Человек «номер три» в Постоянном комитете по политическим вопросам ЦК КПК Ю. Чженшен посетил в октябре Синьцзян-Уйгурский Автономный Район (СУАР) с инспекционным визитом. Визит решал две задачи. Первая — воочию продемонстрировать Анкаре, что Пекин расценивает уйгурскую исламистскую опасность более чем серьезно. Внешняя разведка Китая оценивает численность уйгуров, которые воюют на стороне «Исламского государства» (ИГ) в Сирии, в 3000 боевиков. При этом отмечается, что они пользуются логистической, финансовой и материально-технической поддержкой турецкой спецслужбы МИТ. Перед своей отправкой в Сирию и Ирак уйгуры проходят курс тренировки в Афганистане. Эти данные также подтверждаются израильской разведкой. В этой связи рискнем несколько скорректировать данные китайской разведки, но только в одной части — прошедшие в Афганистане уйгурские джихадисты воюют затем не в рядах ИГ, а в просаудовской «Джабхат ан-нусры». Их число мы бы оценили в десять раз меньше, в 300 человек. Участие МИТ в тренировочном процессе уйгуров в Афганистане тоже вызывает сомнение, не те у турецкой спецслужбы позиции в этой стране. Вторая задача — зафиксировать позиции Ю.Чженшеня как будущего главы Постоянного комитета, который бы взял на себя фактическое политическое курирование всем конгломератом спецслужб. Работа этого комитета, который известен еще и как «Шенгфа» не удовлетворяет лидера КНР Си Цзиньпина. Сейчас его возглавляет бывший министр общественной безопасности (МОБ) Китая Менг Джианшу. При этом он также является креатурой Си Цзиньпина, однако был фактически удален от участия в принятии серьезных политических решений. Выдвижение Чженшеня эксперты связывают с желанием лидера КНР повысить роль силового блока в формате принятия ключевых политических решений. При этом сценарии следует ожидать более активной позиции Пекина по вопросам противодействия исламистским группировкам в регионе Африки и Ближнего Востока. Основным стержнем этой работы будет скрытое противодействие МИТ Турции по вопросам кураторства и спонсирования уйгурского сепаратизма. Напомним, что между Анкарой и Пекином уже несколько месяцев идет тайная война. Ее проявления особенно четко иллюстрировали события двухмесячной давности в Таиланде, когда местные власти приняли решение о депортации тридцати уйгурских сепаратистов из страны. Они использовали Банкгок как перевалочный центр по своей контрабандной переправке в Турцию, и пользовались при этом особым расположением и поддержкой местной посольской резидентуры МИТ Турции. Грубая схема такой переправки была следующей — уйгуры по традиционным каналам переходили границу с Вьетнамом, затем попадали в Таиланд, где сотрудники МИТ, работающие в Бангкоке под дипломатическим прикрытием, снабжали их паспортами граждан Турции. Особый упор Анкары и ее силовых структур в сторону уйгурского угла эксперты связывают не только с традиционным стремлением Турции сплотить вокруг себя «тюркоязычное пространство» но и конкретным созданием своего лобби именно в СУАР. Естественно, такой маневр турецкого президента Р.Т.Эрдогана трудно назвать продуманным шагом. Ссориться на ровном месте с, в общем-то, не последней страной в мире, по нашей оценке, не является шедевром мировой дипломатии. Особенно сейчас, когда внешних союзников у Анкары становится объективно все меньше. Складывается впечатление, что турецкое руководство само себя загоняет в угол. У него, кроме монархий Аравийского полуострова, фактически не осталось «беспроблемных» мировых партнеров.
В этой связи практически предопределена стратегическая позиция Пекина по вопросу участия России в сирийских событиях. Конечно же маловероятно, что китайцы присоединятся к силовой операции в Сирии на стороне Дамаска и Москвы. Пекин вообще относится с крайней осторожностью к сценариям своего прямого военного участия в конфликтах за пределами зоны своих стратегических интересов. К ней мы в первую очередь отнесем Юго-Восточную Азию, но никак не Ближний Восток. Но свою роль, прежде всего, в дипломатических баталиях китайцы, безусловно, внесут. К этому их вынуждает деструктивная позиция Анкары, Эр-Рияда и Дохи в вопросах исламизации уйгурских сераратистов. Активнее китайцы собираются играть на площадках, географически более близких к себе. Прежде всего, это касается занятия активной позиции в вопросах внутриафганского урегулирования, где Пекин будет выступать совместно с Исламабадом. И дело здесь не столько в совместных проектах по созданию аналога «Великого шелкового пути» и выходу китайских логистических маршрутов к морским портам Пакистана. Китайцы, как люди практичные, безусловно, понимают, что Пакистан играет одну из центральных ролей в Афганистане в рамках своего влияния на талибов. И без благословения Межведомственной разведки Пакистана наладить какие-то эффективные каналы переправки повоевавших в Сирии и Ираке уйгуров через афганскую территорию обратно в СУАР, будет фактически нереально. За весь период горячей фазы конфликта в Сирии через этот канал в Китай вернулось всего 20 боевиков. Без тыловой поддержки талибов этот процесс может заглохнуть окончательно. И в данном случае развитие отношений с Исламабадом стоит в области приоритетов внешней и экономической политики Пекина. Следует ожидать дальнейшего укрепления партнерских связей между китайской разведкой и Межведомственной разведкой Пакистана. Спецслужбы КНР также активизировали свои контакты с французскими и иорданскими коллегами по вопросу обмена данных о уйгурах, которые воюют в Ираке. Роль французов в данном случае сводится к тому, чтобы получать данные об активности уйгуров непосредственно в Турции, где возможности самих китайских спецслужб сильно минимизированы. Москва, безусловно, может рассчитывать на «взвешенную позицию КНР» и в вопросах налаживания мирного процесса в Сирии по мере истечения срока собственно прямой военной кампании. Пекин в данном случае готов выступить своеобразным модератором этих процессов, и заодно выступить весомым международным гарантом мирных переговоров.