Президентские выборы в Иране: взгляд изнутри

Впечатления

Более десяти лет автор не был в Иране. Летом этого года мне посчастливилось стать свидетелем важного события в жизни Исламской Республики Иран (ИРИ) – выборов президента.

В восточной стране, имеющей древнюю историю, изменения не очень бросаются в глаза. Да, конечно, в Тегеране за десять лет появилось много новых современных зданий, небоскребов. Разбиты новые скверы. Сменился парк автомобилей. На смену старым «пейканам» пришли новенькие, собранные в Иране «пежо». Но уклад жизни тегеранцев остался прежним. С одной стороны — столично суматошным, с другой – традиционно мусульманско-патриархальным.

Десять лет для почти трехтысячелетнего Ирана – это мгновение, но для двадцатишестилетней исламской революции – это огромный срок. Ушли с политической сцены многие из тех, кто делал эту революцию, кто стоял у истоков Исламской Республики. Ветры глобальных перемен, проносящиеся над закрытым исламским Ираном 90-х годов, принесли с собой и семена сомнений в абсолютной истинности исламских государственных устоев. Эти семена попали в достаточно подготовленную почву. В жизнь вступила многочисленная иранская молодежь, воспитанная хотя и при жестком религиозно-идеологическом давлении, но все же в условиях прогрессивных экономических реформ восьмилетнего президентства Али Акбара Хашеми-Рафсанджани и попыток следующего президента ИРИ Мохаммада Хатами либерализировать (насколько это возможно в авторитарном идеологизированном государстве) общественную жизнь. Все это не могло не повлиять на мысли и взгляды молодых иранцев, которые составляют около 70% населения страны. Правда, в первую очередь это коснулось тегеранцев и жителей крупных городов. Иранские крестьяне, как и в любой стране, в большинстве своем оставались хранителями патриархальных и, стало быть, в условиях ИРИ ортодоксальных исламских традиций.

А тегеранцы за десять лет изменились. Пожалуй, и внешне и внутренне. Мужчины, которые прежде были обязаны носить рубашки с длинными рукавами и не вспоминать о галстуках, ныне ходят в спортивных открытых майках, а зачастую и в сорочках с галстуками, свободно продающихся в тегеранских магазинах. Вышла из мужской иранской моды окладистая борода, а также революционная трехдневная щетина. Большинство молодых мужчин чисто выбриты или носят аккуратные испанские бородки.

Молодые жительницы Тегерана также поменяли свой облик. Вместо темных, мрачных хиджабов с черным покрывалом, скрывающих не только женские формы, но и порой лицо, сегодня на улицах иранской столицы можно любоваться многообразием цветовой гаммы одежды девушек. Пожалуй, молодые иранки создали свою собственную моду. Современный хиджаб – это, по сути, яркий брючный костюм с приталенным (о, ужас!) удлиненным пиджаком и широким многоцветным платком, лишь чуть-чуть прикрывающим макушку. А обувь? Всего несколько лет назад запрет распространялся на босоножки. Теперь многие девушки смело демонстрируют педикюр. А о макияже и говорить нечего. Редкая молодая тегеранка не подводит брови и ресницы. Правда, иногда «боевой» раскрас милых персиянок превосходит допустимые границы. Говорят, это своеобразный символ протеста молодых девушек против все еще насаждаемых сверху пуританских норм.

Все это, конечно, только внешние проявления изменений в облике иранцев. Но внешнее определяется внутренним. Сегодня иранские школьники и студенты усиленно изучают английский язык и компьютеры. Они смотрят глобальное телевидение, используя формально запрещенные спутниковые антенны-тарелки, бродят по бескрайним просторам Интернета, получая информацию из первоисточников. Не будет преувеличением сказать, что в их умах происходит постоянная борьба между традиционализмом и глобализмом, в результате чего их политические воззрения меняются с периодичностью смены дня и ночи.

Это, кстати, относится не только к молодежи, но и к интеллектуальной части иранского общества в целом. Там диапазон взглядов еще шире: от сладостных воспоминаний о «золотых» шахских годах через преклонение перед западными ценностями до апологетики исламского режима.

Но, пожалуй, одна из наиболее примечательных перемен в иранцах – это появление открытости, откровенности и отсутствие боязни иностранцев и общения с ними. Не только любознательная молодежь, но и умудренные жизненным опытом отцы семейств и солидные дамы с удовольствием беседуют с иностранными журналистами, дают интервью перед объективами телекамер зарубежных компаний. Причем их высказывания, как правило, не имеют ничего общего с официальными взглядами, проповедуемыми иранскими СМИ. Главная проблема, которая волнует иранцев, – безработица, ее уровень достиг 16-17%. При этом безработица бьет прежде всего по молодежи. Отсюда – рост преступности, наркомании и проституции. Дефицит и дороговизна жилья. Скачок цен (за 10 лет почти в 7-10 раз, доллар подорожал с 2000 до почти 9000 иранских риалов). Низкие доходы подавляющего большинства населения страны (около 70% иранцев живут в бедности). Коррупция. Многие задаются вопросом, куда идут миллиарды нефтедолларов, которые Иран исправно получает от продажи своих углеводородных богатств. Кроме социально-экономических трудностей тегеранцы видят проблемы с демократизацией общества, с идеологической жесткостью режима.

Выборы

Кульминацией последних месяцев в политической жизни в Иране стали выборы президента ИРИ. По мнению наблюдателей, они принесли неожиданности. Первая – высокая активность избирателей. В голосовании приняли участие 62% иранцев, имеющих право голоса. Однако здесь, как полагают не только иностранные журналисты, но и сами иранцы, не так все просто и однозначно. В Иране нет списка избирателей, поскольку нет системы прописки или регистрации. Иранец может голосовать на любом избирательном участке, в любом уголке страны. При этом проголосовавшему ставится в паспорт специальный штамп, чтобы он не мог еще раз выполнить свой гражданский долг. Кстати, как говорили некоторые тегеранцы, они пришли на избирательный участок исключительно для того, чтобы получить штамп в паспорте. В противном случае у них могли бы возникнуть неприятности по месту работы или учебы. Это касается крупных городов. В сельской местности активность обеспечивалась, конечно, муллами местных мечетей и, не в последнюю очередь, усилиями многомиллионного народного ополчения «басидж», где командные должности занимают кадровые военнослужащие Корпуса стражей исламской революции (КСИР). Свою роль сыграло и то, что время окончания голосования неоднократно продлевалось ответственным за выборы министерством внутренних дел (что, однако, не противоречит иранским законам). А некоторые избирательные участки работали всю ночь, так сказать, до последнего посетителя.

Нет сомнений, что для увеличения явки избирателей административный ресурс был использован исламскими государственными структурами в полной мере. Это относится и ко второй неожиданности президентских выборов в ИРИ. Имеется в виду победа малоизвестного даже в Иране мэра Тегерана Махмуда Ахмадинежада, исламского радикала.

Некоторые аналитики сомневаются в справедливости прошедших выборов, особенно относительно результатов первого тура. В течение всего дня подсчета голосов вслед за лидирующим председателем Согласительного совета (Совета по определению целесообразности принимаемых решений), бывшего президента ИРИ Али Акбара Хашеми-Рафсанджани шли бывший спикер парламента Мехди Кярруби и бывший командующий Силами охраны правопорядка Мохаммад-Бакер Калибаф, который в ходе подведения итогов постоянно менялся местами с бывшим министром образования в кабинете Мохаммада Хатами – исламским либералом Мостафой Моином.

Вечером же М. Ахмадинежад совершил резкий скачок, заняв второе место после А.А. Хашеми-Рафсанджани, причем с отставанием всего в 1,78%, что, по мнению социологов, находится в границах арифметической погрешности. По смелым высказываниям тегеранцев, к такому скачку новичка в политике в прямом смысле приложили руки активисты из «басиджа», «вбросившие» в урны подготовленные заранее бюллетени (тем более времени у них было предостаточно – избирательные участки не закрывались так долго, как это им было нужно). Факты подтвердил и А.А. Хашеми-Рафсанджани. По его словам, столичный градоначальник мог добиться столь впечатляющих результатов, вбросив бюллетени, подкупив избирателей или использовав административный ресурс.

Подозрительным является и то, что близкая к Духовному лидеру ИРИ аятолле Хаменеи консервативная газета «Кейхан» уже на следующее утро после выборов, то есть 18 июня, опубликовала данные о том, что результаты Ахмадинежада и Кярруби (напомним – он шел вторым) очень близки, хотя бюллетени еще не могли быть подсчитаны, а итоги голосования не были подведены.

С результатами первого тура голосования были не согласны практически все проигравшие кандидаты. Больше всех, конечно, был разочарован М. Кярруби, которого, можно сказать, вытолкнули со второго места. Он потребовал пересчета голосов в крупных иранских городах (Тегеране, Куме, Исфагане, Мешхеде), однако это требование не было удовлетворено Наблюдательным советом (НС), который ограничился лишь формальным расследованием в вышеназванных городах и заявил, что дополнительная проверка никаких серьезных фальсификаций не выявила.

При всем недовольстве Кярруби и других кандидатов-реформаторов ходом и итогами первого тура они не подали официальной заявки протеста в Наблюдательный совет, но, тем не менее, выступили с обвинениями о подтасовке результатов и использовании государственного ресурса, имелись в виду – «басидж» и КСИР.

20 июня начался второй этап президентской гонки: А.А. Хашеми-Рафсанджани против М. Ахмадинежада. В поддержку Рафсанджани выступили влиятельные кандидаты в президенты — участники первого тура, считавшиеся реформаторами. Это Мостафа Моин (13,86% голосов), Мехди Кярруби (17,2%) и даже Мохаммад-Бакер Калибаф, считавшийся консерватором (13,89%). Казалось бы, при такой поддержке основных конкурентов победа Рафсанджани была обеспечена.

Противники Рафсанджани учли этот факт. Сначала дала залп тяжелая артиллерия. Духовный руководитель ИРИ, глава государства аятолла Хаменеи призвал избирателей проголосовать за «антизападного президента». «Отдайте голоса кандидату, который не понравится нашим врагам. Пусть это будет одним из критериев вашего выбора. Голосуйте за того, кто поддерживает революцию, религию, закон и не боится столкнуться с трудностями», — сказал Хаменеи. Понятно, за кого и против кого был направлен это призыв. Известно, что Рафсанджани неоднократно «мягко» высказывался за открытость Ирана, за сближение с США.

В предвыборной кампании между двумя турами помимо уже испытанных способов использования административного ресурса – указаний госслужащим (в том числе и военным) голосовать за Ахмадинежада, мобилизации на борьбу служителей местных мечетей, а также активистов «басидж» — применялись методы «черного пиара». Как позже сказал проигравший на выборах Хашеми-Рафсанджани, против него и его семьи была развязана широкая кампания клеветы. «Противники использовали все средства нынешнего истеблишмента, а также структуры режима, чтобы незаконно вмешаться в процесс выборов и нанести ущерб моему авторитету», — подчеркнул он.

Дело доходило до того, что в ходе второго тура МВД Ирана, ответственное за проведение выборов в стране, пыталось приостановить процесс голосования. Причиной этого было присутствие на выборах неофициальных лиц, оказывающих влияние на процесс голосования. Эти лица были сотрудниками или представителями народного ополчения «басидж». Но Наблюдательный совет отменил решение внутриполитического ведомства страны, заявив потом, что «незначительные нарушения не повлияли на ход законных и здоровых выборов».

Возмущенный ходом голосования президент Ирана Мохаммад Хатами готов был представить документы, свидетельствующие о «безнравственных истоках» состоявшихся в республике президентских выборов. В официальном заявлении Хатами говорилось: «В соответствии с обязанностями, которые возложены на меня нацией и Господом, я подготовлю и представлю Духовному лидеру Ирана и главе государства аятолле Али Хаменеи, судебной власти страны и избранному президенту Махмуду Ахмадинежаду достоверные документы, свидетельствующие о безнравственных истоках последних президентских выборов и предваряющего их процесса».

Однако, несмотря на все протесты, Наблюдательный совет Ирана утвердил результаты второго тура президентских выборов, на которых уверенную победу одержал радикально консервативный мэр Тегерана Махмуд Ахмадинежад. Глава Совета Ахмад Джаннати направил письмо министру внутренних дел Ирана Абдулвахиду Мусави Лари, в котором говорится, что итоги выборов признаны действительными, поскольку ни один из кандидатов их не опротестовал.

Победа Ахмадинежада была безоговорочной: 62% против 36%.

Иранский маятник

Президентские выборы 2005 года стали зеркальным отражением президентских выборов 1997 года. Тогда, тоже вопреки всем прогнозам, президентом Ирана стал аятолла Мохаммад Хатами, завоевавший поддержку почти 70% избирателей. Неожиданная победа либерала в чалме ознаменовала собой начало восьмилетнего периода попыток проведения реформ, прежде всего социально-политических. Однако, как мы видим сегодня, попытки эти не удались. Маятник политических пристрастий иранских избирателей резко качнулся в противоположную от либерализма сторону.

Так было ли это сенсацией? Пожалуй, нет.

Первый звонок для либералов прозвучал в феврале 2003 года. На состоявшихся тогда выборах народных представителей в исламские советы городов и населенных пунктов (в местные органы власти) сторонники президента Мохаммада Хатами потерпели первое за шесть лет поражение. После выборов депутат меджлиса из числа реформаторов Али Шакури заявил: «Мы признаем свое поражение на выборах и видим свою первейшую задачу в необходимости извлечь уроки из этого поражения. Этот опыт мы будет использовать в предстоящей политической борьбе».

Однако уроки извлечены не были. Иранский политический маятник все дальше уходил от либерализма и реформ. На следующих испытаниях – парламентских выборах в феврале 2004 года — реформисты-либералы вновь потерпели сокрушительное поражение.

Незадолго до выборов Наблюдательный совет снял с «гонки» около 2200 кандидатов, большинство из которых были сторонниками реформ. В знак протеста против незаконных, по их мнению, действий Совета, по меньшей мере 600 независимых кандидатов отказались от участия в парламентских выборах.

Разгорелась ожесточенная борьба. За несколько недель до выборов великий аятолла Хоссейн Али Монтазери, отец-создатель конституции ИРИ, возглавивший исламскую революцию вместе с аятоллой Рухолла Хомейни, выразил крайне негативное отношение к действиям НС: «В начале исламской революции мы высказали свое мнение относительно выборов: шах и его министр внутренних дел имели обыкновение отбирать и утверждать кандидатов на выборы, но теперь [после свержения шаха] выборы должны быть действительно свободными. Мы считали, что Наблюдательный совет должен наблюдать за деятельностью министерства внутренних дел, чтобы быть уверенными, что оно действует и функционирует правильно, а не выбирать кандидатов…

…Затем был проведен пересмотр конституции, и я выступал против этого. Они манипулировали ею, перевернули там все вверх тормашками… все против наших первоначальных намерений. Таким образом, сегодня вместо свободных выборов у нас насильственная селекция кандидатов, проведенная лишь одной группировкой, участвующей в предвыборной гонке. Все это является незаконным и антиконституционным».

Великий аятолла Монтазери вынес свой приговор: «Наблюдательный совет манипулирует законом. Это — предательство революции… В результате незаконных действий немногих отдельных личностей был испорчен [международный] образ Ирана, что вызвало в мире полную растерянность…»

Приведенные слова видного религиозного деятеля ИРИ относятся и к нынешним президентским выборам. После их первого тура стало совершенно ясно, что административный и «мошеннический» ресурс тех, кто стоит за спиной у Ахмадинежада, огромен. Можно было прогнозировать, что он будет использован и во втором туре.

Но 62% голосов за Ахмадинежада нельзя «сделать» при любых масштабах государственного ресурса. Большинство избирателей ИРИ сознательно проголосовали за кандидата, который олицетворяет для них исламский радикализм.

Почему?

Причин здесь немало — как внутрииранских, так и внешних.

Не секрет, что, можно сказать, всенародную поддержку президенту Хатами в 1997 и 2001 годах обеспечила провозглашенная им программа социально-политических реформ на базе уже осуществляемых экономических реформ предыдущего президента Хашеми-Рафсанджани. Однако реальная действительность ИРИ совсем не способствовала их практическому осуществлению. Причем президент аятолла Хатами был не готов идти на решительную конфронтацию ни с Духовным лидером аятоллой Хаменеи, ни с радикальными исламистами, ни с существующей системой. Он был ее заложник.

Как отмечал уже упоминавшийся великий аятолла Хоссейн Али Монтазери, «он (Хатами) говорит много, но практически мало делает. Давайте возьмем, к примеру, сидячую забастовку членов парламента, организованную в знак протеста против решения Наблюдательного совета, который запретил участвовать в выборах многим кандидатам-реформистам. Хатами должен был организовать подобный протест три года назад, когда члены НС отклонили избирательный закон. Хатами принял тогда тактику умиротворения. Он избежал ситуации, когда те, «другие», противостоящие ему члены НС, пошли бы на прямую конфронтацию».

Конечно, президент Хатами много сделал для «открытия» Ирана миру и для укрепления авторитета Исламской Республики в мировом сообществе. Но в социально-экономическом плане неудачи преследовали его все восемь лет. Он не смог справиться с этими проблемами, поскольку не имел в своих руках инструментов для последовательных и всеобъемлющих реформ. Хатами лишь не намного приоткрыл для реформ дверь.

В эту полуоткрытую иранскую дверь ворвался не столько свежий воздух свободы, сколько коррупция на всех уровнях государственной власти, раздуваемая потоком нефтедолларов, оседаемых в итоге в карманах немногочисленной элиты. В условиях, когда большинство иранцев живут в бедности, сформировалась прослойка «новых шахов», которые, как образно отметил один журналист, «стали пользоваться ноутбуками, ездить на шестисотых «мерседесах» и отдыхать в местном Куршевеле — на острове Киш. Но в глазах подавляющего большинства они были чем-то вроде классовых врагов, которых свергали вместе с иранским шахом. А породивший их либеральный режим Хатами стал восприниматься как «антинародный».

Примечательно, что проигравший выборы фаворит первого тура А.А. Хашеми-Рафсанджани в своей предвыборной программе повторил либеральные пункты реформ президента Хатами:

— всесторонняя общественная и социальная безопасность, а также безопасность личности, невмешательство государства в личную жизнь граждан, официальное признание свободы слова и вероисповедания;

— экономическое процветание; рост покупательской способности граждан путем борьбы с инфляцией и безработицей, повышения эффективности экономики, создания новых рабочих мест, укрепления сферы здравоохранения; поддержка частного сектора в промышленности, сельском хозяйстве и международной торговле;

— использование в максимальной степени человеческого потенциала, устранение дискриминации во всех сферах, создание равных условий для молодежи, женщин, национальных и религиозных меньшинств;

— поддержка гражданского общества, рост безопасности граждан и защита их прав;

— проведение конструктивной и позитивной политики на международной арене, интеграция Ирана в мировое сообщество с целью преодоления изоляции страны, проникновения на новые рынки мировой экономики как средство распространения на них иранской продукции и привлечения в страну иностранных инвестиций.

Выступая как умеренный либерал с явно консервативным уклоном, Рафсанджани в своих предвыборных речах заявлял, что готов идти на уступки демократически настроенной молодежи и готов к диалогу с США.

Не будем забывать и личность самого Али Акбара Хашеми-Рафсанджани. Семидесятиоднолетний ветеран исламской революции, один из богатейших людей страны, владелец фисташковых плантаций и целых отраслей промышленности, магнат, размещающий свои капиталы по всему миру, и при этом хитрый политик с барскими манерами. Причем политик-клерикал, представляющий поколение первых исламских революционеров, ставший затем президентом страны. Да, конечно, за время своего президентства (1989–1997 гг.) Хашеми-Рафсанджани создал условия для выхода страны из тупика «тоухидной экономики», проводил экономические реформы, преобразующие мобилизационную экономику «военного исламизма» времен войны с Ираком. Но это была некоторая стабилизация без решения кардинальных проблем.

И все же, по мнению многих аналитиков, Рафсанджани в качестве президента должен был бы устроить всех: от прозападной молодежи до ветеранов исламской революции. Но… иранский политический маятник двигался в другом направлении.

Ни клерикальный прагматик Хашеми-Рафсанджани, ни клерикальный либерал Мохаммад Хатами за 16 лет президентства не смогли, с одной стороны, поднять уровень жизни простых иранцев, с другой – провести ни одной радикальной социально-политической реформы.

Сыграл свою роль и внешний фактор. Уже было отмечено, что иранская молодежь, особенно в крупных городах, настроена прозападно. Но (опять «но»!) недальновидная политика США в отношении Ирана во многом меняет настроения в молодежной среде.

В последние недели перед выборами психологическое и идеологическое давление Вашингтона на Иран было беспрецедентным. Так, президент США Джордж Буш заявил о создании Корпуса активного реагирования, который займется молниеносной помощью «братским народам», решившим стать на путь демократии. Вторя своему президенту, госсекретарь Кондолиза Райс объявила о патронате, который отныне США будут осуществлять над всеми демократическими движениями в ближневосточных странах, о том, что стремление к демократии превыше всего, даже если оно вызывает дестабилизацию внутри государства и приводит к гражданской войне (вспомним Ирак!). Все это не могло не поднять волну антиамериканизма даже среди иранских интеллектуалов, в том числе и молодежи. Они хотят подлинной демократии и свободы, но не по иракскому образцу.

В Вашингтоне оказали медвежью услугу прозападным силам в Иране. Американцы не учли особый персидско-шиитский менталитет иранцев. Под влиянием основных исторических факторов многими столетиями формировался менталитет гордых и бескомпромиссных иранцев-шиитов, отстаивающих свои интересы в противостоянии с неприятельским давлением извне. В настоящее время персидская национальная психология представляет собой сплав великодержавного имперского национализма и шиитской избранности. Именно поэтому можно с уверенностью сказать, что прессинг американцев на Иран приводит к противоположным результатам. Происходит если не национальное сплочение, то, во всяком случае, всеобщее недоумение антииранскими действиями США, переходящее в отторжение всего американского. Проявляющиеся у иранцев симпатии к западному образу жизни подвергаются испытаниям антиамериканизмом. С трудом пробивающая себе дорогу, но все же укрепляющаяся в последние годы в исламском Иране так называемая вестернизация сходит на нет. Не следует забывать и воздействие на людей тотальной антиамериканской, антизападной официальной пропаганды, ведущейся исламскими радикалами, находящимися у власти. Поэтому расчет Рафсанджани использовать в предвыборной борьбе тезис на постепенное сближение с США не оправдался.

В свою очередь, Махмуд Ахмадинежад, а точнее, те радикальные исламистские силы, которые сделали на него ставку, во-первых, правильно оценили внутриполитическую обстановку в стране, учли настроения различных слоев населения и, во-вторых, адекватно позиционировали своего кандидата – молодого, светского, но бесконечно преданного делу исламской революции (что он доказал своей боевой юностью) самородка, выходца из низов, сделавшего карьеру самостоятельно, исключительно благодаря завоеваниям исламского строя. Кроме того, и это отмечают даже его недруги, на протяжении всей своей карьеры он был кристально честен, справедлив и вел праведный, скромный образ жизни. При этом, отстаивая исламские ценности, Ахмадинежад был беспощаден к врагам и строг к недостаткам своих друзей.

Молодой честный инженер Махмуд Ахмадинежад оказался более близким и понятным массам, чем высокопоставленный исламский олигарх ходжат-оль-эслам Али Акбар Хашеми-Рафсанджани. И это, несмотря на то, что программа избранного президента не была столь конкретна и ясна, как у его соперника.

Действительно, все программные заявления победившего на выборах Ахмадинежада были облечены в расплывчатые формы: создание в Иране в рамках существующего исламского строя общества социальной справедливости; построение истинно «исламского общества» при полном использовании достижения исламской революции 1979 года. В экономике — «разумное сочетание» частной, государственной и кооперативной собственности для обеспечения экономического прогресса при осуждении рыночных методов (по мнению Ахмадинежада, рынок — это разновидность азартной игры, которой не должно быть места в подлинном исламском обществе). Главное у нового президента – это абстрактная по сути идея обеспечения «экономической справедливости».

Наибольшей консервативностью отличаются взгляды М. Ахмадинежада в области культурной политики: образ жизни иранской нации «должен соответствовать историческим, национальным и религиозным традициям», а свобода выбора образа жизни все же должна быть ограничена «религиозностью большинства иранского населения и соблюдением основных ритуалов и законов ислама и шариата». По его мнению, культурно-империалистическое влияние Запада разрушает исламско-иранскую идентичность. Его требования — снова вернуться к строгому правилу ношения чадры, запретить поп-музыку и западное мышление, следовать принципу строгого разделения полов.

У нового президента ИРИ есть опыт борьбы с чуждым влиянием Запада в масштабах Тегерана, где он в течение года был мэром. Ахмадинежад намеревался строить дома с несколькими лифтами для раздельного их использования мужчинами и женщинами, требовал поголовного ношения бород мужским населением столицы и осуждал попытки женской половины населения города «превратить уличные тротуары в подиум для показа мод». Хотя, как отмечал автор в начале статьи, в тегеранских условиях эти указания мэра никак не осуществлялись на практике. Правда, из города были изгнаны все «макдоналдсы» и ликвидированы рекламные щиты с постерами английского футболиста Дэвида Бэкхема в спортивных трусах и майке как пропаганда развратного западного образа жизни.

Во внешнеполитической риторике Махмуд Ахмадинежад также активно использует слово «справедливость» (справедливые отношения между государствами). Он выступает за налаживание отношений со всеми государствами, которые «не проповедуют агрессию и силовые методы» в мировой политике. Безусловный приоритет он отдает связям с мусульманскими странами и соседями по региону (причем в плане их консолидации в борьбе против США и Израиля). Президент заявляет, что хочет мирно сосуществовать со всеми другими государствами. Единственным исключением является Израиль. В отношениях с США декларируется холодность: «Мы не нуждаемся в отношениях с ними».

Одной из главных задач Ирана в современном мире Ахмадинежад считает проведение грани между «друзьями» и «врагами», а также выяснение тактики врагов Ирана, оказание конкретного сопротивления их планам и своевременное предупреждение иранской нации об исходящих от врагов угроз. Здесь опять на первые места выходят «сатана номер один» Америка и «сатана номер два» Израиль, или, по традиционной терминологии, принятой в Тегеране, «незаконный сионистский режим».

Уже после победы на выборах новый президент выделил два момента во внешней политике страны, которые не могут не настораживать. Первый – имперско-националистический. Недавно Махмуд Ахмадинежад заявил, что президентские выборы в ИРИ изменили региональный и международный баланс сил в пользу Ирана, и надо наращивать усилия в этом направлении. Второй – мировая исламская революция. На днях Ахмадинежад выразил надежду, что исламская революция, которая одержала победу в Иране в 1979 году, распространится на весь мир. По его мнению, эпоха угнетения, авторитарных режимов, тирании подходит к концу, и «скоро волна исламской революции прокатится по всему миру». Давно из Тегерана не было слышно таких речей.

В целом, можно констатировать, что программные заявления нового президента ИРИ по вопросам внутренней и внешней политики, экономики, социальной и культурной политики есть почти дословное изложение взглядов покойного лидера исламской революции и основателя Исламской Республики Иран аятоллы Хомейни. Это возвращение к первым революционным годам, когда приоритет во всех сферах общественной жизни был отдан исламистскому тоталитаризму.

Махмуду Ахмадинежаду, его покровителям и пиарщикам удалось соединить отдельные идеи имама Хомейни с левосоциалистическими лозунгами, замесив их на исламских постулатах и упаковав в популистскую оболочку. Такой «товар» был доступен и понятен беднейшему большинству населения Ирана (напомним – около 70%), которые и предпочли выходца из своей среды элитарному ходжат-оль-эсламу. Некоторые аналитики в связи с этим проводят такие параллели: нищие, изверившиеся люди склонны к простым решениям – в Европе они идут за ультралевыми или фашистами, в Иране же поддерживают исламских радикалов типа Ахмадинежада.

Нельзя игнорировать и такой фактор, как возросшее во всех слоях населения недоверие к «муллократии». Ведь формально по своему происхождению и социальному статусу Махмуд Ахмадинежад принадлежит к светской части иранского общества. Как сказал автору этих строк один пожилой тегеранец — водитель такси, «шах был ужасен, но эти муллы ужаснее в тысячи раз».

Следует упомянуть также тот факт, что некоторые «прозападные» избиратели голосовали во втором туре за Ахмадинежада, исходя из принципа «чем хуже – тем лучше». По их мнению, приход к власти радикального исламиста ускорит процесс возрастания недовольства в народе, изолирует Иран на международной арене, что в результате приведет исламский режим к краху. Примечательно также, что по сравнению с первым туром во втором к урнам не пришли почти миллион избирателей, разочаровавшихся в своих надеждах.

Границы иранской демократии

Прошедшие в Иране президентские выборы не только сконцентрировали внимание мирового сообщества на этой стране, но и подняли вопрос о демократии, ее разновидностях, прежде всего в мусульманском мире.

Так что же сегодня представляет собой Исламская Республика Иран? Где проходят границы, разделяющие демократию по-ирански и исламистский тоталитаризм?

Как в любой республиканской государственной системе, конституция ИРИ провозглашает разделение законодательной, исполнительной и судебной ветвей власти. Законодательная власть в Иране осуществляется парламентом — собранием (меджлисом) исламского совета, состоящим из 290 членов и избираемым на четырехлетний срок из представителей народа прямым тайным голосованием.

Во главе исполнительной власти стоит президент, избираемый на четыре года прямым тайным голосованием. Он формирует состав правительства, который утверждается меджлисом.

Главу судебной власти (судебной коллегии) назначает руководитель страны на пятилетний срок из числа сведущих в судебных делах авторитетных священнослужителей. Глава судебной коллегии имеет право назначать и увольнять судей, предлагать законопроекты, связанные с судебной властью. Он фактически независим от двух других ветвей власти: исполнительной и законодательной и ответственен только перед руководителем страны.

Избирательный закон в ИРИ вполне демократичен: всеобщее избирательное право (в том числе и для женщин), прямое и тайное голосование на пропорциональной основе, отсутствие имущественного ценза. Избирать имеют право все граждане страны, достигшие 15-летнего возраста.

Однако Исламская Республика Иран — уникальное государственное образование современности. Его своеобразие заключается в некоторых присущих только Ирану особенностях. Прежде всего, это система государственности, названная «велаяте-факих», то есть правление шиитского духовного лидера. Гносеологически феномен «валаяте-факих» опирается на принцип преемственности правления имамов, являющийся одним из устоев шиизма. Теоретические основы такого правления разработаны имамом Хомейни и зафиксированы в конституции страны. «Велаяте-факих» — это принцип общественно-политического устройства, воплощенный в канонизированной власти общепризнанного, справедливого богослова-правоведа, представляющего собой высшую инстанцию духовной, шиитской авторитетности – «марджайе таглид» и выбранного узким кругом исламских клерикалов-экспертов из среды высшего шиитского духовенства. Это — верховный руководитель ИРИ. Ему принадлежит вся полнота власти в Иране — духовной, государственной, политической и военной. В качестве духовного лидера нации его называют факих — глава шиитской общины; в качестве общегосударственного политического вождя — рахбар — руководитель страны; в качестве военного лидера — Верховный главнокомандующий всеми вооруженными силами ИРИ.

При руководителе действует несколько сугубо теократических институтов: Согласительный совет (или Совет по определению блага строя – «Маджмайе ташхисе маслахате назам»), Наблюдательный совет (или Совет хранителей конституции – «Шоурайе негяхбане кануне асаси»), Совет старейшин (или Совет экспертов – «Шоурайе хобреган»), Совет по политике возрождения, Высший совет по культурной революции.

Согласительный совет формируется по распоряжению руководителя для определения им правомочности сторон и выбора решения, если принятые парламентом решения по заключению Наблюдательного совета противоречат законам ислама или конституции, а меджлис не согласен с этим. Кроме того, этот орган консультирует руководителя при определении целесообразности принятия наиболее важных решений всеми государственными институтами и соответствия их законам шариата и конституции.

Наблюдательный совет (НС) — важнейший орган в государственной структуре Ирана. Его главная задача — толкование конституции ИРИ и определение соответствия всех решений парламента законам шариата, учению пророка Мохаммада и конституции ИРИ. Кроме того, на НС возложены задачи по наблюдению и контролю за выборами Совета старейшин, президента, парламента, за проведением общенациональных референдумов, а также за подлинностью их итогов.

Совет старейшин — специальный орган, создаваемый для определения и назначения руководителя. Поименный и количественный состав Совета старейшин определился Наблюдательным советом и был утвержден аятоллой Хомейни в декабре 1982 года.

Совет по политике возрождения (СПВ) стал, по существу, высшим экономическим советом, определяющим основные направления развития национальной экономики. Он имеет семь подкомитетов: промышленный, аграрный, финансовый, торговый, транспортный, социально-бытовой и жилищный.

Высший совет по культурной революции (ВСКР) является одновременно законодательным и исполнительно-распорядительным органом в сфере идеологии, культуры и образования. Обладает в своей сфере полномочиями и парламента и правительства. Нормативные акты ВСКР вступают в силу с момента их принятия и не подлежат дальнейшему утверждению.

Все вышеназванные исламские органы контролируют и направляют работу республиканских институтов в стране на основе соответствия их деятельности шиитским законам и нормам.

Исламская Республика Иран – идеологизированное государство. После победы исламской революции и установления жесткого шиитского правления в стране насильственно укреплялось господство единой государственной идеологии. Такой идеологией в ИРИ стал шиизм в его крайне фундаменталистской форме – «панисламского неошиизма Хомейни».

Конституция ИРИ законодательно закрепляет данное положение. Основной закон провозглашает: абсолютная власть над миром принадлежит Богу (Аллаху), все стороны жизни подчиняются религиозным нормам. То есть для современного Ирана ислам в его шиитской форме шире и глубже, чем идеология, — это образ жизни. Более того, ислам в его идеологической ипостаси в условиях Исламской Республики стал, по сути, стержнем иранской государственности, без которого рухнет вся система клерикальной власти. Пожалуй, ни в одной другой стране мира религиозные догмы, целенаправленно превращенные в официальную идеологию, не играют такой институциональной роли, как в ИРИ.

Шиитское духовенство в качестве одной из главных своих целей определило полную исламизацию всего общества путем расширения сферы влияния религии на позиции, которые в других обществах занимает идеология, с одновременным превращением их в орудие политической борьбы. Как заявляют политико-религиозные деятели ИРИ, «наша политика — то же самое, что наша религия, а наша религия- то же, что наша политика». Таким образом, границы между религиозной и политико-идеологической работой в значительной степени были размыты и ныне представляют собой единый процесс.

Примечательно, что высшие представители иранского духовенства еще до захвата власти в Иране в 1979 году глубоко и тщательно изучали организацию, формы и методы агитационно-пропагандистской деятельности, политико-идеологической и морально-психологической обработки населения, которые существовали в Советском Союзе, нацистской Германии и других тоталитарных режимах. Именно поэтому формы и методы пропаганды в Исламской Республике Иран, а также организация политико-идеологического аппарата (особенно в вооруженных силах ИРИ) практически в мелочах копируют аналогичную структуру этих режимов.

Безусловно, исторические параллели всегда условны. Но сравнение напрашивается само. В Советском Союзе также существовали республиканские институты: парламент (Верховный Совет), назначаемое им и подотчетное ему правительство, глава СССР — сначала в лице председателя Президиума Верховного Совета СССР, затем — президента, точно в установленный срок проходили всеобщие выборы (точнее — голосование) всех уровней и так далее. Но кроме (а вернее – сверх) этих республиканских институтов в СССР был Центральный комитет КПСС – главный хозяин страны. Именно он фактически (а после принятия брежневской конституции в 1977 году, где в статье 6 была прописана «руководящая и направляющая роль КПСС») и юридически управлял страной, выхолащивая весь демократизм из республиканских институтов. Этот орган полностью и безраздельно контролировал и законодательные и исполнительные ветви власти, устанавливая диктатуру одного мнения, одной идеологии, одной политики.

Но все же, но все же… Если продолжить сравнение, то, вне всякого сомнения, поле демократии в Исламской Республике Иран, как ни странно, значительно шире. В ИРИ в рамках одной идеологии «хомейнизма», одной политической системы «велаяте-факих» нет одного мнения, нет одной политики. Фракционность пронизывает весь истеблишмент страны. Разброс взглядов велик — от самого радикального исламизма (некоторые аналитики говорят об идейной близости иранских радикалов с афганскими талибами) до практически западного либерализма в экономике и политике. При этом влиятельные радикально-консервативные круги полагают, что Иран должен развиваться под знаменем идей аятоллы Хомейни собственным уникальным ирано-шиитским путем во всех сферах – в экономике, политике, культуре, образовании и так далее под лозунгом первых дней революции: «Ни Запад, ни Восток – только исламская революция». Реформаторы-либералы считают необходимым в рамках исламской конституции расширять демократию, укреплять права человека и активнее входить в мировую экономическую систему. Диапазон мнений в Иране широк, что подтверждает факт наличия в этой стране своеобразного «исламского плюрализма».

Такая ситуация предполагает наличие политических партий и организаций. И они в ИРИ есть: зарегистрировано более 100 партий, религиозно-политических, общественных и профессиональных организаций (по некоторым данным до 200).

При всем этом, пожалуй, не стоит подходить к партийно-политическим процессам в Иране с европейскими мерками. В отличие от практики Запада политические силы Ирана, как правило, не имеют четко оформленных организационных структур с уставами, программами и прочими атрибутами политических партий. Все они достаточно аморфны и держатся на приверженности их сторонников взглядам и пристрастиям своих лидеров, которых поддерживают в данный момент те или иные финансово-экономические и социальные слои иранского общества в зависимости от складывающейся политической конъюнктуры.

При малейшей угрозе кардинальным основам исламского режима и либералы, и прагматики, и фундаменталисты-консерваторы вне зависимости от своих политических пристрастий объединяются в единый фронт. Ведь, по сути, разногласия между различными политическими движениями в иранском обществе касаются лишь вопросов выбора путей дальнейшего развития страны при безусловном укреплении исламского строя в Иране.

Борьба между фракциями идет в основном в верхних и средних эшелонах власти, мало затрагивая основную часть населения ИРИ. Но ситуация меняется накануне выборов. Различные движения начинают борьбу за голоса, за электорат. Это нормальная практика всех демократических обществ. И последние выборы президента ИРИ наглядно это показали.

Исламская Республика Иран демонстрирует достаточно высокий уровень электоральной демократии, которой нет ни в одной из стран Ближнего и Среднего Востока (быть может, за исключением Израиля). В этом плане ИРИ могла бы стать положительным примером для многих арабских, да и мусульманских государств в целом.

В этой связи вполне корректно было бы говорить о широкой демократии в Иране в узких и жестких рамках исламской государственности.

Заключение

Девятые президентские выборы в Иране констатировали конец почти десятилетней иранской «оттепели». Споры о том, был ли олицетворявший этот период иранской истории президент Мохаммад Хатами иранским Горбачевым или Хрущевым, разрешились. Он так же, как и его советский коллега Никита Хрущев, не смог в рамках существующего строя провести реформы сверху. По всей видимости, высшая политическая элита в ИРИ, так же как и советская в 60-х годах прошлого века, достаточна сильна, чтобы контролировать ситуацию в государстве и регулировать ход и амплитуду политического маятника в стране. К тому же иранское общество, как и советское, было не готово к радикальным изменениям.

Однако «оттепель» Хрущева родила целую социальную прослойку в советском обществе, получившую название «шестидесятники». Эти люди оказали существенное влияние на социально-политическую и культурную жизнь СССР. «Оттепель» Хатами также изменила духовную, да и политическую атмосферу в стране. Будут ли результаты? Покажет будущее. Во всяком случае, сегодня к руководству исполнительной власти в ИРИ пришел отнюдь не иранский Горбачев.

Но не стоит забывать, что 24 июня иранские избиратели выбрали, по сути, премьер-министра страны, который играет хоть и заметную, но все же не первую роль в ИРИ. Генеральная линия политики Ирана разрабатывается руководителем ИРИ аятоллой Хаменеи, его канцелярией и окружением. Именно эта группа, кстати, вполне адекватная и толерантная, давала возможность президенту Хатами «открывать» Иран миру и проводить свой реформаторский курс, но только в тех пределах, которые не выходят за рамки исламской государственности, строго очерченной принципом «велаяте-факих». Примечательно, что уже спустя 10 дней со дня выборов руководство Корпуса стражей исламской революции объявило о безоговорочной поддержке новоизбранному президенту Ирана Махмуду Ахмадинежаду. Причем четыре года назад президенту Ирана Мохаммаду Хатами так и не удалось добиться поддержки КСИР. Более того, командование Корпуса в резкой форме предупредило Хатами и его сторонников, что не позволит проводить реформы, способные подорвать исламский режим.

Вполне вероятно, что исламский либерализм президента Хатами (а также прагматизм предыдущего президента – Рафсанджани) был нужен руководителю ИРИ Хаменеи по чисто практическим соображениям — для вывода страны из социально-экономического кризиса конца 80-х — начала 90-х годов, из положения международной полуизоляции.

Однако логика внешней и внутренней политики президента Хатами диктовала необходимость выйти за установленные еще аятоллой Хомейни рамки: пересмотр некоторых положений конституции, в частности, касающихся прав президента, роли высших теократических институтов, и, самое главное, подвергала сомнению основополагающий принцип «велаяте-факих». Этого допустить аятолла Хаменеи не мог.

Потребовалась смена курса для сохранения основ исламской государственности. Защитить генеральную политическую линию мог только один из семи кандидатов в президенты – Махмуд Ахмадинежад, преданный делу исламской революции, молодой, честный, не столь искушенный в политических интригах и управляемый (правда, насколько управляемый, покажет будущее).

Можно не сомневаться, что кандидатура Ахмадинежада была выбрана и одобрена руководителем ИРИ и его сподвижниками задолго до выборов, результаты которых показали большой потенциал и возможности всего механизма власти аятоллы Хаменеи.

Суммируя все вышесказанное, не стоит делать апокалипсических прогнозов. Маловероятно, что политика Исламской Республики Иран претерпит кардинальные изменения. Да, будут затянуты гайки внутри страны, начнется очередной виток в борьбе за строжайшее выполнение норм и законов шариата, возможно, усилится цензура в СМИ и в сфере культуры, расширится пропагандистская деятельность.

При этом новому президенту будет нелегко объяснить иранцам необходимость проведения тех или иных мер в рамках своей программы. Его опора в массах меньше, чем кажется. Во втором туре за него проголосовали чуть больше 17 млн человек – это 36,5% всех иранцев, имеющих право голоса. А меры Ахмадинежаду придется принимать решительные, особенно в экономике. Имея в виду экономические взгляды нового президента, можно сказать, что эти меры не совсем будут соответствовать требованиям времени и экономическим законам. Неудачный опыт внедрения в ИРИ элементов «тоухидной» экономики в первые годы исламской революции показал, что экономическими процессами нельзя управлять с помощью благих намерений в рамках норм шариата. Конечно, Ахмадинежаду старшие «товарищи» подскажут, как нужно. Но будут ли на стороне нового президента финансовая и бизнес-элита страны? Будут ли под нового главу исполнительной власти вкладывать свои капиталы в иранскую экономику иностранные партнеры?

Конечно, теперь, после прошедших выборов, все ветви власти в ИРИ находятся в руках радикалов-консерваторов, контролируемых высшим руководителем Ирана. Это, безусловно, облегчит выработку, прохождение и принятие тех законов, которые, по мнению властей, будут необходимы для страны. Такая ситуация позволит ликвидировать последствия имевшего места в течение почти десяти лет структурного кризиса режима, когда при либеральном реформаторе-президенте (и при либеральном парламенте) сталкивались интересы теократических и чисто республиканских институтов власти. Можно предполагать, что это позволит стабилизировать обстановку. Хотя бы в высших эшелонах власти.

Во внешней политике также резких поворотов ожидать не следует. Иран находится не в вакууме. Он тысячами нитей связан с мировым сообществом и в значительной степени зависит от него. Конечно, вполне возможно отдаление начала нормализации отношений с США, некоторое усиление ирано-израильского противоборства, ужесточение антиамериканской и антиизраильской риторики. Даже по наиболее актуальному вопросу – проблеме ядерных программ ИРИ — скорее всего особых сюрпризов не будет. Ведь весь иранский истеблишмент по ядерной проблематике един. Изменится, быть может, тактика ведения переговоров с Европейским союзом, что усложнит работу европейцев.

Таким образом, президентские выборы в Иране показали, что механизм исламской власти пока исправно функционирует. Его пружина четко управляет политическим маятником, контролируя скорость, амплитуду и направление этого движения.

63.06MB | MySQL:102 | 0,494sec