В последнее время ряд известных узбекских политологов активно обсуждают вопросы возможной экспансии сторонников «Исламского государства» (ИГ) на территорию республик Центральной Азии. Вывод, который они делают, в общем-то, без особых ссылок на какую-то фактуру, заключается в том, что такая вероятность практически равна нулю. Потенциал ИГ ограничен и недостаточен для какой-то масштабной внешней экспансии, и зона его влияния будет лимитирована собственно границами ареала проживания суннитского населения в той же Сирии и Ираке. С этим выводом трудно не согласиться, поскольку основой ИГ как потенциально активной структуры является глубинное недовольство арабской суннитской части населения именно этих двух стран. Широко разрекламированная с подачи американцев «экспансия ИГ» в Афганистане и якобы их прессинг на талибов в том же Кандагаре есть суть совершенно иное понятие, нежели чем события в Месопотамии. Природу возникновения ИГ в Афганистане надо искать в борьбе за власть в самой верхушке талибов и недовольстве их значительной части на юге предложенными условиями участия в процессе выторговывания для себя неких значимых постов в новой иерархии командования талибов. Брэнд ИГ в этом случае используется только как вывеска и «пугалка», так как никаких вертикальных или горизонтальных связей между афганскими «сторонниками ИГ» и Мосулом не существует. Как, собственно, их нет между Мосулом и «Боко харам», например. Но есть одно связующее звено, которое негласно и очень дистанционно, через целую сеть посредников, связывает все эти движения. Правда, конечно, не на основе какого-то централизованного финансирования или командования. Этим связующим звеном является Катар, и появление сторонников ИГ в Афганистане произошло не просто так. Напомним предысторию. Часть талибов с недавнего времени четко завязана именно на Доху. Среди них назовем бывшего представителя Движения «Талибан» в Катаре Мохаммеда Агу, который позиционировал себя как «спикера» талибов. Катар – это, кстати, единственная страна, где представительство «Талибан»а было открыто официально. Эр-Рияд, имеющий давние и насыщенные связи с талибами, и в принципе признававший это движение официально до событий «11 сентября», на такой шаг, в конечном счете, не решился. Катар же действовал в своем крайне прагматичном ключе, игнорируя фактически все претензии к талибам со стороны международного сообщества. Мотивировалось это благими целями — создание некого канала обмена информацией и создание предпосылок для организации мирных переговоров между американцами, как основных держателей военных сил и средств в Афганистане и собственно талибами. Такие негласные контакты время от времени возникали, а после окончательного решения президента США Б.Обамы о выводе американских войск из Афганистана они активизировались просто в силу того, что Вашингтон желал оставить после этого некую жизнеспособную схему мирного симбиоза сосуществования талибов с кабульским режимом. Интересно, что переговоры проводились без участия представителей тогдашнего афганского президента Х.Карзая, которого на тот период времени американцы уже не считали лояльным и удобным для себя партнером и неофициально сделали ставку совершенно на иных умеренных пуштунских лидеров. Но афганский президент в свою очередь не упускал шанса организовывать массовые утечки в СМИ о подобного рода переговорах, что всякий раз их блокировало. В данном случае была не совсем понятна логика талибов, но смерть муллы Омара в принципе пролила свет на всю эту историю. Дело все было в том, что М.Ага, который и был основным партнером американцев и креатурой катарцев, давно и «с потрохами» ими купленный, действовал во многом на свой страх и риск, представляя на этих переговорах лишь семью муллы Омара. Ни лидер военного крыла Кайюм, ни группа Хаккани, ни даже глава политсектора движения, а ныне преемник муллы Омара мулла Мансур, санкции на такие глубокие контакты не давали. Это стало особенно очевидным сейчас, когда в движении началась брьба за власть. Но самое главное — этими консультациями были недовольны в Исламабаде, который, в общем-то, считал и считает, что все мирные переговоры должны идти только через него. Все остальные посредники просто не нужны и не рассматриваются всерьез. Тем более, Катар, который пытался таким образом укрепить свое влияние в Афганистане. В результате Исламабаду  и Эр-Рияду удалось провести в руководство Движения «Талибан», где «пряником», где «кнутом» своего человека в лице муллы Мансура, и даже вроде бы успокоить членов семьи муллы Омара, пообещав им солидные откупные. Бюджет КСА снова пострадал.

М.Ага со своего поста был уволен, но Катар не покинул и продолжает выступать в качестве связного между Дохой и той частью полевых командиров в Кандагаре, которые выступают сейчас против муллы Мансура и продолжают активные боевые действия как против Кабула, так и против «пакистанских» талибов. Взятие талибами Кундуза на севере страны в данном случае надо связывать, правда, не с этой деятельностью, а с активностью уже бывшего лидера военного крыла Кайюма, который муллу Мансура не признает и на компромисс не идет. В общем-то, ясно, что захватывать и удерживать долгое время Кундуз боевикам просто не под силу, но вот освободить своих сторонников из местной тюрьмы им было необходимо. Хотя бы из-за соображений пополнения своих отрядов. Что же касается опасности распространения ИГ на республики Центральной Азии, то кто сказал, что эту экспансию будут осуществлять именно боевики ИГ? Основная угроза в данном случае исходит не от талибов, какую бы вывеску они и не использовали, а от доморощенных узбекских и таджикских, в первую очередь групп. Сейчас из Афганистана в Сирию переброшено порядка 1.5 тыс. боевиков Исламского движения Узбекистана  (ИДУ) и таджикских исламистских групп, которые будут принимать участие в боях совсем не на стороне прокатарского ИГ, а просаудовской «Джабхат ан-нусры». Остается только решить простую загадку: кто оплачивает эту переброску и кто потом будет направлять эти силы из Афганистана в одряхлевшие республики Центральной Азии. Физическая смерть любого из лидеров этих республик будет своеобразным детонатором этого процесса, а система устройства властной иерархии не обладает серьезным иммунитетом к такого рода проявлениям. Особенно на фоне повальной бедности и коррупции.