26 мая 2016 г. в рамках диалога «Россия-Совет сотрудничества арабских государств Залива» в Москве состоялась IV встреча глав внешнеполитических ведомств стран-членов этой региональной организации и их российского партнера. Несмотря на, все же, недостаточную (порой, прерывающуюся в силу обстоятельств политического характер) регулярность как двусторонних контактов, так и встреч в широком формате ‒ на уровне всех государств Совета сотрудничества (ССАГЗ), важнейшая тенденция взаимодействия обеих сторон по важнейшим вопросам региональной (но, вместе с тем, и международной) повестки дня сохраняется. Как Россия, так и государства ССАГЗ (прежде всего, Саудовская Аравия) заинтересованы во взаимном консультировании и сближении позиций, имеющих отношение к важнейшим направлением их внешней политики.
В основе этой заинтересованности лежат серьезные причины. Без урегулирования отношений с Саудовской Аравией (и ее союзниками по ССАГЗ) по вопросам, связанным с Ираном и положением в Сирии, Россия не может рассчитывать не только на урегулирование политики цен на мировом рынке нефти, но и на то, что в ходе состоявшейся 26 мая 2016 г. Сергей Лавров назвал «продвижением конкретных проектов … в области энергетики, включая ядерную, в сфере информационно-коммуникационных технологий, мирного освоения космоса, медицины, транспортной инфраструктуры». Как показало предшествующее развитие событий, все ранее достигнутые соглашения (в ходе состоявшегося в феврале 2007 г. визита российского президента в Эр-Рияд и поездки принца Мухаммеда бен Сальмана в июне 2015 г. в Санкт-Петербург) остались заявлениями о намерениях. В свою очередь, все то же «продвижение конкретных проектов», если иметь в виду саудовскую (и ССАГЗ) сторону, все так же зависит от отношения Москвы к президенту Башару Асаду и уровня (учитывающего либо далекого от этого учета опасений стран-соседей Ирана) ее контактов с Тегераном. Встающий в этой связи вопрос не кажется праздным, — в какой мере московская встреча глав внешнеполитических ведомств обеих сторон содействовала прогрессу в сфере сближения их позиций и, таким образом, потенциальному развитию хозяйственных и гуманитарных между Россией, Саудовской Аравией и, в целом, государствами ССАГЗ? Иными словами, что изменилось (и изменилось ли?) в отношении каждой из этих сторон к точке зрения противоположной стороны?
Выступая в качестве представителя внешнеполитических ведомств всех стран ССАГЗ на совместной пресс-конференции с российским министром иностранных дел С.Лавровым, глава саудовского внешнеполитического ведомства Адиль аль-Джубейр считал необходимым заявить, что он и его коллеги из стран Совета сотрудничества видят во встрече в Москве «очень важное событие, служащее делу безопасности и стабильности в регионе и в мире». Россия квалифицировалась как «страна-сосед», отношения с которой требуют «преодоления разногласий на основе консультаций и координации, даже если речь идет о проблемах, вызывающих расхождения, с тем, чтобы придти к решениям, удовлетворяющим интересы обеих сторон». Эта точка зрения едва ли не совпадала с мнением С.Лаврова, подчеркивавшего в ходе все той же совместной пресс-конференции, что за годы, прошедшие с начала диалога «Россия-Совет сотрудничества арабских государств Залива», обе стороны, хотя и не видящие «каждый аспект той или иной кризисной ситуации в регионе Ближнего Востока … абсолютно одинаково», те мне менее, пришли к единому «общему выводу», заключающемуся в том, что «за эти годы» они стали «гораздо лучше не только понимать позиции друг друга, но и вышли действительно на уровень координации по целому ряду важных вопросов».
Итоговое коммюнике (как и его широкое изложение, опубликованное 27 мая 2016 г. саудовской «Аш-Шарк Аль-Аусат») фиксировало немалое число совпадений позиций обеих сторон. Это подход к урегулированию ближневосточного конфликта и его важнейшей составляющей ‒ палестино-израильского противостояния, когда Россия рассматривает предложенную Саудовской Аравией в 2002 г. «арабскую мирную инициативу» как одну из правовых основ мирного решения. Это единое видение базовых принципов внутрисирийского урегулирования, основывающегося на коммюнике июньской конференции 2012 г. «Женева-1», как и путей достижения внутрийеменского согласия. Российская и саудовская позиции (как и позиции стран ССАГЗ) совпадают и в отношении необходимости преодоления нестабильности в Ираке, как и решения проблем современной Ливии.
Обе стороны объединяет отношение к, запрещенным в России, ИГ и «Джебхат ан-нусре» (как и к «Аль-Каиде»). Москва, Эр-Рияд и столицы других членов Совета сотрудничества квалифицируют эти организации как источник региональной нестабильности и вызов международной безопасности, включив их в список террористических организаций. Обе стороны борются против этих группировок (в том числе и на информационном поле) в Сирии и Ираке (хотя и в различных коалициях).
Расхождения Москвы, Эр-Рияда и столиц других государств Совета сотрудничества в связи с Ираном не мешают им считать необходимым не допустить превращения зоны Персидского залива в очаг напряженности. Обе стороны выступают за придание этой зоне (как и Ближнему Востоку) статуса региона, свободного от оружия массового поражения, не отрицая права расположенных там государств на мирное использование ядерной энергии. Не принимая российскую инициативу включения Ирана в систему безопасности в зоне Персидского залива (особенно после создания в декабре 2015 г. антииранской «исламской коалиции» и разрыва в январе 2016 г. дипломатических связей с Ираном), Эр-Рияд всегда считал, что эта инициатива обретет основу, если Тегеран будет проводить курс «добрососедства и невмешательства во внутренние дела стран-соседей».
Вместе с тем, текст Итогового коммюнике включил и некоторые подробности, которые ранее не фигурировали (либо упоминались вскользь) в совместных документах.
Говоря о Сирии и не обращаясь к вопросу о президенте Б.Асаде, обе стороны ставили акцент на том, что «прекращение вооруженного конфликта в Сирии» должно основываться на «резолюциях Совета Безопасности №№ 2254 и 2268», «документах Международной группы поддержки Сирии и Коммюнике “Женева-1” от 30 июня 2012 г.». Речь шла о важности различия между «умеренной оппозицией», с одной стороны, ИГ, «Джебхат ан-нусрой» и «другими организациями, признаваемыми Советом Безопасности в качестве террористических». Это означало, что Россия вновь подтверждала свои обязательства, касающиеся необходимости «переходного периода» в отношении этой страны и создания, в этой связи, необходимых «механизмов», способных обеспечить этот переход, как и гарантирующих (что оговаривалось в Итоговом коммюнике) «единство сирийской территории», исключающее идею федерализации либо созидания этноконфессиональных автономных образований в ее пределах.
Идея «различения» между «умеренной оппозицией» и общими противниками-террористами обеих сторон могла бы интерпретироваться и как отход Москвы от настойчиво проводившейся ею в последнее время мысли о «террористическом характере» поддерживаемой Эр-Риядом «Джейш аль-ислам». Для такой интерпретации есть основания, — выступая на совместной пресс-конференции, российский министр иностранных дел подчеркивал, что «Саудовская Аравия и лично г-н А.аль-Джубейр очень многое сделали для того, чтобы сформировать делегацию оппозиции (в сформированном в Эр-Рияде Высшем переговорном комитете присутствуют и представители «Джейш аль-ислам» ‒ Г.К.), которая достаточно репрезентативна». Если же далее С.Лавров и добавил, что «делегация оппозиции» выступает в качестве «ключевого игрока на женевских переговорах с правительством», «наряду с еще парой групп», то это не отменяло достигнутого сторонами консенсуса в отношении главного ‒ позиции, касающейся «Джейш аль-ислам», нынешний лидер которой возглавляет Высший переговорный комитет, и, в силу этого обстоятельства, большей вероятности возобновления и естественности развития межсирийских переговоров в Женеве, в ходе которых, как признал российский министр иностранных дел, стремление «маневрировать, выгадывать более благоприятные стартовые позиции», относится к «различным сирийским сторонам».
Изменилась ли, в этой связи, саудовская позиция? Выступая на совместной с С.Лавровым пресс-конференции, А.аль-Джубейр говорил о том, что решение сирийского кризиса требует «сосредоточения на трех основных направлениях». Это, во-первых, «прекращение режимом Башара Асада боевых действий и обеспечение поставок гуманитарной помощи в регионы». Во-вторых, речь должна идти о «возобновлении эффективных переговоров между [сирийскими] сторонами на основе Женевского коммюнике и резолюции Совета Безопасности № 2254». Наконец, в-третьих, это «усиление координации в рамках Международной группы поддержки Сирии с тем, чтобы подтолкнуть мирный процесс вперед». Сказанное саудовским министром иностранных дел относится лишь к требующей достижения двустороннего консенсуса текущей ситуации, но не касается коренных постулатов политики Эр-Рияда, важнейшим из которых остается безоговорочный уход официального президента сирийского режима. В отношении же этого ухода, как замечал А.аль-Джубейр, Москва и Эр-Рияд «не смогли преодолеть существующие разногласия», — эти слова «Аш-Шарк Аль-Аусат» вынесла в заглавие своего репортажа о пресс-конференции.
Впрочем, это был, как замечал А.аль-Джубейр в ходе совместной пресс-конференции, не единственным пункт разногласий с Россией в связи с Сирией. По мнению главы саудовского внешнеполитического ведомства, «как предполагает коммюнике “Женева-1”, переходный орган должен обрести всю полноту власти, не допуская к ней режим Асада». Кроме того, по мнению Саудовской Аравии и «ряда государств-членов Международной группы поддержки Сирии Высший переговорный комитет является единственным органом, ведущим переговоры [с представителями режима] от имени сирийского народа». Россия же, добавлял он, «считает, что эту роль могут играть и другие группы», имея в виду позицию Москвы по так называемым «московской» и «каирской» группам оппозиции.
Если Итоговое коммюнике московской встречи «Россия — ССАГЗ», обращаясь к теме ближневосточного терроризма, приветствовало выдвинутую «президентом Российской Федерации Владимиром Путиным» инициативу «создания широкого антитеррористического фронта на основе норм международного права и Устава ООН», то в этом стоило бы видеть несомненную саудовскую уступку Москве. Впрочем, достигнутый в связи с этой инициативой компромисс состоял в том, что констатировалась ее необходимость, но, с другой стороны, подчеркивалась потребность «тесной координации действий» между этой (пока еще планируемой коалицией) и «региональными державами», несущими «основное бремя сопротивления терроризму и экстремизму». В свою очередь, Москва «приветствовала» формирование «исламской военной антитеррористической коалиции, согласившись с положением о «поддержке координации действий между Россией и руководимой Соединенными Штатами и действующей против ИГ международной коалицией».
Не менее важна и выраженная в Итоговом коммюнике позиция государств-участников диалога «Россия — ССАГЗ» в отношении Ирана и ситуации в регионе Персидского залива.
Вопросы, относящиеся к иранскому ядерному досье, были, конечно же, поставлены министрами иностранных дел государств ССАГЗ перед их российским коллегой. В этой связи разработанное всеми участниками московской встречи Итоговое коммюнике подчеркивало необходимость «окончательного решения иранской ядерной проблемы», отметив, что путь к этому пролегает через неукоснительную приверженность достигнутым в июле 2015 г. в Вене договоренностей в рамках «группы 5+1» и полное их выполнение. Иран (и Россия, приняв текст Итогового коммюнике, согласилась с этим) должен подчиниться требованиям МАГАТЭ, связанным с инспекциями его ядерных объектов.
Повторяя старую позицию Эр-Рияда (и ССАГЗ), Итоговое коммюнике подчеркивало, что «отношения между Ираном и государствами Совета сотрудничества должны основываться на принципах добрососедства, невмешательства во внутренние дела, уважения суверенитета и территориальной целостности, … отказе от применения силы или угрозы ее применения, а также отказе от провокаций, наносящих ущерб безопасности и стабильности». По сути дела, перечисление этих принципов доказывало, что российская сторона приняла аргументацию своих саудовских (и стран Совета сотрудничества) партнеров. Более того, едва ли не впервые в практике отношений между Москвой и столицами государств Залива основной документ встречи отмечал важность «поиска мирного решения [разделяющего] Иран Объединенные Арабские Эмираты вопроса трех островов ‒ Большого и Малого Томба и Абу-Муса на основе международного права и Устава ООН, включая и прямые переговоры между обеими сторонами». Следовало бы заметить, что эта постановка вопроса всегда отвергалась Тегераном.
В свою очередь, касаясь вопроса Ирана, А. аль-Джубейр замечал в ходе совместной
Лавровым пресс-конференции, что в ходе встречи «обсуждался и вопрос Ирана, а также опасений государств Залива в связи с его открытым вмешательством в их внутренние дела». От России, по его словам, государства ССАГЗ ждут действий, направленных на решение этого вопроса, — как подчеркивал глава саудовского внешнеполитического ведомства, «государства Совета сотрудничества будут приветствовать любые усилия, способное привести к переменам в политике Ирана».
Итак, московская встреча в рамках диалога «Россия — ССАГЗ» доказала, что обе стороны готовы и способны слушать друг друга. Если даже ее значение состоит только в этом, то и это ‒ существенный шаг вперед, к достижению еще более существенного понимания между обеими сторонами.