Итоги референдума в Иракском Курдистане (ИК) встретили жесткое оппозицию со стороны основных региональных стран в лице Турции, Ирана и Ирака. При этом за скобками остается реакция на это событие со стороны КСА, ОАЭ и Кувейта. Политика этих стран по отношению к референдуму о независимости ИК обладает известной двойственностью по ряду причин. Основным в данном случае является факт того, что в этих странах отсутствуют традиционные компактные ареалы проживания курдов и соответственно перед ними не стоит вариант «эффекта домино» в рамках попыток создания «Великого Курдистана». Именно этот момент не оставляет никакого маневра для Анкары или Тегерана и определяет их категоричную негативную позицию по референдуму, но при этом Эр-Рияд и Абу-Даби могут позволить себе более свободно рассматривать сам факт проведения референдума и строить в этой связи свои планы. При этом отметим, что в данном случае у Саудовской Аравии и других стран-членов ССАГПЗ четкой позиции по вопросу сепаратизма курдов на настоящий момент нет. Рискнем это утверждать категорично, несмотря на то, что ряд российских экспертов по курскому вопросу, поспешили утверждать, что тот эе Эр-Рияд поддерживает Эрбиль. Не все так однозначно. Двойственность позиции стран-членов ССАПГЗ выражается и в разновекторности их публичной реакции. На официальном уровне — это безусловное осуждение и призыв к Эрбилю минимизировать свою активность в рамках государственного обособления и начать переговоры с Багдадом. На уровне частных  СМИ — поддержка стремления курдов к самоопределению. Принимая во внимание уровень и степень «независимости» частных СМИ в аравийских монархиях, следует однозначно сделать вывод о том, что таким   способом страны-члены ССАГПЗ стараются подать сигнал Эрбилю о том, что  их официальная позиция не является окончательной и способна к трансформации. Или, по крайней мере, что руководству Иракского Курдистана стоит различать официальную  неофициальную позицию этих стран.

Безусловно, что позицию аравийских монархий в данном случае необходимо оценивать в связи с конкретными интересами каждой из них. Например,  КСА безусловно заинтересовано в распространении своего влияния на суннитский сегмент иракского общества, которое в настоящее время минимизировано, а этот момент автоматически снимает сейчас с повестки дня официальную поддержку Эр-Ряидом любых сепаратистских устремлениям со стороны курдов просто с учетом жесткой оппозиции суннитской элиты Ирака к такому сценарию развития ситуации. Кроме этого, у Эр-Рияда безусловно присутствует боязнь бесконтрольного распада Ирака с одновременным распространением зоны хаоса на территорию королевства. С другой стороны курдский аспект рассматривается в КСА как важный фактор сдерживания иранской экспансии в Ираке, и, прежде всего в рамках препятствования созданию т.н. «шиитской дуги» от Ирана до Ливана через Ирак, которая стала приобретать реальные перспективы в силу поражения суннитов в Сирии. Вот этой попыткой усидеть на двух стульях и характеризуется нынешняя позиция КСА по курдскому референдуму.

Совершенно иной политикой на этом направлении надо признать практические действия  ОАЭ, которые обусловлены двумя основными факторами: а) отсутствием единых границ с Ираком; б) стремлением использовать  курдский референдум для создания максимальных проблем для Турции в первую очередь, и Ирана — во вторую. ОАЭ занимает первое место среди стран ССАГПЗ по инвестициям в ИК и обладает наибольшей степенью уровня дипломатических и политических связей с Эрбилем. ОАЭ имеют в Эрбиле генеральное консульство с 2012 года (КСА — с 2016 года, Кувейт — с 2015 года). Благодаря именно лоббистским усилиям Абу-Даби в 2015 году президент курдской автономии М.Барзани посетил Эр-Рияд и Абу-Даби, а подданные этих монархий (как и Кувейта) получили право на безвизовый въезд в ИК. Отметим, что на сегодня в ИК аккредитовано более 130  компаний и бизнес-структур из ОАЭ. Это наибольшее количество среди всех стран ССАГПЗ, и 80 процентов всех эмиратовских инвестиций в Ираке сконцентрировано как раз в ИК. Отметим, что тот же Кувейт, который раньше других стран-членов ССАПГЗ вошел с инвестициями в Ирак, логично разместил их львиную долю на юге, ближе к своим границам и соответственно в шиитских районах. Таким образом, Кувейт безусловно держит курс на диалог и укрепление своих отношений с Багдадом в рамках сдерживания суннитского влияния. И в данном случае весь спектр отношений Кувейта с Багдадом имеет в своей основе память об интервенции иракских войск в Кувейт во времена «суннитского правления» С.Хусейна. Эмиратовцы же в этой связи больше опираются на антитурецкий аспект своего присутствия в Ираке, и прежде всего в ИК. Оторвать Эрбиль от сферы турецкого влияния, или, по крайней мере, самым серьезным образом, минимизировать степень такого влияния является на сегодня главной задачей Абу-Даби. И соответственно финансирование недавнего референдума в ИК со стороны ОАЭ — это важнейший ход на в этом направлении. Особенно с учетом импульсивного и невыдержанного характера турецкого президента Р.Т.Эрдогана, чья реакция была предсказуемой.

В этой связи отметим, что политика КСА и ОАЭ на курдском направлении сейчас будет характеризоваться следующими моментами. Первый и основной. Эти монархии на официальном уровне безусловно воздержатся сейчас от поддержки итогов референдума о независимости, но при этом де-факто будут наращивать свое присутствие в этом регионе Ирака. Делаться это будет под эгидой организации посредничества между Багдадом и Эрбилем в рамках разрешения этого кризиса с конечной целью поступательного движения в сторону развития процесса превращения Ирака в конфедерацию. Именно система конфедерации или максимальная степень признания широкой автономии ИК  является для ОАЭ и КСА основной задачей на сегодня и на среднесрочную перспективу. При этом в планах Эр-Рияда имеется и задача максимального сглаживания отношений по оси сунниты — курды, поскольку их планы по конфедеративному устройству Ирака подразумевают и проект по организации суннитской автономии по пимеру существующей сейчас в ИК. Проще говоря,  интересы аравийских монархий на иракском направлении сейчас лежат в сфере  лоббирования конфедеративного устройства государства, что фактически означает вариант межконфессионального разделения страны при официальном сохранении ее «территориальной целостности».