30 сентября 2017 г. исполнилось два года с момента объявления о начале российской военной операции в Сирии. Эта дата дала повод подвести некоторые ее итоги. Началу российской операции предшествовала просьба о помощи к президенту РФ В.В.Путину со стороны главы Сирии Б.Асада, что придало легальность российскому военному присутствию в САР.
Главным политическим итогом операции, несомненно, стало сохранение у власти режима Башара Асада. Второй итог – заметно изменился формат войны – из гражданской она все больше трансформируется в войну против радикальных исламистских группировок, главными из которых являются «Исламское государство» (ИГ) и «Тахрир аш-Шам» (обе запрещены в РФ). Третий итог – за два года Россия подтвердила и укрепила свой статус важнейшего игрока на ближневосточном пространстве.
Среди прочих итогов надо отметить, что благодаря тесной работе России (она велась как в рамках Астанинского процесса, так и на двусторонней основе) с теми странами, которые имеют рычаги влияния как на «умеренную» вооруженную оппозицию, так и на радикальные группировки, появилась возможность заметно снизить накал внутрисирийского противостояния, что позволило режиму перенацелить свои усилия на уничтожение в первую очередь международных джихадистских формирований.
У России тесные отношения сложились в двустороннем формате с такими странами, как Израиль, Египет, Иордания, что вряд ли можно сказать по разным причинам про Турцию и Иран.
Военные итоги двух лет операции следует рассматривать в двух измерениях. Во-первых, что она дала Сирии? Во-вторых, как она повлияла на развитие и строительство российской армии?
Относительно первого измерения: к исходу второго года российской военной операции очевидно, что в ближайшее время будет оформлено военное поражение ИГ в Сирии. Последнее, по данным российских военных, контролирует сейчас примерно 13% территории страны. Дело за малым – объявить о полном освобождении провинций Ракка и Дейр эз-Зор. Первую уже несколько месяцев при поддержке международной коалиции во главе с США штурмуют формирования «Сил демократической Сирии» (СДС), в которых доминируют курды. Два гарнизона сирийской армии во второй были деблокированы совсем недавно, и теперь правительственные силы, пусть и не без проблем, развивают наступление в этой провинции. Полностью освобождены, то есть перешли под контроль Дамаска, значительные территории в провинциях Алеппо, Хомс, Хама. Восстановлен контроль над значительными участками государственной границы с Ливаном, Иорданией, Ираком.
Еще один важный результат – в целом разрушена инфраструктура финансовой подпитки ИГ.
Однако остается близкая к «Аль-Каиде» группировка «Тахрир аш-Шам» (в начале сирийского конфликта она называлась «Джебхат ан-Нусра»). И с учетом ее численности – она, по данным Минобороны РФ, имеет в Сирии под ружьем в 2,5 раза больше человек, чем ИГ – очевидно, что с ней придется повозиться, особенно с учетом той поддержки, которую она получает из некоторых стран Персидского залива, прежде всего Саудовской Аравии.
Стало очевидно, что в российском военно-политическом руководстве был сделан правильный выбор в пользу разгрома джихадистских группировок по частям. Первой целью стало ИГ, второй, несомненно, станет и уже становится «Тахрир аш-Шам».
В любом случае ценой вопроса стала гибель в Сирии в результате боевых потерь 38 российских военнослужащих. Были и небоевые – вспомним самолет с ансамблем имени Александрова, разбившийся под Сочи в конце декабря 2016 г.
Несмотря на позитивный в целом военный итог двухлетней кампании, остались вопросы по некоторым эпизодам боевых действий. Достаточно вспомнить прорыв боевиков ИГ к Пальмире, которую пришлось брать во второй раз, а также совсем «свежий» прорыв боевиков группировки «Тахрир аш-Шам» в провинции Идлиб.
Что касается второго измерения: несомненно, российские военные получили в Сирии неоценимый боевой опыт. Через боевые вылеты в небе Сирии прошло подавляющее большинство пилотов Воздушно-космических сил России, включая летчиков армейской авиации. Впервые — на официальном уровне — боевое крещение прошли Силы специальных операций. В боевых действиях были испытаны сотни образцов новейших вооружений и боевой техники, включая крылатые ракеты «Калибр» разных видов базирования. В августе 2017 г. заместитель министра обороны РФ Юрий Борисов заявил, что Россия «обкатала» в Сирии практически все новинки отечественного оборонно-промышленного комплекса – более 600 образцов, при этом от ряда образцов пришлось отказаться, так как они не выдержали предъявленных требований. Тем не менее подавляющее большинство образцов прошло проверку боем, и это сразу же заметно повысило спрос на них у зарубежных партнеров по линии военно-технического сотрудничества.
Опыт руководства межвидовой группировкой при ведении реальных боевых действий на удаленном театре военных действий получил высший командный состав российской армии.
Россия закрепилась на территории Сирии, имея там в качестве своих военных объектов пункт материально-технического обеспечения ВМФ в Тартусе и авиабазу «Хмеймим».
Несколько официальных цифр. В связи с двухлетней годовщиной российской военной операции в Сирии среди прочих цифр было названо, что за это время ВКС России совершили более 30 тысяч боевых вылетов, нанесли более чем 92 тысячи авиаударов, уничтожили свыше 96 тысяч объектов международных террористических группировок, уничтожили почти 54 тысячи боевиков террористических группировок.
Чтобы не бить только в барабаны – хотя они вполне заслужены — необходимо признать, что операция в Сирии высветила и некоторые проблемы в военном строительстве. В частности, она показала нехватку в составе Вспомогательных сил ВМФ России достаточно числа судов, способных обеспечить надлежащее снабжение удаленной группировки. В этих условиях основную тяжесть воинских перевозок взяли на себя большие десантные корабли четырех флотов ВМФ России. Но их же ресурс не безграничный! Приобретение у Турции четырех фактически списанных сухогрузов вообще не выдерживает никакой критики. Это, как представляется, тема отдельного исследования, особенно на предмет – сколько походов они выполнили к берегам Сирии и что с ними сейчас?
Несомненно, требует решения вопрос доступа военнослужащих к средствам мобильной связи и интернету в ходе подготовки и проведения военных операций в ракурсе проблемы стратегической маскировки. Недопустимо – как это было в начале операции – когда отдельные военнослужащие выкладывали свои фотографии, например, на палубах кораблей на фоне моста через Босфор. Но это – проблема конкретных командиров и компетентных органов.
Если учесть, что в начале российской операции в Сирии ее заявленной целью было следующее: «Мы, разумеется, не собираемся лезть в этот конфликт с головой, наши действия будут осуществляться строго в заданных рамках. Во-первых, мы будем поддерживать сирийскую армию исключительно в ее законной борьбе именно с террористическими группировками, во-вторых, поддержка будет осуществляться с воздуха без участия в наземных операциях», очевидно, что реальный формат российской операции заметно изменился в сторону его расширения. Во многом это было связано с объективной реальностью – неспособностью сирийской армии и ее союзников из-за ограниченности человеческих ресурсов эффективно бороться с террористами.
В целом можно констатировать, что пока до победы над международными террористическими организациями в Сирии не близко (вспомним хотя бы про «Тахрир аш-Шам»), а значит, цели операции достигнуты к настоящему времени лишь частично.
Что касается политического будущего существующего режима, то оно не представляется безоблачным. Главное – не допустить развала Сирии. Но ее политическое устройство после шестилетней гражданской войны и войны против терроризма видится в виде федерации или даже конфедерации, против чего категорически против Дамаск. Как убедить его в необходимости политических изменений? Этот вопрос пока не имеет ответа. Наиважнейшая задача при этом – скорейшее решение проблемы сирийских курдов.