Еще в январе-феврале 2011 г. режим Б.Асада был твердо уверен в том, что Сирия обладает особым иммунитетом против революций. Подобное отношение было ясно продемонстрировано в интервью президента Б.Асада, которое он дал 31 января 2011 г. Wall Street Journal. Демонстрации протеста в Дамаске 15 марта 2011 года, которые считаются точкой отсчета протестных событий в Сирии, не получили должной оценки властей. И даже когда произошли события в Дераа (17-18 марта) и Латакии (25 марта), где пролилась первая кровь, и были использованы ударные части сирийских сил правопорядка, представители власти были не склонны драматизировать сложившуюся ситуацию. Ответственность за произошедшие «беспорядки» в стране Б.Асад возложил главным образом на происки внешних врагов. Демонстрации проходили преимущественно мирно, без явных признаков этнической и конфессиональной розни, и затронули лишь ряд провинциальных центров. Выдвинутые оппозицией политические требования; расширения прав и свобод, носили в основном общий характер. Демонстранты не требовали смены режима, тем более отставки президента. Наоборот, накануне и после выступления Б.Асада 30 марта в Народном совете (парламенте) Сирии по улицам крупнейших сирийских городов Дамаска и Алеппо (Халеба) прошли многотысячные шествия в поддержку президента и его курса реформ.
Большинство сирийцев, несмотря на то, что «барьер страха» дал заметную трещину после событий в Дераа, не хотели революции, опасаясь жестких действий служб безопасности и не желая повторить судьбу своих соседей в Ираке и Ливане.
В течение нескольких последующих месяцев Б.Асад провел ряд важных мер и принял программу ускорения реформ в политической, законодательной и административной сферах.
Предложенная президентом программа реформ в целом носила достаточно прогрессивный характер. Однако простые сирийские граждане не увидели в ней адресности и ответа на свои социальные запросы. К тому же с реформами власть сильно запоздала. Многие в Сирии надеялись, что именно эти реформы начнут осуществляться в 2005 г. после X съезда ПАСВ, в документах которого были отражены их основные положения. Вне зависимости от желания сирийских руководителей сама логика событий заставляла предположить, что власть может проводить реформы только под давлением, а их серьезность и глубина зависят от решимости протестующих продолжать выступления.
К началу лета 2011 года протестное движение охватило практически все наиболее значимые городские и сельские центры страны. Носившие вначале мирный характер демонстрации, постепенно переросли в ожесточенные столкновения протестующих с силами правопорядка, в результате которых счет убитых и раненных с обеих сторон пошел на десятки и сотни. Не смогли устоять прежде спокойные столичные города — Дамаск и Алеппо (Халеб).
К середине 2011 года стало очевидным, что силовая составляющая играет ключевую роль в политике власти по отношению к народным протестам. В рамках действовавшей политической системы иной реакции руководства страны на подобные события было сложно ожидать. В условиях новой президентской власти Башара Асада продолжали сохраняться основные параметры прежней модели государственного устройства, созданной его отцом Хафезом Асадом за 30 летний период (1970-2000 гг.) правления страной. Отличительной особенностью выстроенной Х.Асадом модели являлась институализированная форма авторитаризма и сильное с точки зрения безопасности государство. На протяжении последних 40 лет характер военно-гражданских отношений в САР определялся приоритетным мнением военных в процессе принятия решений по ключевым вопросам внутренней и внешней политики страны. Поэтому не было ничего удивительного в том, что управление кризисом было полностью отдано в руки силовиков, прежде всего специальных служб. Именно они и определяли на всех последующих этапах развития кризиса не только судьбу режима, но и всей Сирии.
Поведенческий стереотип различных политических и гражданских институтов государства в условиях жестко структурированной и вертикально выстроенной модели политического устройства мотивировался транслировавшейся сверху[i] установкой – протестные движения суть результат заговора врагов Сирии.
Жестокие действия режима по подавлению восстания и многочисленные жертвы среди мирного населения серьезно осложнили международное положение страны. В результате сирийские события получили широкий международный резонанс и привели к интернационализации конфликта.
На рубеже 2011-2012 г.г. в сирийском протестном движении, которое прежде отличалось в основном мирным характером, наметилась устойчивая и быстро развивающаяся тенденция его милитаризации и перерастания в вооруженную борьбу. В течение 2013-2014 г.г. ситуация стала стремительно сдвигаться в сторону начала полномасштабной гражданской войны. В тоже время, сирийский режим не был готов идти на кардинальные реформы политической системы и постепенную смену власти. Радикализации сирийского конфликта и превращению его в межрелигиозную борьбу отчасти способствовал и сам режим. Первый и самый сильный удар был нанесен по светским, демократическим силам. Те, кто в марте 2011 года вышли на улицы сирийских городов с патриотическими требованиями реформ и свобод очень быстро оказались перед выбором, либо вовсе остановить мирные протестные акции, либо взяться за оружие. Многие гражданские активисты и их лидеры сильно колебались и предлагали иные методы воздействия на власть. Но рост насилия и жестокость действий власти в отношении мирного гражданского населения вынуждал многих, особенно, молодежь становиться на путь вооруженной борьбы. Достаточно быстро те, кто взялся за оружие оказались в полной зависимости от тех, кто мог их снабдить этим оружием. Как правило, подобная помощь, особенно по мере ее роста, зачастую предоставлялась в зависимости от лояльности групп сопротивления исламистской повестке, что на практике выражалось не только в выборе названия отряда, но и особом поведенческом стереотипе (установление шариатских законов, например) на контролируемых территориях. В условиях «ассиметричной» войны, когда режим использовал авиацию и артиллерию для бомбардировки захваченных повстанцами районов, а вооруженное сопротивление испытывало острую нехватку оружия акции смертников стали единственным средством поддержанию баланса сил на поле боя. Это дало мощный рост джихадистским отрядам в силах вооруженного сирийского сопротивления и способствовало на начальном этапе росту их популярности среди части населения контролируемых районов. К тому же привлечение Б.Асадом иностранных наемников из Ливана, Ирака и Ирана, ряда других стран, вызванное серьезными потерями в живой силе национальных вооруженных сил и отсутствия должного боевого опыта у новобранцев, легитимизировало в глазах части местного населения участие в боевых действиях джихадистов из других арабских стран.
Как утверждалось в январском 2014 года докладе, подготовленном командованием Сирийской свободной армии (ССА), за годы конфликта общие потери правительственных войск составили 65 тысяч человек убитыми. При этом необходимо иметь в виду, что общая численность дезертировавших солдат и офицеров равнялась (февраль 2013 г.) приблизительно 100 тысячам человек. По различным оценкам, режим должен был бы потерпеть сокрушительное поражение еще на рубеже 2011-2012 г.г., если бы не получил помощь от своих зарубежных союзников. Для исправления сложившейся ситуации, режим, начиная с 2013 г., приступил к созданию вооруженных отрядов по типу народного ополчения и милицейских формирований.
В этот период были созданы « Национальные демократические силы» (НДС), «Кувват ан-Нимр» и «Сукур аш-Шам». Характерно, что инициатива в создании указанных подразделений принадлежала в основном крупным алавитским бизнесменам и отставным сотрудникам сирийских спецслужб, близким к режиму. Поэтому в начальный период своей деятельности эти отряды больше напоминали частные армии и фактически не подчинялись центральному командованию. К тому же практически все они были сформированы на конфессиональной или этнической основе. Эти факторы снижали эффективность их боевых действий и уровень доверия и поддержки со стороны гражданского населения. Несмотря на это они провели ряд успешных операций против вооруженной оппозиции в различных районах страны. К концу 2015 года численность этих формирований составляла по разным оценкам 35-40 тысяч бойцов. Только после начала операции российских ВКС положение стало меняться. В 2015 году под руководством российских и иранских советников режим приступил к созданию 4 и 5-го армейских корпусов, в состав которых организационно вошла часть указанных подразделений.
Несмотря на предпринятые усилия, к осени 2015 года общая численность личного состава правительственных войск не превышала 100 тысяч человек против 300 тысяч в начале конфликта. Неудивительно, что к октябрю 2015 года сирийский режим, уверенно контролировал не более 20% территории страны и не мог обойтись без внешней поддержки, чтобы противостоять вооруженной сирийской оппозиции.
В сложившихся условиях, Б.Асад был вынужден призвать на помощь иностранцев. Это, прежде всего, боевые отряды ливанской «Хизбаллы», общая численность которых по разным оценкам составляла от 10 до 14 тысяч бойцов, а также иракские шиитские военизированные бригады «Абуль Фадль Аббаса» (несколько тысяч бойцов), которыми фактически руководил элитное подразделение КСИР «Аль-Кудс» под командованием генерала Касема Сулеймани, который, по данным из источников военной сирийской оппозиции, фактически командовал обороной Дамаска и его пригородов. Данные о количестве иранских военных советников и специалистов воюющих на стороне Б.Асада весьма противоречивы и недостоверны. Однако большинство экспертов полагало, что их общая численность не превышала 15 тысяч человек. За последние два года Иран создал в Сирии собственную армию «Джейш тахрир аш-Шам» численностью до 5 тысяч человек, в состав которой входили в основном шиитские наемники из Ирана и Афганистана, ряда арабских стран, незначительное число сирийцев. Сегодня, по данным сирийской оппозиции, общая численность шиитских милиций, действующих на территории страны, достигает 60-62 боевых формирований.
Характерно, что численность противостоящей режиму ССА, состоящей преимущественно из дезертировавших солдат и офицеров, а также отрядов народного ополчения, не превышала 30-35 тысяч человек. Отсутствие поставок вооружений из союзных им стран Запада, главным образом, США, Великобритании и Франции, существенно осложняло ведение ими боевых действий даже против сильно ослабевшей армии режима, не говоря уже о шиитских вооруженных отрядах из Ливана, Ирака и Ирана. Вряд ли они смогли бы долго противостоять этой силе, если бы не поддержка так называемой вооруженной исламистской оппозиции, общая численность различных отрядов которой по разным оценкам колебалась на рубеже 2013-2015 г.г. от 70 до 80 тысяч бойцов.
В отличие от ССА, чью идеологическую основу в целом питали мировоззрения светского и националистического характера, исламские бригады и фронты не испытывали особо сильной нужды в финансировании и оружии, которое поступало им из-за рубежа, главным образом из арабских монархий Персидского залива, прежде всего Саудовской Аравии. Сыграло свою роль и отсутствие должной реакции международного сообщества, которое оказалось бессильным не только остановить, но и осудить жесткие действия режима. Указанные выше обстоятельства раскололи вооруженную оппозицию, выдвинув на передовые позиции радикальных исламистов, и дезорганизовали политическую оппозицию, которая не сумела сплотить силы вооруженного сопротивления на единой патриотической основе и политической платформе.
[i] См. выступление Б. Асада в парламенте SANA, 30.03.2011