдалось в ходе резни середины 1990-х гг. в Боснии.

В итоге страна погружается во все более усиливающуюся вражду, обусловленную двумя самыми важными факторами. С одной стороны – малоземельем (на практике выражающегося в отсутствии достаточно количества плодородной земли при продолжающемся демографическом взрыве), а с другой стороны – действиями самих властей, заинтересованных в том, чтобы представители враждующих общин предпочитали выяснять отношения между собой, а не выдвигали претензии к государству, неспособному решить их проблемы.

Несмотря на то, что в ходе июльских волнений алжирским властям удалось стабилизировать ситуацию после ввода в очаги противостояния воинских подразделений, это нельзя считать разрешением конфликта.

Постоянно держать на улицах крупную группировку силовиков (вместе с жандармами и полицией она насчитывает только в одной провинции Гардайя до 20 тысяч человек) невозможно. Учитывая наблюдаемое обострение по периметру до сих пор недостаточно охраняемой восточной и южной границ государства (свидетельством чему служат периодически происходящие прорывы на алжирскую территорию террористических групп) правящий режим может оказаться перед очень сложной и болезненной дилеммой выбора приоритетности борьбы против «внутреннего» или «внешнего» врага.

Кроме того, постоянное присутствие силовиков на улицах, с одной стороны, отвлекает их от исполнения прямых обязанностей и «разлагает» в моральном плане, а с другой стороны, лишь временно приглушает остроту этно-конфессиональной проблемы.

При таком раскладе у алжирского правящего режима просто не хватит силовых ресурсов для осуществления контроля над страной, тем более, что этноконфессиональные конфликты в Алжире тлеют и в других более крупных по площади и численности проживающих там людей провинциях с берберским населением и родственным ему группам (например, Шлеф, Батна, в Кабилии).

И уже произошедшее по факту разделение общества страны по этно-конфессиональному принципу во многом привело к деградации восприятия многими рядовыми алжирцами (в первую очередь, представляющими национальные и конфессиональные меньшинства) властей страны как легитимного правящего режима.

Таким образом, ожившее сегодня явление – трайбализм – присущее, казалось бы, отсталым обществам Африки, фактически подменяет собой государство в странах Большого Ближнего Востока.

Отчасти схожая ситуация наблюдается и в других африканских странах, образовавшихся на территории бывшего Судана, а также в Мали и отчасти на Ближнем Востоке, в Ираке, Ливане и Сирии. В частности, это особенно характерно наблюдается в отношении курдского и друзского и христианского меньшинств, все более вовлекаемых в конфликт на фоне деградации и распада прежних государств, служивших им «щитом».

Однако само по себе явление трайбализма несет лишь разрушительные начала по отношению к прежнему государственному устройству.

В то же время, оно может «подсказать» иные модели устройства власти в новых условиях. Альтернативой тому хаосу, который влекут за собой проявления трайбализима, служат два современных проекта – исламистский или джихадистский (наиболее ярко это наблюдается в случае с «Исламским государством») и национальный.

Говоря о последнем, необходимо напомнить, что серьезным импульсом для его реализации стала ликвидация иракского режима Саддама Хусейна и запущенный еще в 1990-х годах процесс начала автономизации курдов, который начиная с  2012 г. затронул и Сирию.

Параллельно с крахом режима Каддафи в Ливии в 2011 г. схожие процессы были запущены и в отношении берберов, а теперь такая же  тенденция может развиться и в отношении сирийских друзов.

Между тем, пока достаточно сложно сказать, какая из тенденций в конечном итоге окажется более живучей. Сейчас они находятся в явном конфликте, хотя стоящие перед ними задачи устранения прежних государств региона, как республиканских, так и монархических, до сих пор в полной мере не выполнены.

Например, сирийский режим Башара Асада продолжает борьбу за фактическое сохранение прежней модели, ставшей в современных условиях неэффективной. А алжирские власти, пользующиеся относительно благоприятной ситуацией на мировой арене (ЕС особенно заинтересован в расширении с Алжиром энергетического сотрудничества в условиях усиления трений с Россией), пока не позволяют в полной мере трайбалистским проявлениям подменить на собственной территории государственную власть.

Однако уже в ближайшей перспективе, учитывая стремительно меняющуюся ситуацию на Ближнем Востоке, положение для того же Алжира может измениться в худшую сторону.

Серьезное влияние на конечный исход противостояния (которое может длиться десятилетиями) окажет внешнее влияние. Чем сильнее оно будет выражено, тем скорее будет наблюдаться деградация старых режимов, неспособных к проведению реформ и «самовоспроизводству» в новых условиях, и, соответственно, освобождаться пространство для их дальнейшего ухудшения ситуации.

Причем не факт, что «один из противников должен обязательно умереть». Пока остается достаточно слабый шанс, что носители этих «основ» смогут впоследствии разграничить сферы влияния и договориться об условиях взаимного сосуществования.