Выступая на днях на заседании правительства, президент Хасан Роухани, являющийся при отсутствии в Иране поста премьер-министра главой исполнительной власти, заявил, что в его новом правительстве нет ни одного суннита, что является несправедливостью по отношению к этой части мусульманского населения  страны. Таким образом, президент впервые официально признался в невыполнении своих предвыборных обещаний.

Действительно, как не раз за последнее время отмечали иранские политики, местные сунниты, в большинстве своем на майских президентских выборах отдали свои голоса  Х.Роухани как наиболее авторитетному кандидату от реформаторов.  Это означает, что придя вновь на пост главы правительства,  Х.Роухани  должен был бы ответить на это доверие, и этому не должны были помешать оппоненты из фундаменталистского лагеря. Мы помним, что в разгар предвыборной борьба, в апреле нынешнего года, нынешний президент озвучил такие свои резонансные  инициативы как обязательное  назначение женщин на министерские посты, предоставление квот на эти же посты мусульманам-суннитам. Этому всегда противились фундаменталиста со своими предубеждениями как по поводу женщин, так и суннитов.

Принято считать, что сунниты составляют примерно 10% населения страны, то есть примерно 8-9 миллионов человек. Порядка половины суннитов – это курды (большая часть курдов, однако, исповедует шиитскую ветвь ислама), остальные – арабы, туркмены, белуджи и другие этнические меньшинства. Кстати, сунниты считают себя в Иране религиозным меньшинством, при этом они не относятся к официально признанным этно-религиозным меньшинствам, к которым, на основании действующей иранской Конституции,  причисляются лишь армяне-христиане, зороастрийцы и иудеи. С самого начала деятельности в Иране выборного законодательного органа – парламента ( официальное название – Собрание исламского совета) официально признанные этно-религиозные меньшинства имеют в нем квотированные места – христиане обладают тремя мандатами, зороастрийцы и иудеи  — по одному. При этом депутат от иудейской общины представляет общину, насчитывающую лишь порядка 20 тысяч человек. Составляя одну десятую населения Ирана, сунниты должны иметь весьма серьезное представительство как в выборных органах, так и в исполнительной власти. Но процитируем в этой связи слова экс-министра МВД, оппозиционного политика А.Нури: «в  прошлом году в президиуме Собрания исламского Совета (парламента) был всего один суннит, в нынешнем же году уже и его не видно. Женщин в этом органе тоже нет».

Понятно, что недавно избранный глава исполнительной власти  должен обратить больше внимание на конфессиональную и гендерную структуру выборных и назначаемых органов власти. Что касается гендерного аспекта, то взглянув на фото членов исполнительной ветви власти страны, куда входят президент, вице-президенты и министры правительства, опубликованное несколько дней назад всеми иранскими СМИ, мы увидим, лишь 3 женщин из 40 высших функционеров. Как писала в дни формирования будущего кабинета центристская газета «Шарк», президент испытывал страшное давление противников гендерного равенства, в том числе со стороны духовного лидера страны аятоллы Али Хаменеи. По мнению этой газеты, Х.Роухани вынужден был подчиниться, сняв кандидатуры двух будущих членов кабинета министров-женщин.  Разумеется, это имело крайне негативную реакцию активистов женского движения страны. Женщины обеспокоены тем, что постепенно происходит снижение квоты женщин в высших эшелонах власти. Однако женщина-старожил в правительстве Масумэ Эбтекар вновь получила пост вице-президента, на этот раз – по вопросам женщин и семьи, сменив Шахдохт Мулаварди. Но последняя перешла на должность помощника президента по вопросам гражданства. Другой вице-президент – женщина – Лейла Джониди, отвечающая за юридический блок кабинета. Однако ни одного министра-женщины в новом правительстве нет. Между тем, прибыв 1 сентября с визитом в столицу Иранского Курдистана Санандадж, М.Эбтекар заявила, что в органах местной власти женщины составляют примерно 30% руководящего состава. Она продолжила: «Такая же задача стоит перед нами и на уровне министерств».

Однако, если относительно гендерного равенства имеются какие-то планы, то по поводу действительного равенства этнических и конфессиональных компонентов иранского общества и об известных достижениях страны на этом пути говорить не приходится. Приведенный в начале статьи факт о «представительстве»  нешиитских выдвиженцев в правительстве  ИРИ достаточно красноречив. При этом в опубликованном в иранских СМИ 31 августа сообщении о выпуске Секретариатом офиса главы правительства специальной книги, посвященной планом только что начавшего свою работу 12 кабинета, есть специальный раздел, озаглавленный «Увеличение партнерства этно-конфессиональных меньшинств». В нем, в частности, говорится: «12 правительство рассматривает все живущие в Иране этно-конфессиональные меньшинства как основу и неотъемлемую часть страны в деле культурного и социального укрепления иранского общества и обязуется прилагать все усилия для реализации их прав в рамках Конституции. В этой связи правительство продолжит уважать особенности этно-конфессионального многообразия страны, строго соблюдать конституционную базу на этом направлении, выполнять все программы борьбы с бедностью и преодоления безработицы в районах проживания этой части иранского народа, реализовывать  перераспределение  национального богатства в пользу социальной справедливости, использования кадры этой части народа на важных политических и социальных должностях».

Обратим внимание на последнее предложение. Для Ирана оно весьма релевантно. Дело в том, что в преимущественно шиитском Иране есть целые регионы, населенные, например,  последователями сунннитской ветви ислама, которые финансируются по остаточному принципу или используются лишь для выкачивания естественных богатств. Российская иранистка  Лана Раванди-Фадаи пишет в своем исследовании, что тегеранские власти  рассматривают Иранский Курдистан в качестве «внутренней колонии» и используют ее для выкачивания ресурсов. Отметим, что иранские курды многого ждали от Исламской революции, надеясь, что она поможет решить их национальные проблемы в пределах Ирана. Этим объясняется то, что они приняли активное участие в революционных событиях. К сожалению, установившаяся в стране власть шиитской теократии не принесла облегчения. По этой причине курды бойкотировали общенациональный референдум, который решал вопросы политического устройства страны и одобрил установление режима Исламской Республики. Между тем претензии курдов-суннитов к центральной власти не ограничиваются дискриминацией по религиозному признаку. Курдские депутаты  парламента неоднократно ставили вопрос о диспропорции в выделении бюджетных средств регионам с персидским и неперсидским населением. Как не раз отмечали иранские СМИ, преимущественно персоязычные и индустриально развитые провинции Исфахан и Керман получают на порядок больше бюджетного финансирования, чем сопоставимые с ними по населению Иранский Курдистан и населенная преимущественно азербайджанцами провинция Ардебиль. Курдистан демонстрирует предельно высокий даже по иранским понятиям  уровень безработицы. Здесь один из самых низких в стране показателей дохода на душу населения. Курдистан отличается и крайне низким объемом промышленного строительства, мизерными инвестициями в сельское хозяйство, ирригацию, благоустройство населенных пунктов. Приход к власти в Иране в 1997 г. реформаторов во главе с С.М. Хатами не принес курдам ничего, кроме постоянно снижающегося уровня жизни. Период нахождения у власти  неоконсервативного  президента М.Ахмадинежда запомнился жителям провинции более декларативными, чем реальными мероприятиями по подъему ее экономики и переодеванием президента в курдские одежды при многочисленных визитах в курдские города. Уже при М.Ахмадинежаде  провинцию потрясли многотысячные демонстрации, участники которых протестовали против назначения со стороны МВД очередным губернатором этой провинции представителя центра, который не был ни уроженцем провинции, ни суннитом. В этом в очередной раз проявилось недоверие к региону со стороны властей. Здесь все местное руководство десантируется из центра, естественно, из числа титульной нации – персов. По мнению курдских депутатов, при назначении главы региона нужно было посоветоваться с самими курдами, выслушать их мнение и доверить руководство провинции тому, кто реально знает нужды его жителей. А кто знает их лучше выходца из этих мест? Если планы правительства, о которых шла речь выше, будут реализованы, можно ожидать подлинных подвижек в развитии провинций, населенных этно-конфессиональными меньшинствами. И тогда, возможно, в правительстве появятся и министры из таких регионов.